Координатор
Шрифт:
Уайлд оперся на локоть и провел пальцем по ее идеально выточенному носу.
— Для мужчины, который проведет в твоем обществе слишком много времени, все остальные женщины перестанут существовать.
— Но к тебе это не относится, Майкл.
Она закрыла глаза.
Уайлд смотрел, как она засыпает. Его глаза уже привыкли к темноте, и он видел, как расслабился ее рот, а потом услышал ее глубокое дыхание. Он подумал, как странно, что их пути никогда не пересекались раньше. И как жаль, если они больше не пересекутся снова. Хотя после знакомства с ней будущее стало внушать ему тревогу. Он представил, как в ближайшие пятьдесят лет университеты начнут тысячами выпускать таких Ингер Морганов-Браунов и каждая из них отправится к своему пластическому хирургу, словно к парикмахеру, чтобы здесь укоротить свой нос, а там подправить подбородок, и вскоре ни в одной из них не останется
Он закрыл глаза и стал думать о ней, хотя в его мыслях, к его собственному удивлению, не было ничего похожего на эротику. Ее лицо склонилось над ним, озаренное холодной улыбкой, а потом что-то случилось, и она стала трогать его тело, возиться с его одеждой, осторожно перекатывая его на живот. Он подумал, что, несмотря на все свои комплексы, она и сама не прочь немного поразвлечься, однако в следующее мгновение окончательно проснулся и протрезвел, почувствовав, как в спину вонзилась холодная игла. Вдохнув запах «Диорамы», он увидел ее черные брюки в дюйме от своего лица. Он приподнял голову и заметил, что она держит в руках медицинский шприц.
Она улыбнулась.
— Прости, Майкл, — сказала она мягко, — но я передумала. Я не буду на тебя работать.
Глава 19
Уайлд ударил ее и вскочил с постели. Ингер выронила шприц и скатилась на пол. Уайлд попытался последовать за ней, но его движения уже стали слишком медленными. Ингер стояла в дверях, держась руками за стену, ее черный свитер обтягивал устремленную вперед фигуру, волосы были беспорядочно рассыпаны, губы слегка приоткрыты и открывали зубы. Уайлд чувствовал, что у него кружится голова, а ноги наливаются свинцом. Он двинулся к ней, как идущий по дну пловец, схватил ее за плечи, но она увернулась. Он тоже нырнул вниз и поймал ее. Или это она поймала его? Ее руки сомкнулись вокруг его талии, левым плечом она ударила его в живот и, оттолкнувшись от стены, опрокинула обоих на кровать. Она тяжело дышала, уткнувшись головой ему в грудь. Он поднял правую руку, но этот жест был совершенно бессмысленным. Ему удалось ударить ее в почки, и она застонала. Одна нога его сорвалась с кровати, он потерял равновесие и упал на пол. Он хотел увлечь ее за собой, но сила покинула его руки; ей удалось соскользнуть вниз и вырваться. Он собрал всю свою волю, чтобы рвануться следом и достать ее в броске. Все, что ему удалось, — это медленно повернуться и подняться на локтях.
Ингер Морган-Браун включила свет. Она одернула свитер и отбросила волосы с лица. Ее дыхание было неровным; положив на его спину руку, она придавила Уайлда к полу. Потом опустилась рядом на колени и с помощью указательного и большого пальца как можно шире раздвинула ему веки правого глаза.
— Я думала, что это уже никогда не сработает, — сказала она. — Наверно, у тебя есть какой-то иммунитет.
Она холодно улыбнулась.
— Я дала тебе «литический коктейль». Слышал о такой штуке? Кажется, ее изобрели французы. Берешь сто грамм петидина, добавляешь пятьдесят грамм прометазина и пятьдесят грамм хлоропромазина. Обычно такая доза сразу сваливает с ног. Скоро у тебя мертвенно побледнеет лицо, ты обнаружишь, что не можешь ни двигаться, ни говорить, даже прилагая огромные усилия. Потом тебя начнет клонить в сон, и ты перестанешь понимать, где находишься.
Уайлд почувствовал, что именно так все и происходит. Он не спускал с нее глаз, но ее лицо словно парило в воздухе, а комната выглядела не совсем реальной. Ему казалось, что он стремительно падает вниз, с каждой секундой все быстрее и быстрее.
— Обычно этот «коктейль» дают пожилым людям вместе с местной анестезией, — продолжила тоном благодушного лектора Ингер, — когда есть опасение, что они не выдержат общего наркоза. Сам по себе он не облегчает боль. Но в моем случае это не важно. Я хочу, чтобы наше путешествие было абсолютно безопасным. Забавно, что если бы я накачала тебя до бессознательного состояния, это только затруднило бы мою задачу, потому что тогда мы стали бы везде привлекать к себе внимание. А так ты будешь почти всю дорогу спать, но если тебе слегка похлопать по щеке, придешь в себя и легко сойдешь за больного человека. Это как раз то, что мне нужно. Есть только одна сложность — эффект препарата длится всего несколько часов. Но если я увеличу дозу так, чтобы она действовала в течение целых суток, это может нанести серьезный ущерб твоему здоровью, а я хочу доставить тебя в хорошей форме. А теперь пора заняться делом. Уже шестой час.
