Конюхофф
Шрифт:
– Однажды Честь и Достоинство что-то не поделили и объявили друг другу войну.
– Прости. Чьи честь и достоинство?
– перебил Тео..
– Ничьи. Вообще. С заглавной буквы Честь и Достоинство. В ходе войны время мелких стычек и грязных пакостей быстро подошло к концу. Враждующие сторо-
ны этого не любили. Настало время генерального сражения. Сблизились, смело глядя друг другу в глаза. Честь дала залп из всех орудий по правому борту. Достоинство немедленно ответило залпом из всех орудий по своему левому борту. Уже через полчаса столь бескомпромиссного боя оба судна лишились доброй части
– Ну у тебя и притчи, - поморщился капитан вслух. А Глория Лабор продолжила:
– И вот настало время, когда Честь и Достоинство развалились на составные части. Тяжёлые пушки ушли ко дну. А в зелёных, растворяющих в себе всю злобу и жестокость волнах плавали только деревянные останки судов и последние оставшиеся в живых люди. И тогда всплыла из морских пучин огромная Справедливость. Раскинула все свои хищные щупальца, разинула все свои зубастые рты, дохнула своим ментоловым дыханием и пожрала всё, что осталось от сражения.
Воцарившуюся тишину нарушал только мирный плеск воды о деревянный корпус и низкий, почти неразличимый хрип в лёгких океана. Тишина затягивалась, и капитану даже закралась в подсознание мысль о выздоровлении. Но, точно почувствовав момент, яхта призналась:
– Тео, ты меня ещё слушаешь?
– Слушаю.
– Тео, мне кажется, что я начала сходить с ума.
– В чём это выражается?
– Со мною начала разговаривать мачта. А потом парус, якорь, шпангоуты и даже флажок Веймарской республики. Это плохо?
– Не знаю, Глория. По-моему, не очень.
– Ну и чудесно. Ложись спать, капитан. Ты в этом нуждаешься. Я держу правильный курс и разбужу тебя, если что.
Семнадцать крошечных обитаемых геометрических точек передвигались по Индийскому океану в восточном направлении, иногда становясь объектами спортивных интересов газет, радиостанций, кинохроники. Суровые бородачи шестнадцати точек связывались через свои исправные рации с берегами и кораблями, рассказывали о ветрах, волнах, курсе бодрыми голосами, просили передать привет женам и детям. А закончив сеанс, матерились от отчаяния или предавались молитве.
А на семнадцатой точке, лишённой связи, было весело. Припасённую бутылку рома Тео откупорил на дне рождения Бари, о чём по-немецки точно свидетельствовала металлическая заводская пластинка на задней крышке двадцатидвухлетнего старичка. Каспер за неимением бычьих хвостов приготовила ароматный рыбный супчик. Ортега-и-Гассет сыграли марш. Глория Лабор так ловко лавировала между волнами, что никто не чувствовал ни малейшей качки. А Тео фон Конюхофф, потупив взор в бутылку, произнес остроумный тост:
– За страх одиночества!
Послышались аплодисменты, производимые неизвестно чьими невидимыми ладонями.
После целой выпитой бутылки над вечерним океаном разносился нестройный хор пьяных голосов. Потом яхта ослабила свой контроль за качкой и кто-то весело блевал в солёную воду, перегнувшись через борт. Тео громко храпел в своей крошечной каютке, ему во сне хотелось пить, потому что ему снились говорящие струи фонтана на Увезеелерплатц.
Утром, едва мореплаватель продрал глаза, у плавучей скорлупки появился спутник, значительно превосходящий её в размерах. Синий кит шёл параллельным курсом, небрежно кормился, выбрасывая фонтанчики воды и ласково шлёпая огромной лопастью хвоста.
– Привет, красавчик!
– окликнул кит капитана. Голос морского гиганта оказался неожиданно высо-
ким, словно принадлежал рослому жирному кастрату. По-немецки животное говорило так, словно родилось вБаварии, земле, далеко отстоящей от моря.
– › Привет, - вяло отозвался Тео.
– Хочешь, я расскажу тебе старинную притчу?
– Настало время для притчи?
– Для неё время существует всегда, - обрадовал капитана синий кит и без дальнейших проволочек начал: --И было слово Господне к Ионе, сыну Амафиину: «Встань, иди в Вальпараисо, порт Чилийский…»
– Куда?- уточнил мореход, знаток разнообразных портов.
– В Вальпараисо, - сказал кит с некоторым сомнением.
– У нас так рассказывают. Ну, вот. А Иона пошёл в Кальяо, чтобы сесть там на американское судно, уплыть в Калифорнию и избежать ответственности. Но в пути случилась страшная буря. Капитан спросил пассажиров: «Нет ли среди вас евреев?» А Иона честно ответил: «Я еврей, чту Господа Бога небес, сотворившего море и сушу»…
– Синий кит, я уже слышал эту притчу, - перебил Тео разговорчивое животное.
– Извини, мне надо идти в направлении австралийского порта Перт. Я участвую в гонке с призовым фондом размером в целую кучу денег.
– Ты ошибаешься, путешественник Конюхофф, - возразил китообразный мудрец.
– И порт, и Перт, и куча денег есть плод твоего больного воображения. В действительности существуют только ты, я, океан и Иона.
– А я?
– как всегда вовремя подал голос барометр Бари, и тут уж морскому гиганту, не такому уж и мудрому, даже совсем не мудрому, нечего было возразить.
А ненасытная в своей страсти к пожиранию морских миль Глория Лабор всё шла и шла вперёд, подгоняемая попутным ветром. Где-то справа мелькнули невидимые из-за огромного расстояния островки Амстердам и Сен-Поль, и через несколько одинаковых суток ближайшей сушей оказался западный австралийский берег, украшенный портом с лаконичным названием Перт.
Велики, пространны и чудны южные сороковые широты и чуть более ласковые тридцатые. Сложны и загадочны сочетания ветров, морских течений и солнечной радиации. То идут бесконечной чередой штормы и бури, а то вдруг всё затихает так, словно Земле снится вещий сон о её будущем тихой кладбищенской планеты.
Это и случилось тогда, когда полоску австралийского берега можно было разглядеть в мощный морской бинокль. Лидировавший англичанин первым попал в зону абсолютного штиля. Паруса безвольно повисли, точно государственный флаг в бункере. Англичанину оставалось только раскурить трубку и развести руками. Если бы на яхтах, участвовавших в гонках, были предусмотрены моторы… Но они не были предусмотрены. Единственные источники энергии - ветер и калиевые батареи. И разные воображаемые, вроде силы воображения. С берега докладывали, что зону штиля обойти маловероятно. Антициклон диаметром тысячи миль, как пробка, заткнул атмосферу на западе от Зелёного континента.