Корабль призраков
Шрифт:
Под прозрачным яйцом происходило нечто ужасное: привязанная к металлической перекладине, закрепленной на вантах, висела Сюзи; она была очень бледна, а глаза закрыты. От ее шеи тянулась красная трубочка, расходившаяся, как пальцы на перчатке, пятью ответвлениями. К четырем из них припали розовые рты Графа, Риксенды, Фанеры и Дюшетты. Пятый сосок был зажат небольшой металлической прищепкой, возле него, съежившись и закрыв лицо руками, плавала Альмоди.
Граф сделал длинную паузу, надолго оторвавшись от своей трубочки, и блаженно сказал:
– Э-эх, хороша, до последней капли хороша!
Веснушчатые
Альмоди, плавающая среди густых зарослей собственных распущенных волос, метнула мгновенный взгляд сквозь разведенные пальцы и тут же быстро, как лезвия ножниц, снова свела их, прикрывая глаза.
Через некоторое время Граф сказал:
– Все, больше из нее ничего не выжмешь. Фан и Дюше, скормите-ка ее в большую мясорубку. Если встретите кого-нибудь в коридоре, сделайте вид, что несете пьяную. А потом Док отмерит нам дозу для высшего наслаждения, за что, если, конечно, будет хорошо себя вести, – получит выпивку. Ну, а мы, в свою очередь, на десерт высосем Лопуха.
Лопух уже успел наполовину подтянуть узел на запястьях к своим зубам. Сатана все так же жадно следил за ним, но медленные движения Лопуха ускользали от внимания собаки. Вытекавшая из ее пасти слюна пузырилась вокруг клыков.
Фанетта и Дюшетта открыли люк и протолкнули в него бездыханное тело Сюзи.
Обнимая Риксенду, Граф с чувством заговорил, обращаясь к Доку:
– Ну что, старина, разве мы на неверном пути? Пусть струйки крови животворной окрасят когти и клыки, ведь так говорил один поэт? Они же отравили все, что только можно было отравить! – Граф красноречивым жестом указал в сторону окутанного грязным туманом оранжевого шара, постепенно уплывающего за край прозрачного яйца. – Они все еще воюют, но вскоре смерть настигнет этот глупый аттракцион для сумасшедших, «спасательный корабль», как они его обозвали. Не забывай – такие же люди управляют и нашим кораблем. Когда мы выпьем кровь у всех на «Ковчеге», в том числе и их кровь, мы будем пить нашу собственную.
Лопух подумал, что Граф явно переоценивает кровожадность этих людей. Узел теперь был очень близко к его зубам. Он услышал, как в коридоре замолотила большая мясорубка.
В пустой соседней каюте появились наряженные под бражников Дрейк и его помощник Феннер. Они уже подплывали к распахнутому входному люку.
Граф тоже заметил это:
– Взять их. Сатана, – приказал он. – Твоя добыча.
Крупное тело собаки пулей отскочило от каната и пролетело через амбразуру люка.
Дрейк пытался прицелиться в пса, но вдруг как-то обмяк.
С легкой усмешкой Граф одним движением выхватил металлический предмет в виде свастики с острыми, как лезвия, лепестками и запустил его в офицеров. Вращаясь, предмет пересек комнату, миновав Лопуха и Дока, пролетел в люк, и, не задев ни Дрейка и ни Феннера, врубился в прозрачную звездную стену.
Тут же раздались завывания и свист ветра, а затем – мгновенный хлопок закрывшегося аварийного люка. Лопух увидел, как за зыбкой прозрачной пленкой натянувшегося пластика Дрейк, Феннер и Сатана начали харкать кровью и на глазах раздуваться. Наконец брызнув во все стороны фонтанами крови, их тела взорвались.
Пустая каюта, в которой они находились, вдруг куда-то исчезла. У «Ковчега» отросла новая стенка, а Чертоги Графа на глазах преобразились.
За бортом, уменьшаясь в размере, свастика неслась навстречу звездам.
Вернулись Фанетта и Дюшетта.
Лопух почти без усилий перекусил веревки, стягивающие его запястья и на мгновение согнулся, чтобы перекусить узел на щиколотках.
Граф поднырнул к нему. С небольшой задержкой – они доставали ножи – все четыре девушки последовали за ним.
Фанетта, Дюшетта и Риксенда неожиданно затормозили и бессильно повисли в воздухе. Лопуху показалось, что маленькие черные шарики, как мышата, выскочили из их голов.
Времени перекусить узел на ногах уже не оставалось, и он выпрямился. Граф ударил его в грудь, Альмоди нырнула в ноги.
Граф и Лопух завращались вокруг каната гигантским флюгером. Вдруг Лопух почувствовал, что ноги его свободны. Это Альмоди перерезала узел на щиколотках. Противники оторвались от каната и, сцепившись, заскользили по дуге между спиралей.
Прозвучал щелчок раскрывшегося ножа Графа. Лопух краем глаза засек смуглое запястье, вцепился в него, и тут же боднул Графа в челюсть. Тот увернулся, отводя назад голову, но оголяя при этом шею. Лопух впился зубами ему в горло и с силой рванул.
Кровь захлестнула ему глаза, капельками запрыгала в воздухе. Он с отвращением сплюнул. Граф забился в конвульсиях. Тело его обвисло. На этот раз мощное кровяное давление сработало против него.
Лопух стряхнул с лица кровь, собравшуюся в шарики. Сквозь плавающие кровяные хлопья он разглядел влетевших в помещение Корчмаря и Кима. Альмоди все еще держала Лопуха за ноги. Распростершись в воздухе, плавали тела Фанетты, Дюшетты и Риксенды. Корчмарь с гордостью похвастал:
– Я прихлопнул их из своего пистолета. Здорово же я их отключил! Если хочешь, я могу перерезать им глотки.
Лопух ответил:
– Достаточно резни и перекусанных глоток. Хватит крови. – Освободившись от рук Альмоди, он нырнул к Доку, подобрав по дороге плавающий нож Дюшетты.
Лопух перерезал веревки на его руках и ногах и с трудом выковырял кляп изо рта.
Между тем, Ким шипел над ухом:
– Ссстащщил из ящщика касссы и ссспрятал бу-мажжки хозззяина. Сссказал, что ты их ссспер, Ло-пуххх. Ты и Сссюзи. Тут-то он и зашшевелилссся. Корчмарь – ссскареда.
Корчмарь, перебивая кота, затараторил:
– Я видел, как они засунули Сюзи в большую мясорубку. Я узнал ее по браслетам на ногах, по сердечкам. После этого я уже ничего не боялся – любого готов был убить, даже Графа. Я ведь любил Сюзи.
Док наконец прокашлялся и властно прохрипел:
– Настойки!
Лопух передал ему тройную порцию. Док высосал ее без остатка, а затем, переведя дух, сказал:
– Граф говорил правду. «Ковчег» – это пластиковый спасательный корабль с Земли.
Земля – это… – он ткнул пальцем в сторону хмурого оранжевого шара, исчезающего за обрезом кормового иллюминатора. – …Отравили сами себя смогом, погубили атомными войнами. Тратят золото на убийство друг друга, а пластик оставляют для выживания. Все лучшее забыто, утрачено.