Корабль, идущий в Эльдорадо
Шрифт:
Над головой три раза каркнула ворона, возвращая меня в реальность. Громко хлопая крыльями, ворона снялась с ветки. Ветка закачалась, сбросив мне на голову весь свой запас дождевых капель.
Тир представлял собой стилизацию под избушку на курьих ножках. Место Бабы-Яги замещал Дерябин.
— Привет, Серый, — сказал я.
— Здорово, Руднев. Хочешь пострелять?
— Конечно. — Я посмотрел на стенд. — Сколько у тебя мишеней?
— Да штук тридцать наберется, — прикинул Серега, тоже глянув на стенд.
— А если я их все собью?
— Получишь приз.
— Ага, — понимающе кивнул я и принялся ловко щелкать из воздушной винтовки одну мишень за другой. Последней нетронутой целью оставалась «музыкальная шкатулка» — красного цвета ящик с желтым кружком. В этот-то кружок и следовало попасть.
Бах!!
Цзинь!!!
— Есть контакт! — вскинул я винтовку над головой.
Магнитофон, спрятанный за белой занавеской и соединенный длинным шнуром с «музыкальной шкатулкой», тотчас запел знакомым голосом Фанни-Ольги:
Прощай! Останется боль! Затаится печаль тугая. И мне о любви пропоет Другая… Другая…И оборвалось…
Раскачивалась под ветром входная дверь в избушку. Шумела листва. Три десятка ни в чем не повинных жестяных зверюшек — зайцев, оленей, волков и прочих наших братьев меньших — безжизненно висели вниз головами.
— Получай приз, Руднев! — Серега протянул мне пузатую бутылку «Наполеона».
Я тут же ее открыл. Дерябин достал две стопки. Мы выпили.
— Рассказывай, что новенького, — предложил он.
И я рассказал ему о нашем прощальном ужине и об опасениях матери относительно Ксении. Да мне и самому за нее было немножко тревожно.
— Не комплексуй, Руднев. — Серега снова наполнил стопки. — Это только в романах прошлого века героини бросались в воду или лезли под паровоз. В наше время все гораздо проще.
— Это как?
— А так. Ксения благополучно вернулась к своему законному супругу.
— То есть к тебе?
— То есть ко мне. Се ля ви, как говорят в Рязани.
И уже Дерябин рассказал мне, как Ксения явилась домой поздно вечером, как против своего обыкновения не пошла к себе, а, раздевшись, юркнула к нему под одеяло, уткнувшись холодным носом в плечо, и как он утешил раскаявшуюся жену.
— Она очень быстро успокоилась, — сказал Серега. — А утром предложила мне пойти на компромисс. Она рожает от меня ребенка, и мы покупаем вторую квартиру. Таким образом, все проблемы решены. Я остаюсь при своем покое в новой квартире, а Ксения — при своей Лизочке. Или Ванечке. Это уж кто получится.
— Но где вы возьмете столько денег на вторую квартиру?
Ни слова не говоря, Дерябин расстегнул «молнию» на черной сумке. Она была набита долларами.
— Ничего себе, — присвистнул я. — Ты что, банк ограбил?
— Здесь двадцать тысяч баксов, — небрежно сообщил он. — Пятнадцать тысяч я взял у Пал Палыча. Родственников у него нет. Всю жизнь он любил мою бабку. Выходит, я прямой наследник. Ну, а другие пять Ксении подарил Баварин.
Я оторопело смотрел на Серегу.
— Она же должна была их отдать за разбитую машину.
— Ты, Руднев, доверчивый, как ребенок. Ничего она не должна. Ксения все выдумала.
— Постой, постой! — воскликнул я. — Что выдумала?! Миллионера с «кадиллаком»?!
— Да нет, миллионер как раз существует, — принялся объяснять Дерябин. — И Ксения каталась с его дочкой на «кадиллаке». Только ни в какую аварию они не попадали. И ни за какой ремонт, соответственно, платить не надо.
— Ничего не понимаю, — оторопело пробормотал я. — Для чего ей тогда понадобилось мне врать? — Я залпом осушил свою стопку.
— У женщин, Руднев, своя логика. Ксения хотела ребенка от любимого человека. То есть от меня, — не без удовольствия подчеркнул он. — Она своего добилась. В то же время и мне хорошо. Я буду приходить к ним в гости, гладить дочку по головке и говорить: «Растешь, дочурка? Ну расти, расти». А потом возвращаться в свою холостяцкую квартирку. Представляешь, Руднев, все прелести семьи и свобода одновременно. Совмещение несовместимого.
— Все равно ерунда какая-то получается, — не слушая его болтовню, бормотал я. Ровным счетом ничего не понимаю…
— И не надо ничего понимать. — Дерябин разлил по стопкам остатки коньяка. — Нам, мужикам, не дано понять, что творится в загадочной женской душе. Мы для этого слишком поверхностны. Давай лучше выпьем.
И мы выпили.
33
На потолке сидел солнечный зайчик. Увидев, что я проснулся, он спрыгнул на пол и робко приблизился к кровати. Я осторожно, чтобы не спугнуть, протянул руку и ласково погладил его по мягкой и теплой шерстке.
В ту же секунду я проснулся окончательно. Моя рука лежала на Иринином лобке.
— Солнечный зайчик, — произнес я.
Ирина открыла глаза.
— Что ты сказал? — улыбнулась она.
— Я говорю, что это — солнечный зайчик, — взъерошил я ее кучерявые волосики.
— А это — мой любимый, — поцеловала она уголок моих губ.
— Ты меня любишь? — спросил я, отвечая поцелуем на поцелуй.
— Конечно, люблю.
— А как ты меня любишь?