Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования

Цымбурский Вадим Леонидович

Предотвратить или хотя бы смягчить последствия для России «двойного обвала» – добычи и цен – могло бы, оговаривают эксперты, введение в мировой оборот нефти Восточной Сибири (Юрубчено-Тохомской зоны нефтегазонакопления, по терминологии академика А. Трофимука [Трофимук 1994]). Но это утверждение в духе прогноза Лэрье о возможности выхода российской нефти на второй «большой максимум» после 2010 года (с. 43–52) сами авторы тут же и опровергают. По их мнению, прогнозируемый спад приблизился настолько вплотную, что «восточносибирский шанс» положить начало еще одной кривой Хубберта, еще два-три года назад бывший вполне реальным, сегодня надо считать практически упущенным, по крайней мере в масштабах нынешнего десятилетия. После 2005–2006 годов на его реализацию, скорее всего, не будет средств, если не пойти на широчайшие льготы западному капиталу, пересмотрев всю нашу геополитику. Но никакая российская власть – ни «патриотическая», ни открыто завязанная на нефтяные компании – не решится на такую капитуляцию, а потому восточносибирскую нефть, скорее всего, законсервируют до более благоприятной конъюнктуры минимум лет на 10, продолжая по инерции все менее рентабельную стагнирующую разработку традиционных и уже истощенных залежей.

Правительство же не только подминает своей налоговой политикой малые компании и прекращает поддерживать геологоразведку,

сбрасывая ее на частные корпорации. Стремясь сконцентрировать все налоги на добычу сырья в федеральном бюджете, оно, допускают авторы, вопреки своим декларациям, подспудно уже сейчас исходит из предвосхищения близкого экономического коллапса. И поэтому, концентрируя все доступные ресурсы в своих руках, а все возможные расходы, особенно социальные, сбрасывая на не справляющиеся с ними регионы, правительство стремится загодя замкнуть страну на себя как на монопольный финансовый центр, чтобы предотвратить в пору двойного обвала расползание России по советскому сценарию второй половины 1980-х – начала 1990-х годов. Такая финансовая стратегия предвосхищения кризиса, возможно, и достигнет своей цели, но при этом станет одним из факторов, которые усугубят его и так небывалую остроту (с. 188–189). Анализируя мотивы намечаемого «укрупнения субъектов Федерации» с перенесением проблем слаборазвитых территорий на плечи регионов «продвинутых», особенно нефте– и газоносных, один из авторов «Делового вторника» пришел в свое время к практически тому же самому выводу: «Впечатление от всего этого остается одно – Кремль и правительство предполагают наступление столь трудных для России и ее бюджета времен, что, несмотря на все очевидные издержки планируемых действий, вынуждены все-таки идти по пути финансового истощения провинции и лишения ее каких-либо стимулов к экономическому развитию» [Марчук 2003] [10] .

10

Также оценки подкрепляются заявленным намерением правительства России замораживать значительную долю бюджетных поступлений в кубышке Стабилизационного фонда, не пуская их ни в экономику, ни в социалку, ни на оборону.

В общем сюжет этой впечатляющей книги можно резюмировать так: комбинация сворачивания нефтедобычи на привычных российских месторождениях (по модели Хубберта и модели «разведка – добыча») с приближающимся максимумом мировой нефтедобычи (на фоне понижательной «вековой тенденции») и с предполагаемым расконсервированием иракских скважин, радикально сбивающим цены, создали бы совершенно новую ситуацию для России, обрушив сырьевую ренту как важнейшую несущую конструкцию нашей экономики и нашего бюджета. Мировой «нефтяной пик», совпав с началом российского нефтяного спада, придаст последнему неодолимую крутизну. Можно предположить, что когда-нибудь в отдалении 2010-х мирохозяйственный Центр, и особенно США, обратят свои заинтересованные взоры к нефти Восточной Сибири. Но с какой Россией им тогда придется иметь дело?

Обзор этой книги наводит на ряд соображений. Некоторые из них были вскользь обозначены выше, а на двух хотелось бы остановиться подробнее.

Первое касается геоэкономической миссии терроризма в связи с типологией методов современной геополитики вообще и особенно с их задействованием в сфере геополитики топливных ресурсов. Известно и хорошо аргументировано мнение, что в современном мире геополитика практикуется в двух технических разновидностях – как геополитика контроля над пространствами (она же геостратегия) и как геополитика ресурсных потоков (она же геоэкономика) [11] . Но современный терроризм – ярчайшее свидетельство формирования также и третьей отрасли геополитики, а именно практики точечных действий, отстоящих друг от друга в пространстве, но создающих своей кумуляцией на ограниченном временном отрезке политико-психологические эффекты, которыми изменяются образы конкретных пространств и даже образ мира в целом. Можно условно говорить в таких случаях о геотерроре, но не исключено, что мы имеем здесь дело с террористическим применением гораздо более универсальной технологии «геополитической акупунктуры», связанной с хронополитикой более непосредственно, чем иные геополитические техники.

