Коптский крест. Дилогия
Шрифт:
Тем не менее мальчик уже успокоился. Выплакавшись и выговорившись, он почти взял себя в руки и попытался членораздельно отвечать на вопросы новых знакомых. И сразу осознал: ему не верят! Нет, вопросы Олега Ивановича были вежливыми и корректными, но в них явно сквозила ирония. Что до его сына – Ваня откровенно развлекался, давая понять, что Николенькины рассказы – не более чем розыгрыш. А ведь мальчик так старался, чтобы ему поверили! Он вдруг осознал, что отец и сын – его единственная надежда в этом страшном, чужом мире. И если Олег Иванович и его сын Ваня сейчас попрощаются и отправятся своей дорогой, Николеньке останется одно – пропадать.
Впрочем, новый знакомый, кажется, не собирался бросать мальчика. Наоборот, Олег Иванович, в который уже раз, терпеливо выслушивал сбивчивый Николенькин рассказ, как вдруг его прервала мелодичная трель.
Новый знакомый, жестом попросив мальчика подождать, полез в карман и извлек на свет божий маленькую плоскую коробочку. Она-то и издавала странные звуки. Олег Иванович сделал что-то с коробочкой, поднес к уху и, к удивлению Николеньки, заговорил, будто беседовал с невидимым собеседником.
– Да, Владимир Георгиевич, я. Нет, не отменяется. Простите, у меня тут образовался небольшой форс-мажор. Нет, буду минут через десять. Не стоит, я в ваших краях, как раз подхожу к редакции.
Олег Иванович отнял коробочку от уха, опять сделал с ней что-то, отчего она отчетливо пискнула, и вновь обратился к мальчикам:
– Так, молодые люди, у меня тут образовались срочные дела. Так что придется на время вас покинуть. Ваня, проводи нашего нового друга до дому. Адрес помнишь?
Ваня кивнул, и Олег Иванович уже обратился к Николеньке:
– Что ж, юноша, был рад знакомству. Надеюсь, все уладится, и мы еще сможем как-нибудь побеседовать. Должен отметить, у вас на редкость богатая фантазия и недюжинные актерские способности. – И опять Ивану: – Не забудь взять у парня координаты и позвони, как доберетесь до места. Закончу дела в журнале – встретимся и зайдем в Макдоналдс. Договорились?
Николенька торопливо кивнул, а Ваня уже дергал мальчика за рукав:
– Ну что, пошли? Тут недалеко, по дороге и поговорим.
И вот, распрощавшись с милейшим Олегом Ивановичем, несчастный гимназист отправился вслед за Ваней, изо всех сил стараясь не шарахаться от странно одетых людей и проносящихся возле самого тротуара самоходных экипажей.
Дорога до дома на Гороховской (то есть на улице Казакова – так, кажется, назвал улицу новый знакомый) заняла совсем немного времени. Николенька даже удивился – как недалеко он успел уйти за эти страшные полчаса! Поворот, переулок, два квартала вдоль тихой улицы – и вот он, нужный дом! Николенька не уставал удивляться сам себе. Всего-то около часа прошло с тех пор, как он несся этими самыми дворами, с выпученными от ужаса глазами, ничего вокруг не замечая. А сейчас уверенно идет по улице города будущего (ну не совсем уверенно, честно говоря, откуда взялось бы это чувство, не будь рядом Вани?), с любопытством рассматривает «автомобили», как называют эти самодвижущиеся экипажи, изучает яркие плакаты и вывески…
Нет, решительно Николенька мог гордиться собой! Особенно если учесть, что он еще и успевал задавать своему провожатому тысячу и один вопрос. Ваня охотно отвечал, но насмешка в его голосе ощущалась вполне. Николенька понимал, что его спутник так до конца ему и не поверил и теперь находит удовольствие в том, чтобы подыгрывать собеседнику, зачем-то валяющему дурака. Игра эта Ваню забавляла, и он охотно принял тон, предложенный несчастным гимназистом.
Дом номер девять по Гороховской улице (то есть архитектора Казакова) стоял на своем месте. Но нельзя сказать, что он совсем уж не изменился. Цвет теперь был не темно-желтым, а каким-то салатовым; фасад же изрядно облупился. На окнах первого этажа появились решетки, а сам фасад был изуродован какими-то щелястыми серыми ящиками. Ваня называл их «кондиционеры» и даже объяснил, для чего они служат, но Николенька пропустил объяснение мимо ушей, рассматривая на рекламном плакате размахивающего оружием монстра.
В общем, дом был тем самым. Да и подворотня на первый взгляд почти не изменилась. Добавились, правда, какие-то корявые, размытые разноцветные надписи дикого содержания и непонятные символы, но мальчику было уже не до них. Со всех ног он кинулся во двор… и замер как вкопанный. Во дворе не было ничего хоть отдаленно знакомого – серый монолит вместо брусчатки, хилая клумба, уродливые крылечки где надо и где не надо. Посреди двора – пять «автомобилей» и какие-то дурно пахнущие баки. Так, похоже, в будущем выглядела помойка.
– Ну, и где здесь твой девятнадцатый век? Ладно, признавайся, что все выдумал. Классно сыграно, кстати, ты талант. Мы с папой чуть не поверили…
Это было невыносимо! В отчаянии Николенька обернулся к насмешнику. Увидев в глазах товарища самое настоящее, неподдельное горе, Ваня поперхнулся очередной колкостью:
– Ну ты что… ладно, я так, не бери в голову. Счас найдем, где ты живешь. А давай дом обойдем – может, тебе в другой подъезд или вообще в соседний дом? Мог ведь ты с адресом что-то напутать, верно? – И с этими словами Ваня увлек мальчика назад, на улицу.
И надо же – Ваня как в воду глядел! Не успели они сделать вдоль фасада и десятка шагов, как загадочная подворотня нашлась. Причем она и здесь была не на месте; и точно так же из нее тянуло сыростью и холодом. И таким пугающим был этот холод, что Николенька остановился в двух шагах от цели, к которой только что стремился всеми силами.
– Ну вот, кажется, пришли… – неуверенно сказал мальчик. – Мне, кажется, сюда…
– Туда, говоришь? И правда, странное местечко… – И Ваня поковырял ногой кромку асфальта. Подобно траве на «той стороне», асфальт тоже заканчивался как-то… неправильно. Он обрывался идеально прямой линией: ни трещин, ни щелей. А за обрезом начиналась плотно утоптанная земля, тоже какая-то странная: ни нежной майской травки, ни мелкого мусора, ни даже камешков. Но делать было нечего, и Николенька постарался унять внутреннюю дрожь.
– Да, точно, туда. Ну что, пошли? – И первым вошел в темный зев загадочной подворотни.
Наверное, ни один приговоренный к казни и помилованный в последний момент преступник не чувствовал такого облегчения, какое испытал Николенька. Милый, знакомый до слез двор! Фомич со своей метлой! При виде дворника Николеньке захотелось тут же броситься и расцеловать его. И Васютин в компании двух студентов, и вороха брошюр! И тетя Оля – такая домашняя и родная – идет через двор с кошелкой в руке.