Конвейер смерти
Шрифт:
– Да я там сам останусь при виде жуткой картины, лягу рядом! – вскричал я в полном отчаянии.
– Ну и какие предложения? Собрать толпу офицеров и пусть отправляются узнавать своих подчиненных?
– Ладно, хрен с вами! А на чем ехать? – вздохнул я.
– Спроси у Героя или у командира полка, – ответил Хмурцев. – Это они распорядились.
На мой вопрос о транспорте, «кэп» указал на два БТРа полковых связистов:
– Бери эти коробочки и езжай быстрее!
Я подозвал попавшихся на глаза сержантов:
– Якубов, Муталибов! Парни, поедете со мной.
– Куда, товарищ старший лейтенант? – с опаской спросил Гурбон.
– В баграмский морг.
– О шайтан! – взвизгнул Гасан Муталибов. – Я не могу! Я боюсь мертвецов.
– Эти мертвецы – твои вчерашние приятели, папуас!
– Ну чего вы сразу обзываетесь? Я ведь действительно боюсь крови и мертвых! Вы же помните прошлый год…
– Хорошо, постоишь возле дверей, позову, если кого-то не узнаю или понадобится твоя помощь! – махнул я раздраженно рукой. – Поехали! Кто-то должен меня охранять перед заменой, в конце-то концов!
Психовали не только сержанты, но и я. Тело била сильная нервная дрожь и неприятно сосало под ложечкой. Не вырвало бы при виде крови. Очень этого не хотелось…
На окраине медсанбата стояли два ангара. Это и был морг. У ворот на цинковых ящиках сидели и курили три солдата-дембеля, с выбритыми до блеска головами. Чувствовался посторонний подозрительный запах (наверное, анаша). Выглядели они вызывающе нагло: голые по пояс, с толстыми серебристыми цепочками на шеях, с огромными наколками на теле. На плечах и груди красовались броские надписи и рисунки: «ОКСВА» (ограниченный контингент советских войск в Афганистане), «2 года под прицелом», «Баграм», «ДМБ-87». Надписи кричали о героической службе парней (очевидно, в этом морге), об их боевых буднях и ежедневном риске. Тыловые герои от безделья испещрили себя воинственными надписями с головы до пояса. Под штанами было не видно, есть ли «иероглифы» ниже поясницы или нет. Но наверняка какой-нибудь из обкурившихся балбесов что-то боевое написал и на ягодицах. Чуть в стороне, на земле, прислонившись к забору из аэродромной арматуры, полулежали пятеро дремлющих молодых бойцов. Видимо, похоронная команда.
Гасан присел на корточки в сторонке и закурил папироску. Гурбон схватил за шиворот узбека-земляка, обнял его и затараторил о чем-то быстро-быстро на своем родном языке. Везде у него находятся земляки и родственники!
– Эй, черти! Это морг? – спросил я у бойцов.
– Ну… – издал звук, судя по всему, старший.
– Что «ну»! Морг? – рявкнул я.
– Морг, – ответил самый стройный из них.
В моем батальоне таких здоровяков не было. В горах жирок не нагуляешь! Отожрались на госпитальных харчах, в тишине и покое.
От солдат слегка разило спиртным. В тенечке – я приметил – стояла трехлитровая банка, наполненная какой-то жидкостью и наполовину опустошенная.
– Да вы все пьяны!
– Вовсе нет! А ты по трезвому делу тут поработай! – стал оправдываться наиболее вменяемый из этой троицы.
– Сопляк! С тобой замкомбата говорит. Повежливее!
– Виноват! – ответил он.
– Кто тут старший?
– Я
– Нужно опознать десять человек, которых сегодня привезли из зеленки.
– Тринадцать. Сегодня поступило тринадцать трупов. Может, тут и ваши. Сейчас попытаемся разобраться, кто есть кто. Внутрь пойдете или сюда выносить?
Муталибов от его слов охнул и побледнел.
– Там в помещении прохладно или духота? Запах ужасный? – поинтересовался я у сержанта. – Тошно?
– Нет, там прохладно и не воняет. Они еще не успели испортиться, свежие. В камере для этого поддерживается холодок. Лучше войти на «склад». Тут вы сразу сомлеете.
– Ну, открывай врата ада, привратник.
…Лучше бы я туда не заходил. Холодный полумрак «некрополя» вселял ужас. Сразу от порога, вдоль стены, стоял длинный ряд стеллажей, на которых лежали носилки. На носилках – мертвецы, скрюченные, в тех позах, в каких их настигла смерть. Только руки и ноги стянуты веревочками, чтобы в гробы поместились, иначе окоченеют и не поместятся. Обнаженные обмытые тела молодых парней. Будто бы спящие. Но нет, они были с пулевыми отверстиями и рваными осколочными ранами. Мои солдаты и сержанты. Бывшие…
– Ваши? – участливо задал вопрос сержант.
Я молча кивнул в ответ. Я был в состоянии глубокого шока и с трудом приходил в себя. Руководитель похоронной команды взял в руки планшет, ручку, связку бирок и приготовился к работе.
– Мои! Это Орловский! – показал я пальцем на ближайшего. Сержант что-то написал, а другой солдат повесил одну бирку на шею трупа, а вторую на большой палец ноги. – Вот этот Насонов! Этот Филимонов! Это Гогия. Этот Ахметгалиев. С наколкой на плече – Велесов. Этот – Башметов, это – Лапин. Тот – Исламов. Боец без головы…
– Так точно! Одно тело доставлено без башки, – буркнул санитар.
– Это, наверное, Азимов. Разведвзвод. Взводный говорил, что ему голову гранатометом оторвало. – Я на минуту задумался. – Других таких нет?
– Нет. Но нужно по иным признакам, по приметам определять. Родинки, татуировки…
– Значит, точно он. Татуировок не было. Родинки – не знаю, какие есть. Были… Маленького роста, смуглолицый, – тихо произнес Якубов. – Без головы стал еще меньше…
– Он таджик. А этот определенно азиат, – предположил я и обернулся для поддержки к Гурбону, тот в знак согласия быстро закивал головой.
Солдаты надели всем бирки, внесли записи во множество журналов и тетрадей и дали мне в них расписаться. Дата, фамилия, подпись.
– Прапорщика не было среди трупов? – спросил я.
– Никто не признался. Мы спрашивали… – ухмыльнулся сержант.
– Ну ты, шутник! Это мой старый приятель! Он сегодня, может быть, погиб! Пропал без вести! В ухо сейчас схлопочешь за хамство.
– Ну как я определю, кто прапорщик, кто офицер! – начал оправдываться и заминать неловкую шутку санитар. – Они молчат, не говорят. Голые люди – все одинаковые. Вот еще три чьих-то тела. Не ваши?