11

К пониманию геоэкономики как геополитики потоков см.: Жан 1997: 30; Цымбурский 1999b.

При таком подходе оказывается существенно опрокинутой банальная трихотомия геостратегия-геоэкономика-геокультура. Работа с геокультурным фактором в видах традиционного контроля над пространством (например, у К. Хаусхофера) оказывается подспорьем геостратегии. Использование этого фактора, в том числе террористическое, для дестабилизации и перенастройки картины мира попадает в репертуар «геополитической акупунктуры». Меня уже несколько лет назад очень заинтересовал роман Ю. Козенкова «Крушение Америки. Книга вторая» (1998). Если отвлечься от терзающей автора сионистской проблематики, мы получаем любопытнейшее пособие по геополитической акупунктуре в форме безоглядной геотеррористической утопии (для кого утопии, для кого – дистопии). Она повествует о сговоре нескольких очень богатых и влиятельных людей из разных стран, которые разрушают империю США и самоё метрополию этой империи, запустив в ход серию разнородных и разноместных акций, сконцентрированных на временном интервале в несколько дней. В эту выстроенную событийную цепь входят: хакерская атака с введением компьютерных вирусов в базы данных крупнейших американских банков и одновременно общим замусориванием компьютерных сетей США, в том числе – правительственных; зверское истребление американского военного контингента, застрявшего в некой нестабильной нефтеносной стране Юга; панмусульманское радикальное снижение нефтедобычи – при объявлении тотального нефтяного эмбарго против США; покровительственный демарш российского флота в Индийском океане у побережий Ближнего Востока – и угрожающее нависание флота китайского над западным побережьем США; обрушивание американского рынка ценных бумаг веерным сбросом на фондовых биржах Азии, Америки и Европы акций нескольких крупнейших американских компаний; скоординированное восстание черных сепаратистов в Луизиане, Алабаме и Южной Каролине, белых сепаратистов-антисемитов в Техасе и сепаратистов-латинос во Флориде; захват «черными камикадзе» атомных электростанций в двух американских мегаполисах; реконкиста Фолклендских островов аргентинцами и курдский мятеж в Турции с прямой военной опорой на Сирию и Иран; наконец, чудовищный ночной погром евреев в Нью-Йорке –

и все это в привязке к спрогнозированному за несколько лет землетрясению, повергающему в развалины Калифорнию. Подчеркну методологически первостепенный момент: землетрясение, с которого, по замыслу террористов, должно было начаться разрушение Америки, запаздывает – и приходит лишь, чтобы нанести сползающей сверхдержаве coup de grace. Эта деталь, несомненно, говорит в пользу интуиции Ю. Козенкова, ибо, разразись это бедствие в тот срок, на который рассчитывали козенковские геотеррористы, оно должно было сплотить нацию и мобилизовать правительство, заблокировав всю программу мировой революции методами геотеррора еще на подступах к ее осуществлению. Чтобы принести заговорщикам победу, землетрясение должно было прийти в конце реализации их программы, но как раз на конец спроектировать его было невозможно. Геополитическая акупунктура напрямую играет на поле хронополитики: как фактор складывания неоднородности времени она взаимодействует с иными подобными же факторами и оказывается от них еще в большей зависимости, чем иные геополитические техники.

Говоря о воздействии терроризма на цену нефти, следует исходить из того принципиального положения, что в современном мире позиции экспортера и потребителя топлива характеризует фундаментальная геополитическая асимметрия. Во-первых, очевидно, что в этом мире деньги дефицитнее топлива, в частности нефти (следствием этого как раз и является опасность ухода денег из нефтедобычи в сферы с более быстрой отдачей). Попытка экспортеров нефти в 1970-е годы перевернуть это положение закончилась провалом. Во-вторых, наш мир устроен так, что в нем для экспортеров топлива геополитика сводится к геоэкономике: к поиску инвесторов и покупателей, к согласованию объемов добычи с иными экспортерами, к прокладке трубопроводов (при этом вовсе не включая в себя геостратегии). Производитель и экспортер нефти не контролирует регионы, куда она течет, и, как правило, даже те, через которые она течет Между тем крупнейшие потребители нефти с эпохи колониального раздела мира постоянно использовали силовой контроль над пространствами нефтедобычи и протекания нефти, чтобы укреплять и оптимизировать свои геоэкономические позиции: для них геополитика нефти всегда была не только геоэкономикой, но и геостратегией.

