Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник)

Хаггард Генри Райдер

Когда человек является знатоком лишь одного дела, он стремится поддерживать свой авторитет мастерством. Неудача так меня взбесила, что я тут же совершил весьма опрометчивый поступок. Поспешно прицелившись в бегущего генерала, я послал ему вдогонку вторую пулю. На этот раз я не промахнулся — бедняга высоко взмахнул руками и упал ничком, как подкошенный. Я же от этого пришел в необузданный восторг, как самый настоящий зверь. Все это я привожу в подтверждение того, как мало мы думаем о других, когда дело касается нашей безопасности, тщеславия или репутации.

Наши воины, видевшие мой подвиг, приветствовали его громкими, восторженными криками, как новое доказательство чародейства белых людей и счастливое предзнаменование нашего успеха.

Отряд же, которым командовал только что убитый военачальник (впоследствии мы узнали, что он действительно был командиром колонны), начал в беспорядке отступать. Сэр Генри и Гуд тотчас же схватили винтовки и принялись стрелять; особенно усерден в этом отношении был капитан, посылавший из своего винчестера пулю за пулей в сплошную массу отступающих воинов; я тоже пальнул в них раза два. В результате, насколько мы могли судить, нам удалось вывести из строя человек шесть-восемь, прежде чем они оказались на расстоянии, где наши выстрелы не могли причинить им вреда.

Как только мы прекратили стрельбу, откуда-то справа раздался угрожающий рев, тотчас же подхваченный с левой стороны, и обе неприятельские колонны одновременно бросились на нас с флангов. Услышав зловещий рев, сплошная масса воинов, стоявшая перед нами, немного раздалась и, распевая дикую песню, неторопливо побежала к нашей возвышенности, а затем — по узкой зеленой полосе, зажатой между отрогами холма. Мы трое (Игнози лишь время от времени помогал нам) встретили их частым ружейным огнем, но нам удалось убить лишь нескольких человек. На нас шла могучая лавина вооруженных людей, и стрелять в нее было все равно, что бросать мелкие камешки навстречу огромной, надвигающейся волне.

А они, размахивая и звеня копьями, с криком шли вперед и уже теснили наши сторожевые посты, расставленные у подножия холма. После этого наступление несколько замедлилось: хотя мы еще не оказали серьезного сопротивления, но нападающим приходилось взбираться в гору. Наша первая линия обороны была расположена примерно на полпути между основанием холма и его вершиной, вторая линия находилась на пятьдесят ярдов выше, а третья шла по самому краю плато.

А враги подходили все ближе и ближе с громким воинственным кличем:

— Twala! Twala! Chiele! Chiele! [48]

А наши воины ответили:

— Ignosi! Ignosi! Chiele! Chiele!

Теперь неприятель был совсем близко. В воздухе засверкали толлы, и противники с пронзительным, диким воплем бросились друг на друга.

Завязался бой, и дерущиеся насмерть люди стали падать, как листья от осеннего ветра. Но вскоре превосходящие силы противника взяли верх, и наша первая линия обороны медленно отступила, пока не слилась со второй. Здесь битва разгорелась с новой силой, и вновь наши воины вынуждены были отступить выше, пока наконец через двадцать минут после начала сражения не вступила в бой третья линия обороны.

48

Твала! Твала! Бей! Бей!

Поскольку нападающие были уже крайне утомлены и, кроме того, потеряли много людей убитыми и ранеными, то прорваться сквозь сплошную стену копий им оказалось не под силу. Битва то разгоралась, то затихала, обезумевшие от ярости полчища дикарей то продвигались вперед, то подавались назад, поэтому исход сражения был еще сомнителен. Сэр Генри следил за отчаянной схваткой загоревшимися глазами и внезапно, не говоря ни слова, бросился в самую гущу боя. Капитан Гуд последовал за ним, я же предпочел остаться на месте.