Она закрепила волосы на затылке и достала из косметички опасную бритву и тюбик с пеной для бритья. Выглядело это довольно устрашающе.
— Постарайся как можно меньше двигаться, Майкл. Я шучу, конечно. Но учти, брить тебя буду очень тщательно.
Навалившись на него всем телом и поставив локоть ему на грудь, она намылила его подбородок. Потом уперлась двумя пальцами левой руки ему в висок и правой рукой провела лезвием вниз по щеке. Он почувствовал ее дыхание на своем лице, ее глаза, прищуренные от напряжения, находились всего в дюйме от его ресниц. Она работала, приоткрыв рот и просунув кончик языка между зубов. Тяжесть ее бедер, густой запах духов и накатывающие волны дремоты не давали ему собраться с мыслями. Он закрыл глаза, и его падение в пустоту стало еще стремительней. Он потерял ощущение времени. Потом он почувствовал, как Ингер вытерла с его лица остатки пены, и открыл глаза.
— Теперь закрепим накладные волосы. Это очень деликатная операция.
Она наложила первую прядь, от усердия снова высунув язык.
— Наверно, ты хочешь знать, почему я передумала на тебя работать? Это было слишком опасно для твоего эго. На самом деле я вообще не собиралась возвращаться в Англию. Мне никогда не нравилась эта страна. Там все слишком чопорно и сухо, все по правилам и протоколам. А я хочу работать только на себя, отвечать перед самой собой, полагаться лишь на свои силы. Все последние семь лет я вкалывала на вас только потому, что так хотел Гуннар.
Она тщательно расправила его бачки.
— Как видишь, до сих пор я была с тобой не совсем честной, Майкл. Гуннар Моель был не просто моим работодателем. Он тот самый человек, который вывез меня в Берлин и изменил мою внешность. Это тебя удивляет? Я полагаю, да.
Она откинулась назад и, склонив голову на плечо, внимательно, словно художник, рассмотрела свое творение:
— Ну что ж, вполне прилично. Если не считать волос и глаз, никому и в голову не придет, что это вовсе не лицо Кристофера. Но надо добавить еще несколько штрихов. — Она достала из косметички еще одну коробочку и приподняла на ладони его голову. — Ты должен радоваться, Майкл, что я совсем не темпераментная женщина. Только вообрази себе, что вместо меня здесь сидела бы Хельда Петерсен. А это еще может произойти, если тебе не повезет. Вот уж кто действительно страстен, так это Хельда, к тому же она любит Гуннара. Она бы тут же вонзила в тебя нож. Но я никогда не любила Гуннара. Наверно, я была ему благодарна. Пожалуй, я даже была от него в восторге. Гуннар на самом деле был человеком достойным уважения, им восхищались и мужчины, и женщины. Но в его присутствии меня всегда охватывал страх. Я его боялась, Майкл. Может быть, потому, что он тоже был чрезвычайно страстен. Так что, в каком-то смысле, я тебе даже благодарна. Ты убил единственного человека, рядом с которым я была всего лишь женщиной. Ты меня освободил, но все равно я ненавижу тебя за то, что ты сделал. Мне неприятна сама мысль, что Гуннар Моель погиб в расцвете сил от рук какого-то грязного и ничтожного убийцы. Если бы я доверяла своим чувствам, я бы никогда не стала работать с таким человеком и предпочла бы, чтобы он понес заслуженное наказание. Но у меня есть разум, и он подсказывает мне, что ты еще можешь быть мне полезен.
Она опустила его голову на подушку и стала рыться в чемодане в поисках парика. Его голова снова оказалась у нее в руках.
— Ну вот, — сказал она. — В старости ты выглядел бы очень привлекательно, если бы, конечно, дожил до преклонных лет.
Она опять отпустила его голову. Больше всего во всей этой ситуации его раздражала та небрежность, с которой она с ним обращалась: не было никаких сомнений, что, не ожидай она от него какой-нибудь пользы, он значил бы для нее ничуть не больше, чем Стефан. Ему пришло в голову, что это единственный случай, когда для убийства ему не пришлось бы разжигать в себе ненависть: все, что он сейчас испытывал, был гнев.
Ингер закурила сигарету и села в кресло у кровати, перекинув ноги через подлокотник.
— Я сказала себе, что, раз ты убрал моего работодателя, у меня больше нет никаких обязательств перед вашим правительством, — ни там, ни здесь. Все контакты оборвались со смертью Гуннара — по крайней мере, так считаю я. Следовательно, как ты правильно заметил, мне надо найти себе нового хозяина. Увы, выбор здесь очень ограничен, и ты сам это отлично понимаешь. Короче говоря, я решила связать свою дальнейшую работу с русскими. Мне кажется, что за «железным занавесом» дела пошли лучше, да и сама я тоже изменилась к лучшему. Я теперь не просто чудо-ребенок. Я женщина с исключительными способностями, а русские знают, как использовать талантливых людей.