Сегодня США как крупнейший импортер нефти и единственная сверхдержава, по сути, монополизировали право – в сфере геополитики топлива – конвертировать геополитику пространств в геополитику потоков, геостратегию в геоэкономику и наоборот. Двенадцать лет назад цивилизованный мир был разгневан, когда Ирак пытался, поглотив Кувейт и объединив кувейтские квоты со своими, построить своего рода нефтяную империю. Но цивилизованный мир в 2003 году принял как данность, что США превратили Ирак с его нефтеносными полями в свою «подмандатную территорию», сами себе выписав на него мандат. Этот цивилизованный мир – мир потребителей топлива – заинтересованно ждал расконсервирования иракских залежей и падения цен на нефть, что вполне отвечало бы его, этого мира, представлениям о должном геоэкономическом порядке. Мы можем принимать или отвергать аргументы вроде того, что США вправе не зависеть в плане своей топливной или сырьевой безопасности от государств с диктаторскими режимами или со средневековыми порядками. Но нам трудно представить себе мир, где бы экспортер топлива устанавливал военный контроль над регионами проживания его потребителей, сменял там неугодные ему режимы и диктовал оптимальные для своей геоэкономики политические условия тамошним обществам. Позиция потребителя нефти и газа в нашем мире геостратегически властна или нейтральна, но позиция их производителя-экспортера в этом мире – геостратегически нейтральна или проигрышна, ущемлена.

В этом мире экспортер топлива по существу не имеет права использовать услуги, оказываемые им импортеру, как средство давления на того в случае возникновения между ними геостратегического спора (во время конфликта с ЕС по вопросу транспортных связей с Калининградом, своим анклавом, Россия была не властна «прищемить» европейцев их зависимостью от российского газа). Более того, геостратегически «кастрированный» экспортер легко оказывается геоэкономически беспомощным даже перед аппетитами суверенного владельца территорий, через которые проходят транзитом нефте– и газопроводы (вспомним историю с неоплаченными откачками российского газа в Украине). Геостратегия, контроль над территориями как средство решения геоэкономических задач – оружие, отнятое у производителя и экспортера топлива, но при этом сплошь и рядом используемое против него потребителями его товара для удовлетворения своих запросов на своих же условиях.

Отсюда вполне понятна и мимоходом отмечаемая в книге «Долгосрочные перспективы российской нефти» миросистемная функция «исламского террора». Ведь этот террор, осуществляемый политически и религиозно мотивированными уроженцами сырьевого Юга, создавая кумулятивный эффект пугающей мировой нестабильности, повышает относительную дефицитность топлива по сравнению с дефицитностью мировых денег, то есть, как ни парадоксально, делает мир более справедливым в глазах соответствующих «южных» обществ. И потому, сколь бы это ни отрицали те или иные «здравомыслящие» исламские авторитеты, геотеррор оказывается полноценным и оправданным оружием крупнейшего на Земле топливно-сырьевого сообщества в борьбе за перетягивание геоэкономического «одеяла». Он противодействует геостратегии как оружию импортеров топлива, олицетворяемых монополизирующей геостратегию единственной сверхдержавой. Н. Хомский как-то верно заметил, что реальная цена ближневосточной нефти должна складываться из рыночной цены плюс ближневосточные расходы Пентагона, обеспечивающего потребителям нефти примерно 30-процентную скидку [Хомский 2001: 45]. В рамках геополитики топлива геотеррор как фактор повышения цен компенсирует сырьевые общества за геостратегическую обездоленность, ущербность, за превращение геостратегии в инструмент удешевления их ресурсов.

Следовало ожидать, что покорение Ирака и преобразование его из независимого государства в населенную «подмандатную территорию» США с последующим расконсервированием его нефти – эта решительная попытка геостратегическими средствами переломить большую экономическую конъюнктуру – породят ответное повышение спроса на геотеррор, в том числе и в иллюзорном ореоле «возмездия за Багдад». Если бы замыслы расконсервирования иракской нефти осуществились – мы попали бы в мир, залитый одновременно дешевой нефтью и кровью. Однако за последние месяцы стало казаться, что успехи террористов в Ираке (связываемых в СМИ то с саудовцами, то с сирийцами, то с иранцами, иначе говоря, представляющих в глазах «мирового цивилизованного» Юг в целом и воюющих за топливное сообщество как таковое) могут еще более существенно скорректировать будущее планеты. Если снижение цен на нефть во второй половине десятилетия окажется далеко не столь обвальным, как прогнозировалось, это будет не только первая существенная победа Юга в «столкновении цивилизаций», но и не менее впечатляющее торжество геотеррора над геостратегией.

Конец ознакомительного фрагмента.