Конвейер смерти
Шрифт:
– Мне стыдно за тебя как за командира роты. А впрочем, вторая рота всегда такая.
– Какая «такая»? – возмутился Шкурдюк.
– А такая – хитрожопая! Кто на посту полгода балдел? Вы! И систематически стараетесь впереди себя других пропустить. Кто участвовал на показах? Первая рота! А вторая и третья только со стороны наблюдают, – высказался я возмущенно.
– Эй, Никифор Никифорыч! Не забывайся! Ты сейчас мысленно продолжаешь оставаться замполитом первой роты. Хорошая рота, никто не спорит, но ты должен теперь ко всем относиться одинаково! Обижаешь нас! – нахмурился Арамов.
– Прекрати жульничать, и не
– Интересно, за что? – ухмыльнулся Баха.
– К тебе целый букет симпатий. Женат на землячке – раз. Училище одно и то же окончили – два. Усатые оба – три. Ну и потом вы оба «сапоги» до мозга костей, службисты. Вот отсюда и симпатия.
– Тогда вы, товарищ старший лейтенант, как бывший разгильдяй, должны симпатизировать Афоне, – ухмыльнулся Арамов.
При этих словах Афанасий расплылся в широкой улыбке:
– А я и так ему симпатизирую. Мне нравятся Ветишин, Острогин, Хмурцев, Афоня Александров. Они такие, как я, очень простые и, на мой взгляд, случайные люди в армии. Но на них наша армия держится. Такие не строят карьеру на чужих костях, на трупах, на подлости и предательстве. Без них Вооруженные силы превратились бы в ржавого, скрипящего железного монстра. Без разума, без эмоций. В бездушную машину.
– Значит, я машина? Робот? – вновь рассердился Арамов.
– Нет, я же не сказал, что ты окончательно стал бездушным карьеристом. Еще не время. Рано. Пока молодой, эмоциональный, пылкий. Все впереди, если пойдешь предначертанным комбатом путем.
– Ну вот, еще больше обидел, – разозлился Баха.
– Извини, если так. Я же не обижаюсь на «разгильдяя», и ты не обижайся на «карьериста». Тем более что это не преступление, а образ жизни. Ладно, сдавай карты, будем играть не в дурака, а в кинга, и не мухлюй!
Шкурдюку разговор не понравился, он нахмурился, а Афоня, симпатизируя родственной душе, начал мне подыгрывать. Афанасий, как и я, только месяц назад дорос до новой должности. Назначили его заместителем командира роты. Еще одна случайность. Но на войне такие просчеты военная бюрократия допускает. Война для балбесов и баламутов – возможность показать себя с лучшей стороны. Сашка был обалдуй отменнейший. Раз в квартал он ездил в командировки в Союз. То технику отвозил, то «груз-200» – «Черным тюльпаном». Каждую поездку заканчивал недельным загулом с полным оттягом. Возвращаясь, объявлял об очередной классной девчонке, на которой собирается жениться. То официантка из ресторана, то случайная знакомая с двумя детьми, то еще не разведенная жена, из-за которой была шикарная драка с мужем. Со слов Александрова, муж был, естественно, размазан по стенке, после чего заливал горе водкой, пока Афоня резвился в соседней спальне. То, что Афанасий побеждал в кулачном бою и пользовался диким успехом у слабого пола, неудивительно. Рост – два метра, плечи – косая сажень. Русые волосы, голубые глаза, хорошо подвешенный язык, шутник, весельчак и балагур. Настоящий сорвиголова и везунчик. И в кинга, даже поддаваясь мне, он нас обыграл три раза подряд.
– Замполит, что с тобой? Шо голос невеселый? – заботливо спросил Василий Иванович в ходе очередного сеанса связи.
– Я умираю. Вернее, почти умер.
– Комиссар! Я тебя спасу. Сейчас к вам приедет Хмурцев,
Прапорщик внимательно осмотрел меня, выслушал жалобы, дал пару таблеток.
– Иван, я уже, кроме компота и айвы, ничего не ем. Но желудок режет, как будто какие-то жернова его изнутри трут.
– Компот из винограда и айвы и еще айва в сыром виде? Какой кошмар! И много айвы?
– Несколько штук в день. Вкусная. Витамины. Разнообразие в рационе.
– Айва – очень тяжелая пища для желудка. Это как наждачной бумагой по слизистой оболочке! От нее и рези! Поедем на КП, манная каша, куриный бульон – мучения пройдут. Вот еще порошки выпейте. – Прапорщик сунул мне порошки в пакетиках. – Только не запивайте компотом! Ради бога! Водой.
– Замена язвы желудка на брюшной тиф? – криво усмехнулся я.
– Вот бутылочка с глюкозой, запейте ею таблетки и порошки, – протянул прапорщик мне склянку с жидкостью.
– Иван, если выживу, быть вам старшим прапорщиком!
Естественно, я выжил. Без айвы организм быстро пришел в порядок и ожил. Желудок и кишечник восстановились. Зад начал отдыхать. Какое счастье!
Полк продолжал ломать строения в зеленке напротив Черикара. Деревья падали, словно стебли молодой травы, скошенные гигантской косилкой. Виноградники трещали под гусеницами нашей техники. Дувалы обрушивались, дома взлетали в воздух и осыпались. Дымы из колодцев поднимались, как из печных труб.
Барбухайки проносились по дороге на бешеной скорости, и афганцы испуганно глядели на наши действия под названием «зачистка местности». Вполне возможно, у кого-либо из них тут живут родственники. Вернее, жили…
– Василий Иванович, я почти здоров и готов к боевому употреблению. Пора в бой. Разрешите прогуляться к первой роте? – спросил я у комбата ранним утром после завтрака.
– Что ж, иди, если не лень. БМП не дам. Она у меня одна, но можешь взять связиста.
– Спасибо! Беру сержанта Шапкина. Посмотрю, что у них да как, вернусь к обеду.
– Валяй. Навязался на мою голову, вояка! Вместо того чтобы сидеть и оформлять докладные, прешься неизвестно зачем и непонятно куда.
– Почему непонятно? Работа с людьми, в массах…
– Смотри, в массах не задерживайся! Не затеряйся! У меня по плану сегодня после полудня обыграть тебя в картишки!
– Это мы еще посмотрим, кто кого…
– Комиссар! Не задавайся!
Вадим Хмурцев позвал сержанта и напутствовал меня на прощание:
– Никифорыч, возвращайся скорее, а то я один устану от общения с комбатом. Нотации с утра до вечера, без перерыва. А так он и на тебя будет отвлекаться.
– Нет! Я сам разберусь, долго мне там находиться или нет! Мучайся и не надейся на мою помощь.
Бугрим сделал попытку вырваться из лап Чапая вместе со мной.
– Возьми с собой, Никифор Никифорыч! Почему я должен суетиться вокруг шефа? Меня от его поучений тошнило еще в полку.
– Если я тебя заберу, то он и меня не отпустит, – пресек я его желание сбежать со мной. – Даю слово: вернусь – разрешу развеяться в третьей роте.
– На хрена мне эта третья рота, одни скобари. Я вечером к Афоне пойду.