Конвейер смерти
Шрифт:
По широкому двору бродили куры, роясь в пыли и навозе, а в двадцати шагах, спрятавшись за кучей мусора, лежал сержант Постников и тщательно целился.
– Бах! – И одна из кур, громко кудахтая, с перебитой лапой упала на землю.
– Бах! – Вторая запрыгала с перебитой ножкой.
– Бах! – Третьей курице пуля попала в голову, разнесла ее, и туловище, пробежав шагов пять, упало замертво.
Остальные птицы, хлопая крыльями, разбежались кто куда.
– Ну вот, на жаркое мясо закуплено! – обрадованно воскликнул Бодунов. – Сейчас отдам Зибоеву, пусть готовит. Смотри, лейтенант, какого я замечательного снайпера вырастил! Из пулемета
– Ты сравнил. Еще скажи, Николо Паганини! Пулеметно-скрипичных дел мастер, – усмехнулся я.
– Да! Мастер. Любую мишень покажи в наших джунглях, он тебе ее из «Утеса» в клочья разнесет! Талант!
– Нужно будет его натаскать, чтоб солдатами командовал и твоим замом сделать. А Мурзаилову следует звание присвоить и отправить сержантом во второй взвод. Пусть в чувство приводит исламское братство, – размышлял я вслух.
– Узбеки взвоют. У него не забалуешь. Кулачища-то, как у молотобойца и шуток не понимает, – улыбнулся Бодунов. – Они шелковыми вмиг станут!
– Не жалко будет отдавать?
– Нет! Хороших бойцов растить и выдвигать не жалко, да у меня и остальные как на подбор. Орлы! Гвардейцы!
Доломав придорожные кишлаки, заминировав кяризы и подорвав подозрительные развалины, взвода и роты теперь выползали на шоссе.
Жмущиеся к обочине афганцы с ужасом смотрели на результаты нашего вторжения в зеленку. Они тревожно переговаривались между собой, видимо, переживали. Детишки шумно возились в пыли, а женщины, закутанные в одежды с головы до пят, безмолвно сидели застывшими разноцветными столбиками. Паранджа на лице, тюк с вещами на голове, другой тюк в ногах. Рабыни… Конечно, в понимании цивилизованного человека. Однако вот пришли цивилизованные люди и разрушили их родные трущобы…
Операция закончилась успешно. Потерь нет. Теперь домой! Мыться, бриться, читать письма, возможно, целую неделю спать в чистой постели. До новых боевых.
К нашей колонне техники подошел батальон союзников, и афганский офицер спросил разрешения добраться до дороги вместе с нами. Ахматов и Губин посовещались, решили подбросить союзников. Жалко, что ли? Пусть едут. Главное, чтоб не сперли чего-нибудь!
Афганцы, весело болтая, забирались на технику, облепив броню как саранча. Вначале «сарбос» забрасывал торбу с вещами, мешок, чайник или какую-нибудь коробку, а затем влезал с помощью товарищей в кузов и бегал по машине в поисках удобного места. Ну, точно насекомые! Одеты они были кто во что горазд. В куртки, в шинели, в бушлаты. У одного на голове чалма (это сикх), у другого – кепка, у третьего – картуз, у отдельных избранных – каски. На ногах обувка от сапог до драных тапочек и калош.
Больше всего пассажиров уселось на головной танк комбата. Роман Романыч весело покрикивал на разношерстное воинство, призывая быстрее успокоиться. За телами «царандоевцев» было не видно брони танка. В конце концов аборигены разместились и выжидающе поглядывали на нас, надеясь на комфортабельную доставку к своим грузовикам у дороги.
Тронулись. Путь не близкий. До армейского лагеря километров тридцать, поэтому ехать лучше, чем топать на солнцепеке.
Колонна миновала подъем, спустилась вниз к пересохшему руслу реки, вновь поднялась на вершину холма. Предстоял длинный, довольно крутой спуск. Механик, собираясь переключиться на пониженную передачу, поставил танк на нейтралку. Что-то заело в коробке передач, и маневр у него не получился.
Танкист делал перегазовку, двигатель громко ревел, а машина стремительно катилась под гору на холостом ходу. Коробка передач
Танк, бешено стуча траками и теряя пехоту, опустился на дно оврага и начал по инерции закатываться на следующий подъем. Сидевшие на корме афганцы, видя, что скорость снизилась, спрыгнули назад в колею. Двигатель танка заглох, и машина, поднявшись до критической точки инерции, покатилась обратно, давя на своем пути афганских «сарбосов». Когда танк замер на дороге, то по пути его следования остались лежать с десяток раздавленных тел и по обочинам еще множество травмированных. В воздухе стоял гул от проклятий, воплей и хрипов раненых.
Я бросился к замершему в пыли старлею Шведову. Голова Игорька была залита кровью, посеревшее лицо перепачкано рыжей пылью. Он лежал без движения, закатив глаза. Сероиван вколол ему ампулу промедола, разрезал гимнастерку, ощупал голову, руки, ноги.
– Плохо дело! – вздохнул медик-прапорщик. – Голова разбита и, похоже, позвоночник поврежден. Бедняга Игорь, не везет так не везет. Опять сломался!
Тем временем наши санинструкторы оказывали помощь афганцам, которые становились с каждой минутой все более агрессивными. Некоторые направили на нас оружие и принялись клацать затворами. Кто-то бросился к механику, желая с ним расправиться.
Афганские офицеры начали отталкивать солдат от танка, мы решили вступиться за своего парнишку. В один момент автоматы оказались направлены друг на друга. Уже нет у афганцев дружеских взглядов и улыбок. Только ненависть с их стороны, а с нашей – досада на случившееся. И горечь. Что сказать? Несчастный случай. Нелепость. Пыл «царандоевцев» охладили направленные на них пушки и наше численное превосходство. Снять напряженность и не допустить перестрелки помогли только уговоры Арамова и Мурзаилова на фарси. Хорошо, что у нас много таджиков, знающих фарси! Баха Арамов успокаивал и растаскивал в разные стороны наших солдат и «сарбосов», громко орал на аборигенов, переговаривался с афганскими командирами.
Кровавое шевелящееся человеческое месиво постепенно затихало. Люди умирали один за другим. И афганцев, и наших мы выносили совместными усилиями. Наконец афганцы, ругаясь, построились в стороне от дороги и уныло побрели пешком к шоссе. С нами ехать дальше они не пожелали. Столкновение удалось предотвратить, но вспыхнувшую неприязнь вмиг не погасишь. А как дружно мы недавно ехали! Мирно переговаривались и улыбались друг другу, всего полчаса назад…
Колонна медленно двинулась в сторону Кабула. Я сидел на башне рядом с Острогиным, мы обсуждали его любовные приключения в отпуске. Вдруг Серж громко вскрикнул и схватился за спину, привалившись к крышке люка. Я посмотрел на то место, которое он потирал, – крови нет. Но Сергей громко матерился, кривился от боли и стонал.
– Что это было, Острога? – спросил я. – Что случилось?
– Каменюку бросили или из рогатки стрельнули, гаденыши. Вон те чумазые бачата! Мы только что миновали их беснующийся выводок. Убил бы! Вот черти.
– Это они отомстили тебе за виноградники. Радуйся, что камень, а не пуля попала в позвоночник, – как мог, утешал я взводного.
– Но почему мне, а не тебе? Я – добрейший человек! Ты затоптал кустарников и деревьев раза в два больше моего и еще три хибары спалил! – возмутился Серж.