Копье Дракулы
Шрифт:
В августе 1991 года неожиданно рухнул подточенный врожденными пороками большевизма и стремительно добитый целенаправленным идиотизмом Горбачева и его камарильи Советский Союз – и родители Ники оказались за бортом жизни. Вместо роскошной пенсии партийных чиновников и цековских спецпайков они получили гроши и шиш. Партийных чиновников было слишком много – и мифического «золота партии» на всех хватить не могло. Даже если бы оно и существовало в реальности. Довольно долго родители Ники жили, распродавая накопленное имущество, и дело быстро дошло до квартиры. В начале 1995 года Нике позвонила мать.
– Никочка, ты же знаешь,
Вот тут Ника и возрадовалась предусмотрительности бабушки Веты, заставившей внучку приватизировать квартиру на себя.
– Против, – сухо ответила Ника и повесила трубку. Она была беременна, интоксикация брала свое, и ее тошнило даже без голоса Вики. Год назад Ника по уши влюбилась в молодого лейтенанта Владимира Соколова, только что выпустившегося из училища. Прадед Володи, штабс-капитан гвардейского Семеновского полка погиб на Первой мировой войне. Дед, майор Рабоче-Крестьянской Красной Армии, сгинул в зловещем Мясном Бору. Отец, капитан Советской Армии, погиб в Афганистане.
– Ни один офицер Соколов не умер в своей постели, – серьезно сообщил Володя, когда они подавали заявление в ЗАГС. – Тебя это не пугает?
– Нет! – решительно ответила Ника. – Я люблю тебя!
Любое сказанное слово оставляет свой след. В рождественские праздники 1995 года лейтенант Соколов погиб в Грозном. Но Ника не жалела ни о чем. В сентябре 1994 года умерла бабушка Вета. Со смертью Володи ушел последний человек, которого она любила в этом мире. И сейчас только зародившаяся в ней жизнь, ее и Володи продолжение, держала ее в этом мире. Все остальное перестало для нее существовать.
До родителей настрой Ники не дошел. На следующий день они заявились на квартиру вдвоем, да еще и с вещами.
– А мы приехали, Никочка! – пророкотал папаша приятным баритоном, которому ни годы, ни чрезмерное увлечение алкоголем не сумели нанести заметного ущерба. – Вещей у нас немного, как видишь, всего несколько чемоданов. Мы расположимся в бабушкиной комнате, и ты нас даже не увидишь.
Нику затошнило, и она побежала в туалет. Когда ей полегчало, она вышла в коридор. Предки с довольным видом затаскивали чемоданы в прихожую. Ника молча прошла мимо них в бывший кабинет дедушки, достала из шкафа охотничье ружье и вернулась в прихожую.
– А ну пошли отсюда на хер! – велела она, взводя курки.
– Никочка, ты что?! – опешил папаша.
– Пошли на хер, и чтобы я вас больше не видела и не слышала! – закричала Ника и спустила курок. Патронов в стволах не было, это Ника знала точно. Но сухого металлического треска курка оказалась достаточно, чтобы Виктория упала в обморок.
– Ты с ума сошла?! – заорал папаша, суетясь вокруг лежащей на полу Виктории. – Виктоша! Боже мой! Ты ее убила! Вызови «Скорую»!
Ника молча прошла мимо, открыла дверь и вышвырнула ближайший чемодан на лестничную клетку. За ним последовали остальные. Папаша ошеломленно наблюдал за действиями Ники. Покончив с чемоданами, Ника коротко приказала:
– Теперь вытаскивай ее отсюда, и чтобы больше я вас не видела.
– За что ты так нас ненавидишь? – жалобно поинтересовался папаша.
– Ненавижу?! – брезгливо повела плечами Ника. – Вас просто нет! И не было. Ясно?
– Такая
Ника захлопнула дверь. Из-за двери донесся истерический выкрик пришедшей в себя Виктории:
– Когда-нибудь и тебя точно так же вышвырнут из квартиры твои дети! Если они у тебя будут, мерзавка!
Как ни странно, последняя фраза вызвала у Ники улыбку. Она подошла к зеркалу, потрогала рукой живот. «Будут, Вика, будут! Назло тебе будут. Бабушка Вета хранит меня с Того Света. И ожерелье поможет. Должно помочь».
Ника родила в положенный срок мальчика и назвала его Володей, в честь отца. Пусть будет еще один офицер Российской армии Владимир Соколов!
Ника жила тем, что пускала жильцов в свободные комнаты: благо, в четырехкомнатной квартире их было достаточно. Еще в 1992 году она начала было заниматься бизнесом на деньги из сбережений бабушки Веты, но бизнес в условиях либерально-бандитской экономики девяностых не задался. Ника попыталась исправить положение, заняв крупную сумму у своего бывшего одноклассника Сергея Мартынова, но и эти деньги словно растворились в экономическом пространстве «свободной» России – освобожденной «борцами за свободу, демократию и права человека» в первую очередь от морали, чести и совести. А затем наступило время платить по счетам.
Однажды вечером Мартынов с двумя мордоворотами заявился на квартиру Ники.
– Лапонька, пора платить! – ласково сообщил он, уютно располагаясь в кресле.
– У меня сейчас нет денег, – пробормотала Ника. Мартынов выразительно оглядел стены и комнаты и снисходительно сообщил:
– Не переживай! Эта хата вполне покроет долг. Но вот как быть с процентами?
– Какими процентами? – вскинулась Ника. – Ты одолжил мне деньги без всяких процентов!
– Да, но на год, – подчеркнул Мартынов. – Только на год. А через год пошел процент. Лапонька, ты уже два года сидишь на счетчике, и на сегодняшний день твой суммарный долг в два раза превзошел первоначальный. Улавливаешь?
– Что же ты беспредельничаешь, Сережа? – тихо спросила Ника.
– Ох, кто бы говорил! – с иронией откликнулся Мартынов. – Короче, такой вариант. Ты переписываешь квартиру на меня, а проценты отработаешь. Понятно?
– Как отработаю? – не поняла Ника. – Кем?
– По специальности! – заржал Мартынов. – Что вы, бабы, еще умеете? Только ноги раздвигать! И даже съезжать не придется. Короче, в этой квартирке я устрою уютный элитный бордельеро. Так что не бойся: зарплатой не обижу. А сосунка твоего пристроим в приличные круглосуточные ясли, будешь его видеть по выходным, если, конечно, заслужишь выходные ударным и самоотверженным трудом в койке. Договорились?
Ника замерла, собираясь мыслями для ответа. Но Мартынов не стал дожидаться ответа. Он встал с кресла и принялся деловито расстегивать брюки. Одновременно его громилы крепко ухватили Нику за руки и за ноги и повалили на диван. Похоже, что этот трюк у них был давно отработан: Ника даже пошевелиться не могла, на рот ей налепили кусок скотча, и она могла издать лишь яростное мычание. Мартынов достал нож и разрезал на Нике юбку, колготки, блузку и лифчик. Ника чуть не задохнулась под его грузным телом, но закончил он довольно быстро. Застегивая штаны, Мартынов подмигнул раздавленной и униженной Нике и удовлетворенно сказал: