Копье чужой судьбы
Шрифт:
– Не задерживаю вас, Полина Сергеевна, – сказал Варовский, потом повернулся к Еремкиной и Кириченко: – Вы тоже свободны.
Пока Полина шла до своего кабинета, за ней по пятам, как такса и доберман, следовала «сладкая парочка». Причем на добермана походила Елена Феликсовна. Ее жилет, как черный чепрак, покрывал круглое тело. Маленькая голова и тощие «лапы» делали сходство абсолютным.
У Кириченко были кривые ноги, продолговатое тело и длинный нос. Чем не такса? К тому же он был истинный кобель.
Еремкина пребывала в воинственном настроении. Будь ее воля, она догнала
Елена Феликсовна всегда исполняла роль деловой женщины, считая себя специалистом во всех областях, включая юриспруденцию, мелиорацию и горнодобывающую промышленность. Многолетняя привычка существовать не работая закрепилась в ней намертво. Она блестяще использовала мимикрические приемы, тактические фенечки и психологические финты. Морщинистое от старости и злоупотребления косметикой лицо существовало под грифом «и рада бы поработать, да некогда». Походка Елены Феликсовны была стремительной, несмотря на то, что спешить ей было некуда.
Разговаривая, Еремкина будто кривлялась. В остальном она была само совершенство.
– Тебе никогда не нравилась Свирская, – сказал Кириченко. – Теперь ты довольна?
– Ей уже не отмыться.
– Сука ты, Лена.
Елена Феликсовна оглянулась на своего спутника и, проследив за его взглядом, уставилась на Полину.
– Ревнивая сука, – добавил он. – Я только один раз сказал, что у нее красивые ноги.
– Маленький негодяй, – Еремкина смерила негодующим взглядом низкорослого Кириченко и, развернувшись, направилась в противоположную сторону.
А он, улыбаясь, бросил ей вслед:
– Я там на стол сливочную помадку тебе положил… Све-е-еженькая.
Глава 11
На свободной охоте
Сергей зашел в отель и прямиком направился к стойке портье.
– Слава богу! – Кирбик достал из шкафа конверт, потом тетрадь. – Я сменился в восемь утра. Жду только вас. Здесь – перевод.
– Сколько перевели? – спросил у него Дуло.
– Немного. Несколько страниц дневника.
– А это дневник? – удивился Сергей.
– И какой! – отозвался портье. – Записки офицера Люфтваффе Вальтера Штейнхоффа, командира эскадрильи в истребительном полку. Первая запись датирована январем 1945 года.
– Сорок пятый… – пробормотал Дуло. – Конец войны. У вас есть копия паспорта Мишеля Пиньеры?
– Я и без копии могу сказать дату его рождения – первое сентября тысяча девятьсот тридцать пятого года.
– В сорок пятом ему было всего десять.
Кирбик протянул конверт:
– Ознакомитесь?
– Прочитаю чуть позже, – сказал Дуло, забирая конверт.
– Тетрадь, – напомнил ему Эдуард Васильевич.
– Понимаю, что не должен просить, – Сергей замялся. – Но альтернативы пока нет…
– Понял, переведу. Но быстро не обещаю.
– По мере возможности, – сказал Сергей. – Если я пойму, что дневник к делу никак не относится, мы просто вернем его в камеру хранения.
– Договорились. Теперь по поводу брони, – напомнил портье. – Пиньера действительно бронировал номер через Интернет со своей карточки. Только бронировал не из Чили, а из Москвы. Советую заглянуть в его паспорт, ксерокопию я приложил. В Россию он въехал задолго до того, как поселился в отеле «Рикс».
Дуло непроизвольно пожал плечами:
– В другой гостинице жил?
– Не знаю. – Кирбик забрал тетрадь. – Что ж, встретимся послезавтра.
– Не забудьте о переводе, – напомнил ему Дуло.
Справившись в ресторане об Олеге Ягупове, Сергей узнал, что тот еще не пришел. В ожидании официанта он уселся на подоконник, открыл конверт и достал первый лист, оказавшийся ксерокопией паспорта Мишеля Пиньеры. В верхней его части был разворот с фотографией. В нижней – c визовой отметкой.
Слова Кирбика подтвердились: Пиньера действительно прибыл в Россию за четырнадцать дней до того, как поселился в отеле «Рикс». Это означало, что по приезде в Москву Пиньера остановился в другой гостинице или у каких-то знакомых. Первое предположение обещало много рутинной работы и сомнительный результат. Второе – могло принести пользу.
Сергей вынул другой лист. Это был перевод немецкого текста. Он стал читать.
Пятница, 5 января 1945 года.
Вчера в паре с обер-фельдфебелем Нойманом мы вышли на свободную охоту. Летели на маленькой высоте, задание было простым: атаковать любой самолет противника.
Плотные облака прижимали самолеты к земле. Чтобы пробить облачность, мы поднялись на высоту более тысячи метров. Там в синем небе увидели черные силуэты «жирных фургонов» – тяжелых четырехмоторных бомбардировщиков, за которыми тянулись белые конденсационные следы. Еще выше плотным строем шли истребители. Их было так много, что я даже не решался на них смотреть.
Нойман и я развернулись, чтобы поднять самолеты выше и со стороны солнца сблизиться с «Либерейторами» [1] . Еще не набрав высоты, я вдруг заметил одиночную «Крепость» бомбардировщик «Б-17». Приближаясь, с ужасом наблюдал за тем, как увеличивается в размерах эта махина. Когда пришло время стрелять, она уже не вмещалась в прицел.
Мои трассеры вонзились в ее фюзеляж. Такой же поток трассеров прошел над моей кабиной. Я резко ушел вверх, горизонт сменил положение, и я уже висел на ремнях вверх ногами. Краем глаза видел, как у «Крепости» загорелся один, а потом второй двигатель. В следующее мгновение машина вспыхнула и развалилась на части. В небе раскрылись пять парашютов.
1
Американский тяжелый бомбардировщик «В-24».