Наши воины увидели исполинскую фигуру сэра Генри среди сражающихся и с удвоенной яростью бросились на врага с криком:

— Nanzia Inkubu! Nanzia Unkungunklovo! [49] Chiele! Chiele!

С

этого момента можно было не сомневаться в исходе боя. Шаг за шагом, отчаянно сопротивляясь, воины Твалы начали отступать вниз по склону холма, пока наконец в замешательстве не соединились со своими резервами. В этот момент явился гонец и сообщил, что атака отбита и с левого фланга. Я уже начал поздравлять себя с тем, что хоть на время сражение прервалось, как вдруг, к нашему ужасу, мы увидели, что наши воины, сражавшиеся на правом фланге, бегут к нам через плато и за ними гонится огромная толпа врагов, которым, очевидно, удалось прорваться в этом месте.

49

С нами Слон!

Игнози, стоявший возле меня, сразу понял создавшееся положение и немедленно приказал резервному полку Серых, находившемуся вокруг нас, построиться и приготовиться к бою.

Игнози вновь отдал приказ, который был подхвачен и передан военачальникам, и буквально в следующее мгновение я, к своей величайшей досаде, сам не знаю как, оказался вовлеченным в гущу бешеной атаки наших войск, бросившихся навстречу врагу. Мне ничего не оставалось, как бежать с ними, и я, стараясь держаться как можно ближе к огромной фигуре Игнози, несся за ним так, будто очень хотел, чтобы меня убили. Минуты через две — мне казалось, что время летит невероятно быстро, — мы врезались в толпу наших воинов, убегающих от врага, которые тут же построились позади нас. А затем — затем я не знаю, что произошло. Я лишь помню ужасный, оглушительный шум сталкивающихся щитов, внезапное появление огромного бандита, с готовыми выскочить из орбит глазами, и устремленное на меня окровавленное копье. Уверен, что от одного этого зрелища большинство людей тут же упали бы без сознания, но должен с гордостью признаться, что не растерялся, сразу сообразив, что если останусь на месте, то мне несдобровать. Увидев, что враг готов на меня ринуться, я бросился к нему прямо под ноги, и так ловко, что он не смог остановиться и со всего разбега перепрыгнул через мое распростертое тело и грохнулся на землю. Прежде чем он смог подняться, я вскочил на ноги и свел с ним счеты выстрелом из револьвера.

Вскоре после этого кто-то сбил меня с ног, и я упал без сознания.

Очнувшись, я увидел склоненное надо мной лицо капитана Гуда, державшего в руке тыквенную бутыль с водой, и заметил, что нахожусь у каменного холма, то есть на плато, у нашего наблюдательного пункта.

— Как вы себя чувствуете, старина? — спросил он меня с беспокойством.

Я встал и, прежде чем ответить, отряхнулся.

— Ничего, благодарю вас.

— Слава богу! Когда я увидел, что вас сюда несут, у меня подкосились ноги: я подумал, что с вами все кончено.

— На этот раз обошлось благополучно, дружище. От удара у меня просто помутилось в голове. Но скажите, что произошло?

— Пока что неприятель отбит со всех сторон. Потери огромные: у нас две тысячи убитыми и ранеными, у них — не менее трех. Посмотрите-ка на это зрелище! — И он указал на длинные ряды приближающихся к нам людей.

Они шли группами по четыре человека и держали нечто вроде носилок, сделанных из шкур с прикрепленными в каждом углу петлями, чтобы их удобнее было нести. Между прочим, таких носилок всегда очень много в каждом отряде кукуанской армии. На этих шкурах лежали раненые. По мере того как их приносили, они наспех осматривались лекарями, которых полагалось десять на каждый полк. Если рана была не тяжелая, пострадавшего воина забирали и тщательно лечили, насколько, конечно, позволяли условия. Но если состояние раненого было безнадежно, то под предлогом врачебного осмотра один из лекарей вскрывал ему острым ножом артерию, и несчастный быстро и безболезненно умирал. Конечно, это ужасно, но, с другой стороны, не истинное ли это проявление милосердия?