Копчёная селёдка без горчицы
Шрифт:
Если бы не стекло, я бы могла пропустить вспышку голубого среди деревьев — цвета, который не был свойствен этому месту.
Я тут же остановилась, будто бы по делу. Не смотри прямо туда, подумала я.
Я бесполезно выкрутила подол платья, как будто пытаясь выжать его, затем соорудила небольшой гамак из ткани и спрятала там хрустальный шар.
Оставят ли мои мокрые руки отпечатки пальцев? Кто знает? Я делала, что могла.
— Черт бы все побрал! — громко сказала я, скорее для пущего эффекта, давая понять, будто я думаю, что
Периферическим зрением я видела пятно цвета среди кустов. Слегка отведя взгляд в сторону, я увидела, что это шарф — украшенный цветочными узорами шарф.
Может, это эльф, о которых мне рассказывали Даффи и Фели, — один из тех злобных водяных духов, которые крадут детей? Может, это тот самый, который похитил ребенка миссис Булл? Но нет… эльфы не существуют. Или существуют?
Я медленно посмотрела направо.
Довольно резко, как будто по волшебству, образ стал четким. Словно оптическая иллюзия в «Девичьем ежегоднике», когда силуэт из двух лиц в профиль внезапно оказывается подставкой для яйца.
Седые волосы… серые глаза, уставившиеся прямо на меня… шарф на шее… бриджи для верховой езды, даже монокль, висящий на шее на черном шнурке.
Это компаньонка Ванетты Хейрвуд Урсула неподвижно стояла среди кустов, рассчитывая, что, сохраняя неподвижность останется невидимой для меня, — Урсула, собирающая ивовую лозу на берегу реки, чтобы плести свои жуткие корзины.
Я позволила своим глазам посмотреть в ее, затем отвела взгляд, как будто не заметила ее. Я взглянула направо от нее, налево и, наконец, поверх нее, вяло приоткрыв рот.
Я почесала голову и потом, боюсь, живот.
— Я иду, «Глэдис»! — прокричала я. — Это просто белка!
И с этими словами я двинулась к мостику, бормоча что-то себе под нос, словно безумная дочь эксцентричного сквайра.
Проклятье! — подумала я. Я же не смогла изучить место полицейских раскопок.
Тем не менее день оказался в высшей степени продуктивным. В кармане у меня лежала серебряная де люсовская ложка для омаров, которой, я была в этом вполне уверена, убили Бруки Хейрвуда, а в юбке — хрустальный шар, который почти наверняка был тем предметом, которым ударили Фенеллу. В конце концов, если это не так, зачем его бросили в реку?
В моей голове начала обретать форму идея.
Разумеется, я немедленно передам эти предметы инспектору Хьюитту, так я и планировала с самого начала.
Но, кстати, призадумалась я, можно ли получить отпечатки пальцев с предмета, который пролежал в проточной воде несколько дней?
23
Я успела подняться не больше чем на дюжину ступеней, когда откуда-то из вестибюля раздался голос отца:
— Флавия…
Меня засекли!
Я остановилась, повернулась и спустилась на одну
— В мой кабинет, будь добра.
Он развернулся и ушел.
Я побрела вниз по ступенькам и хвостом последовала за ним, стараясь держаться подальше.
— Закрой дверь, — сказал он и сел за стол.
Это серьезно. Отец обычно читает нотации, стоя у окна и глядя на землю.
Я взгромоздилась на краешек стула и попыталась изобразить внимание.
— Мне звонила сестра Хэммонд по… — Он сделал жест в примерном направлении телефона, но не мог заставить себя произнести слово. — … по инструменту. Она говорит, что ты вывезла доктора Киссинга под дождь.
Вот ведьма! Я ничего такого не делала.
— Он не был под дождем, — запротестовала я. — Он сидел под зонтиком на лужайке и уже был там, когда я приехала.
— Без разницы, — сказал отец, поднимая руку, как полицейский, регулирующий дорожное движение.
— Но…
— Он старый человек, Флавия. Нельзя нарушать его уединение бессмысленными нежданными визитами.
— Но…
— Эти блуждания по окрестностям должны прекратиться, — заявил он. — Ты делаешь из себя отъявленную приставалу.
Приставалу! Ну, погоди!
Я чуть не плюнула на ковер.
— Я много думал об этом в последнее время, — продолжил он, — и пришел к выводу, что у тебя слишком много свободного времени.
— Но…
— Отчасти это моя вина, признаю. За тобой нет достаточного присмотра, и в результате твои интересы стали довольно… нездоровыми.
— Нездоровыми?
— Следовательно, — настойчиво нудел отец, — я решил, что тебе надо больше бывать среди людей, в обществе твоих сверстников.
О чем он говорит? С одной стороны, я слишком много брожу по деревне, а с другой — мне не хватает общества других людей. Это звучало примерно так, как можно было бы говорить о бродячей овчарке.
Но не успела я возразить, как отец снял очки, очень аккуратно сложил черные паукообразные заушники вдоль стекол и убрал в твердый футляр. Это знак, что разговор подходит к концу.
— Викарий говорит, что хору не хватает нескольких голосов, и я уверил его, что ты будешь счастлива внести свой вклад. Они назначили дополнительную репетицию сегодня вечером, ровно в шесть тридцать.
Я так изумилась, что не нашлась что сказать.
Позже я сообразила.
— Пошевеливайся, — сказала Фели, когда мы шли по полям к церкви.
Ее пригласили заменить, как иногда бывало, мистера Колликутта.
— Где же старый Коки? — поинтересовалась я и умолкла в ожидании неизбежного ответа.
Фели, я думаю, наполовину влюблена в этого красивого молодого человека, которого недавно назначили органистом в Святом Танкреде. Она зашла так далеко, что присоединилась к хору, потому что с места возле алтаря открывался превосходный вид на его подпрыгивающие светлые кудряшки.