Конверт, кукуруза и заброшенная больница
Шрифт:
– Нет, я из полиции. Инспектор Гирс, Даниил Владимирович.
– Аааа… ну да. Рудольф Петрович предупредил, что всех будут беспокоить из полиции. Жалко бабку Зинаиду. Шустрая такая была. Всегда булки мне в котельную таскала, добрая душа. – Парень вытер руки об ветошь, потом еще раз вытер, на этот раз об замасленный подол халата, но чище они не стали. – Меня Алексей зовут. Леха Черепашкин.
– Давно ты тут работаешь?
– Полтора года. – Леха перевернул тачку, бросил в нее огромные рукавицы и проволочные грабли. – Думал, что уже никогда
– Да уж. Наслышан я про ваши переезды.
– Да пошли они куда подальше, эти чинуши…. – парень в сердцах махнул рукой. – Все друг на друга кивают, работать только никто не хочет.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать недавно исполнилось. А что?
– Странно.
– Что странно? – Леха подтащил тачку к куче листьев, начал перекидывать их в кузов.
– Обычно люди в твоем возрасте рассуждают по-другому.
– Да-да…. – налегая на грабли, откликнулся парень. – Рассуждать у нас любят, хлебом не корми.
– Учишься?
– Пока нет. Хотел поступать в Заскучновске в медицинский, но пока не время.
– Почему?
– Чтобы учиться, деньги нужны. Или папаша с кошельком. А у меня ни того ни другого нет. И никогда не было!
– Ясно. С матерью живешь?
– И не с матерью. – Равнодушно ответил Леха. – Мать умерла, когда я в восьмом классе учился. Пила она здорово….
– Значит, ты сам по себе. Самостоятельная единица.
– Уже год как самостоятельная. Деда схоронил год назад, теперь вот живу, как хочу, небо копчу. – Улыбнулся парень. – Только не надо меня жалеть. У меня все тип-топ.
– Это хорошо, когда все тип-топ. – Кивнул Даниил. – Я, собственно, по другому вопросу к тебе подошел.
– А спрашивайте!
– Соседи тебя не беспокоят? По ночам не пугают?
– Какие еще соседи? – Леха даже листья кидать перестал, удивленно вытаращил на полицейского темные большие глаза. – У нас вроде с соседями все в порядке.
– По парку соседи. – Уточнил Гирс. – Те, что губы черной помадой красят и по ночам развлекаются.
– Ах, эти…. – вернулся к своему занятию молодой человек. – Да они нормальные, на самом-то деле. Болтают про них чушь всякую, врут много. Они, конечно, большинством своим бездельники, от жиру так живут.
– Как?
– Днем спят, ночью куролесят…. Те, кто учатся где-то – прогуливают частенько, спиртное опять же….
– А ты?
– Неее…. Я не пью. Мне на эту гадость денег жалко. – Помрачнел Леха. – Да и здоровья. Помню я, как мать по ночам домой приходила, когда живая была. Нет уж, я в этот омут не хочу.
Наполнив тачку, парень подкатил ее к огню. Поднял с травы тяжелую большую, едва ли не в полтора метра кочергу, начал осторожно переворачивать костер. Тут же откуда-то снизу вынырнули колючие языки пламени, выбросили в воздух мелкое черное конфетти. Тягучее серое марево поднялось над горящими листьями, огонь же снова стал прозрачным, бесцветным в лучах утреннего солнца.
– Какие у тебя с ними отношения?
– Да
– Это точно. – Согласился Гирс. – В каждой компании есть свой герой дня.
– Вот-вот!! – широко улыбнулся Черепашкин. – Но если с ними нормально поговорить, то они не придурошные. Книжки какие-то читают, обмениваются ими между собой.
– Что за книжки?
– Да современные какие-то. Про войну, про гномов всяких. Видели, наверное, в книжных магазинах – страшные рожи с топорами на обложках.
– Видел. – Вздохнул полицейский. – А близко кого-нибудь их них ты знаешь?
– Живем-то на одной улице, так что все друг друга знаем. Но дружим не очень близко, мне с ними по ночам по кладбищу гулять некогда.
– По кладбищу?
– А то где еще? Они же неформалы. Типа красота там особая на кладбище, философия смерти, готика, романтика, знания тайные о потустороннем мире открываются в минуты просветления….
– Убедил! – усмехнулся Гирс. – Сагитировал ты меня. Схожу-ка и я ночью на кладбище. Давненько я там не был! Может быть, и меня посетит просветление!
Леха негромко рассмеялся, разогнулся на минуту, вытер рукавом лоб, покрытый крупными каплями пота с сажей:
– Губы-то черной помадой красить будете?
– Нет. – Передернул плечами полицейский, в глазах которого тоже на миг блеснул смех. – Губы, пожалуй, красить не буду.
Где-то в глубине парка раздался короткий глухой удар, будто потревожили тяжелый старый гонг.
– Я уже слышал такой звук. – Посерьезнел Даниил. – Что это?
– Да ничего особенного. – Парень закончил выгружать из тачки листья, откатил ее к котельной. – Это все наши неформалы с ума сходят. На часовне на втором этаже лежит кусок разбитого колокола. Вот они иногда по нему лупят, видимо, злых духов отгоняют. Только непонятно, чего это они сегодня с утра развлекаются? Обычно раньше вечера они не появляются. Спят.
– Откуда в часовне злые духи? – поинтересовался полицейский.
– В часовне точно, им взяться неоткуда. А вот дальше – там, где раньше больничное кладбище было, есть плохое место! Говорят, что оно проклято.
– Что же в нем плохого?
– Да всякое болтают. Верить только всему не надо.
– И все же!
– Говорят, что туда после полудня ходить нельзя. Кто ослушается, тот умирает в течение трех дней.
– А ты там был?
– Конечно, был. – С чувством превосходства ответил Леха. Потом чуть заметно смутился, негромко добавил. – Только до полудня, конечно! Позднее как-то трушу. Вдруг не зря болтают! Мне жить-то пока не надоело.
– А кто-нибудь еще туда ходил?
– Не знаю. Мне ведь за всеми следить некогда. Работа стоит.