Копье Пустыни
Шрифт:
– Элона Свиток из Лощины Избавителя. Мать Лиши.
Глаза Инэверы распахнулись от удивления. Она широко улыбнулась, подошла к Элоне и обняла ее.
– Ну конечно, для меня большая честь познакомиться. Нам нужно многое обсудить, но в другой раз. Насколько я поняла, мать сына Джессума забрал Эверам. Ты не могла бы ее заменить?
– Конечно, – кивнула Элона, и Лиша сердито посмотрела на нее.
– В каком смысле заменить? – спросил Рожер.
Инэвера жеманно улыбнулась:
– Проследить за твоим поведением, когда они
Рожер снова вспыхнул и проглотил ком.
– Я… – начал он, но Инэвера не стала слушать.
– Мать Аманвах – я, – ответила она Элоне. – Это тебя устраивает?
– Разумеется, – торжественно заявила та, как будто разумный человек не мог дать иного ответа.
Инэвера кивнула и повернулась к остальным:
– Вы не могли бы нас оставить?
Все на мгновение застыли и вздрогнули, когда Элона хлопнула в ладоши:
– Кыш! Оглохли, что ли? Нет, Рожер, не уходи. – Она схватила его за руку, когда он попытался улизнуть.
Вышли все, кроме Лиши.
– Тебе здесь не место, дочь Эрни, – заметила Инэвера. – Ты не родня ни жениху, ни невестам.
– Отнюдь нет, Дамаджах, – возразила Лиша. – Если моя мать заменила мать Рожера, то я как ее дочь могу заменить сестру.
Она улыбнулась и подалась ближе, понизив голос.
– В Эведжахе прямо так и написано, – самодовольно добавила она.
Инэвера нахмурилась и открыла рот, но Рожер перебил ее:
– Я хочу, чтобы она осталась.
На последнем слове он пустил петуха при виде того, что Инэвера повернулась к нему, но на ее лице мелькнула улыбка, и она поклонилась:
– Как пожелаешь.
– Лиша, запри дверь, – приказала Элона. – Не хватало еще, чтобы Гаред ввалился и заявил, что забыл свой топор.
Инэвера засмеялась. Глядя, как дружно они веселятся с Элоной, Рожер испугался не на шутку. Похоже, Элона куда лучше его знает, что происходит.
Лиша тоже выглядела встревоженной – то ли из-за смеха, то ли из-за небрежного приказного тона Элоны. Она развернулась, подошла к высоким золоченым дверям и задвинула засов с громким лязгом, от которого Рожер подскочил. Ему показалось, что дверь заперли от него, а не от Гареда и остальных.
Инэвера щелкнула пальцами, и девушки выпрямили спины. Они по-прежнему стояли на коленях.
– Аманвах – дама’тинг. – Инэвера положила руку на плечо дочери. – Целительница, акушерка и избранная Эверамом. Она молода, но уже сделала свои кости и прошла все испытания.
Она с улыбкой посмотрела на Лишу.
– Возможно, она сумеет залечить эти царапины на твоем лице. – Инэвера указала на алые полосы на щеке Лиши, которые сама и оставила.
Лиша улыбнулась в ответ:
– Ты слишком часто моргаешь, Дамаджах. Глаза печет? Если хочешь, я приготовлю промывание.
Рожер перевел взгляд на Инэверу в ожидании ядовитого ответа, но Инэвера улыбнулась и продолжила как ни в чем не бывало:
– Лично я подарила мужу восемь сыновей и трех дочерей. Все женщины в моей семье плодовиты, и кости говорят, что Аманвах родит множество детей.
– Кости? – переспросила Лиша.
Инэвера нахмурилась.
– Это не твое дело, северянка, – отрезала она, но через мгновение снова расплылась в улыбке. – Важно то, что Аманвах подарит тебе сыновей, сын Джессума. Мать Сиквах была такой же плодовитой. Сиквах тоже родит тебе немало детей.
– Да, но умеют ли они петь? – спросил Рожер, чтобы немного разрядить обстановку. Это была присказка из любимого анекдота Аррика – непристойной истории о мужчине, который укладывал женщин в постель одну за другой, но так и не был удовлетворен.
Но Инэвера только улыбнулась и кивнула:
– Разумеется. – Она щелкнула пальцами и отдала девушкам приказ по-красийски.
Аманвах прочистила горло и запела. Ее голос был звучным и чистым. Рожер не понимал слов и сам толком не умел петь, но за годы выступлений с Арриком, величайшим певцом своего времени, научился слушать и судить.
Голос Аманвах был стократ прекраснее голоса Аррика. Рожер словно оторвался от земли с порывом ветра и унесся на волнах мелодии.
Но затем налетел второй воздушный поток, оплетший первый, – то плавно вступила Сиквах. Голоса девушек слились в гармонии, и Рожер был потрясен. Несмотря на свой пол, они могли бы сделать прекрасную карьеру в энджирской гильдии жонглеров.
Рожер молча стоял и внимал пению. Когда Инэвера наконец оборвала песню взмахом руки, он почувствовал себя марионеткой, которой внезапно перерезали нити.
– Кроме того, Сиквах прекрасно готовит, – добавила Инэвера, – и обе девушки обучены искусству любви, хотя не знали мужчин.
– Э… искусству? – Рожер снова покраснел.
Инэвера рассмеялась и щелкнула пальцами. Аманвах грациозно поднялась и открепила покрывало. Тонкий белый шелк соскользнул, как струйка тумана, обнажив лицо неописуемой красоты. Аманвах была истинной дочерью своей матери.
Сиквах встала сзади, прикоснулась к ее плечам, и платье Аманвах словно растворилось. Шелк стек с нее на пол. Рожер ахнул, глядя на обнаженную девушку.
Инэвера крутанула пальцем, и Аманвах покорно повернулась, чтобы Рожер осмотрел ее со всех сторон. Тело Аманвах было совершенно, как и тело ее матери, и Рожер встревожился, достаточно ли просторны его лоскутные штаны. А вдруг его тоже заставят раздеться и все женщины увидят его восставшую плоть?
– Ради Создателя, нельзя ли без этого обойтись? – спросила Лиша.
– Тихо, – цыкнула Элона. – Конечно нельзя.
Аманвах повернулась и расстегнула шелковое платье Сиквах, которое исчезло, как в полдень тень, превратившись в чернильную лужицу подле ног. Возможно, Сиквах была не так красива, как Аманвах, но, не считая присутствующих в комнате, Рожер не встречал подобных красавиц.