Конвоир
Шрифт:
Орен завизжал. Нет, визгом звук, что вырвался из его груди назвать было нельзя, но уши от него закладывало. Кутха снова развернулся. И ринулся на конвоира. В ужасе Тевено надеялся, что хотя бы сейчас Орен выстрелит. Но вместо того Орен, легко оттолкнувшись от земли, перекувырнулся и прошелся колесом, исчезнув из поля зрения кутхи. Тот дернулся как ужаленный и понесся в другом направлении. Это длилось несколько мгновений – мелькали в воздухе руки и ноги, красная куртка описывала невероятные круги, дорожная пыль фонтанами выбивалась из-под копыт кутхи. Тевено не удалось
Пусть Орен не производил впечатления сильного человека, подконвойные успели убедиться, что слабым его не назовешь. Но чтоб он мог сдержать такую тушу? И не только сдержать – Орен развернул голову кутхи от себя, и в этот миг Тевено готов был предположить, будто пограничник просто свернет чудищу шею. Он ошибся. В правой руке Орна взмыл топор, который конвоир успел высвободить из петли, и пал на загривок кутхи. Тевено решил, что Орен свихнулся – свиней никогда не бьют таким ударом, а у кутхи загривок куда более мощный, чем у любого секача. Но лезвие вошло почти по рукоять. Орен, выпустивший топорище, отскочил назад. Кутха постоял, неестественно свесив полуотрубленную голову, потом передние ноги его подкосились, и он рухнул на дрогу.
Прошло некоторое время, прежде чем сотоварищи Тевено, убедившись, что кутха не собирается вскакивать на ноги, а из лесу не показывается его родня, рискнули слезть с деревьев и медленно побрели к дороге.
Орен не двигался с места. И приблизившись, они поняли, почему. Кутха, может, и подыхал, но тело его еще сотрясали конвульсии, и не соблюдая осторожности, можно было получить удар копытом, способный раздробить кость. Молча, словно зачарованные, они смотрели, как кутха замирает.
Затем Фола произнес:
– А его разделать, наверное, можно…
Никому в голову этого не пришло. Но у Фолы голод, видимо, пересилил недавний страх.
– Попробуй, – откликнулся Орен.
Фола мялся, поглядывая то на конвоира, то на остальных. Он не понимал, шутит Орен или нет. Тевено тоже этого не понимал.
– Попробуй, – повторил Орен.
Фола сделал нерешительный шажок к туше. Покосился на рукоятку топора.
– Чтой-то мне не хочется, – сообщил он.
Орен шагнул вперед, с видимым усилием вырвал топор из загривка кутхи. При этом Тевено обратил внимание, что хотя под тушей натекла целая лужа темной крови, на лицо и одежду пограничника не попало ни капли. А может, на красной куртке не было видно.
– Тогда нечего стоять, – сказал конвоир. – Идите.
Место для ночлега на сей раз он определил возле небольшой речки. Берег с их стороны был пологий, к воде выходил широкой песчаной полосой, с обеих сторон окруженной негустым ивняком. На противоположном крутом берегу был тот же ельник, но начинался он не у кромки обрыва, а несколько дальше.
После того, как они умылись и напились воды, Орен не разрешил оставаться на берегу. Не разрешил он и разводить костра.
– Есть же хочется!– возмутился Муг. – Что нам, пустые сухари грызть?
– Кто хочет, пусть ловит рыбу.
– Какую рыбу, если огонь нельзя развести?
– Сьеште сырой.
И опять нельзя понять, шутит он или нет. Или издевается. После этого он, как и в прошлый вечер, ушел осмотреться. Никто его совету насчет рыбы не последовал. Где это видано – рыбу сырой есть! Поужинали сухарями, запивая водой. Вчерашний ужин вспоминали, как пиршество. Настроение, в общем, было унылое, а кое у кого и похуже.
– Этот гад нарочно не стрелял, – сквозь зубы пробормотал Квилл. – Нас на растерзание кутхе отдать хотел.
– Если б ты не заорал, кутха, может, мимо бы пробежал, – сказал Тевено.
– Если б он выстрелил, я бы не кричал, – упорствовал Квилл.– Все ведь видели, что он не хотел нас провожать. Вот и злобствует…
Внезапно Квилл умолк – Орен вернулся. Опустился на землю в стороне от остальных и принялся обстоятельно чистить топор. Тевено встал и подошел к нему. Конвоир не повернулся.
Надо было решаться. Тевено понимал, что если он чуть промедлит, у него не хватит смелости задать вопрос.
– Орен, почему ты не стрелял?
– У кутхи шкура очень толстая, – спокойно ответит пограничник. – Его стрелой не убьешь, только ранишь. А на загривке у него слабое место. как у человека. А там, откуда я родом, учат убивать с одного удара. Если уж обязательно нужно убить.
– Почему?
– Чтобы не причинять мучений.
– И зверям?
– Особенно зверям. Кто радуется боли, сам испытает боль.
Все разъяснилось. Но нечто в словах конвоира смущало Тевено. Не было ничего сходного в том, что сказал Орен, с речами захожих жрецов или деревенских заклинателей. И в то же время было. Тевено вздохнул и уселся рядом с конвоиром.
– Орен, за что ты избил того парня?
– Дарлоха? А вот за это самое. Он подстрелил оленя, но не добил, а стал вырезать мясо из живого. Я избил его и сказал, что в следующий раз отрежу такой же кусок от него.
– И ты бы это сделал?
– Нет. Просто убил бы.
Этого Тевено понять не мог. Конечно, нехорошо резать по-живому, так Тевено и дома учили, но предпочесть дикую тварь человеку? Может, прав Квилл, и пограничнику наплевать на жизни тех, кто ему доверен?
Орен отложил топор и стал из-под куртки свой оберег. Покатал между пальцами.
– А у кутхи мясо сьедобное?
Вопрос был дурацкий, но все лучше тех, что лезли в голову.
– Кое-какие части в пищу годятся. Но чтоб до них добраться, нужно полдня потратить.
В очередной раз отчаявшись убедиться, серьезно ли говорит конвоир, Тевено оставил Орена в покое.
Несмотря на то, что желудок пел заунывные голодные песни ( не зря вспомнилось про мясо), Тевено заснул быстрее, чем в предыдущий вечер. Сказались усталость и переживания. И спал крепко. Когда поднялся на заре, решил сходить к реке, принести воды в котелке – другим тоже пить захочется. Остальные, еще сонно ворочавшиеся и смачно зевавшие, этого подвига не оспаривали.