Копи царя Комусова
Шрифт:
– Слушай сюда, – раздался за спиной чей-то голос. – Я тебя, сволочь, еще в новом городе срисовал. Надо бы тебя, суку, здесь, прямо сейчас замочить, но тебе повезло. Нужен ты мне, а по сему, пойдешь за мной и не вздумай рыпаться. Раздавлю, как муху. Все понял? Тогда топай вон к той машине и помни – от пули не убежишь.
Ехали долго, всю дорогу оба молчали. «Борзый» узнал «Македонского» и с большим трудом унимал предательскую дрожь.
Остановились у опушки леса.
– Шагай вперед, – приказал «Македонский» и снова пырнул ножом в спину. Не
В сторожке лесника никого не было. Пахло какими-то химическими препаратами, жженой канифолью и горелым изоляционным материалом.
– Сейчас буду делать из тебя шахида. Все сделаешь правильно – останешься жить. Усек? Давай, раздевайся. Одевай вот этот пояс. Живей, у тебя выбора все равно нет. Есть только шанс. Больше повторять не буду. Взрыватель у меня, – Иван показал небольшую коробочку с мигающей светодиодной лампочкой. – Сейчас поедем, куда скажу. Войдешь в дом и передашь письмо. Все сделаешь правильно, получишь взрыватель, значит, останешься жить. Нет, ну, тогда пеняй на себя. Пошли. Темнеет уже.
В дверь позвонили. «Наверное строители, – подумала Маргарита. – Силуянов обещал прислать специалистов по установке дополнительного оборудования. Как не вовремя. Ну, не дадут с дочерью вдоволь пообщаться».
Марго послала дочке смайлик воздушного поцелуя и отключила паншетник.
– Иду. Ну, иду же, чего так трезвонить? У меня не приемный покой, больных с острым аппендицитом не принимаю.
За дверью оказались не строители, а дородная дама с вихрастым мальчуганом. Пацан старался вырваться, но женщина цепко держала его за руку.
– Ты, что ли Крулевкая будешь? Что-то я тебя не узнаю. Раньше-то вся в соку была, а теперь тощая, как селедка. Ладно, запускай нас, разговор к тебе имеем, серьезный.
Марго посторонилась, пропуская непрошенных гостей.
– Ты меня чай и не помнишь. Да ладно, таких, как я, у тебя почитай тыщи были. Мужа моего к «куму» отправила. Но я на тебя зла не держу, наоборот. Он помирал год назад, велел тебе в ноги кланяться. Дружки его закадычные, как под следствием оказались, так разом стали его «паровозом делать». А ты молодцом, во всем разобралась и ему только пятерик впаяли, за соучастие. А иначе огреб бы, страдалец, на всю катушку. Вот поэтому я к тебе и пришла. За добро добром платить надо.
Она сорвала с пацана старенькую шапку.
– Давай, рассказывай тете все как есть, без утайки. А то получишь у меня наказание господне.
Парень мял в руке шапку, опустил голову и молчал.
– Короче, сынуля мой дюже, как моторы любит. Где кто чего чинит, так он там обязательно. Хлебом его не корми, дай в железяках поковыряться. А сегодня шлем мотоциклетный диковинный в дом притащил. Говорит, нашел. Давай, рассказывай. Чего молчишь? Иначе, как батяня покойный, в кутузку загремишь.
Угроза подействовала и парень, наконец, заговорил:
– Я там сгоревший мотоцикл разглядывал, потом в кустах шлем нашел. Потом по телевизору сказали, что мотоциклист хорошего милиционера взорвал. Ну, я мамке и рассказал. Я могу показать, куда тот мотоциклист побежал. Только меня в тюрьму не сажайте, пожалуйста.
Марго уже тянулась к мобильному телефону.
Лес был большой. В сторожке лесника никого не было. От служебных собак толку было мало. Слишком много времени прошло, да и посторонних запахов кругом было предостаточно. Шитов расставил всех людей по секторам. Должно же ему хоть когда-то повести. Не мог этот мотоциклист далеко уйти. Вот только лес прочесывать людей явно не хватит.
Прошел час, другой, третий. Шитов вернулся к машине, взял в руки микрофон и стал выслушивать доклады с точек наблюдения. Вдруг в кустах, в метрах в тридцати от машины, мелькнула тень.
– Стой! Стрелять буду! – заорал полковник, бросая микрофон и вытаскивая из кабуры служебное оружие.
Из кустов раздался выстрел, потом еще один. Шитов плюхнулся на землю. Кусты зашевелились. Преступник уходил назад, вглубь леса.
«Выстрелю наугад, авось задену. Легче будет догонять». Он выстрелил несколько раз. Эхо прогромыхало и стихло. Наступила тишина. Кусты больше не шевелились.
«Чего же он не стонет? Или притаился, гад? Ждет, когда я встану, что бы пальнуть наверняка. А вот шишь тебе. Я доползу до тебя, а башку под пули не подставлю. Да и выстрелы, наверняка, мои слышали, сейчас прибегут с калашами. Это тебе не табельный пистолетик».
Действительно, минут через пять из леса послышались голоса и показались несколько ребят из ОМОНа с автоматами наперевес.
– Там он, там, – крикнул Шитов, показывая в сторону кустов. – Он вооружен. Осторожно ребята.
Его слова утонули в звуке выстрела.
Виталий Тимашев лежал, свернувшись калачом. Из раненной ноги все еще сочилась кровь. Последний патрон в своем пистолете он использовал для себя. На голове убийцы зияла огромная рана.
Глава 25
Человек в темной куртке и с натянутой почти на самые глаза вязаной шапочкой вошел в подъезд. Раздалась трель дверного звонка. Послышался топот нескольких пар ног. Мужика с заломленными руками быстро потащили к подъехавшей полицейской машине.
«Как же я вас всех ненавижу! Горите вы все в аду! Интересно, успел этот гад передать письмо?». «Македонский» нажал кнопку взрывателя.
При осмотре в морге в кармане куртки «Борзого» нашли обгоревшее письмо. Кое-что следователям удалось прочитать: «Дорогая моя доченька Веселина. Твой папа уезжает и очень надолго. Ты у меня уже взрослая и должна знать, что нашей мамы больше нет. Чтобы тебе не говорили, ее больше нет на этом свете. Она на небесах и внимательно смотрит за тобой. Поэтому, пойдешь в школу – учись хорошо и слушайся во всем свою тетю. Обо мне тебе тоже будут говорить всякие гадости. Не верь никому. Просто твой папа не такой как все». Остальная часть письма сгорела. Но по всему было видно, письмо к дочери Иван Чумак написал большое и обстоятельное.