Корабль Рима
Шрифт:
Аттик пошел вдоль пляжа на юг, где позавчера вечером бросила якорь «Аквила». Позади двух транспортов, стоявших у причала, он заметил свою галеру — она передвинулась на сто ярдов от берега, чтобы не мешать разгрузке громоздких и неуклюжих судов. Аттик отошел подальше от причала и махнул рукой. Луций, стоявший на корме галеры, сразу узнал капитана и махнул ответ. Аттик увидел, как от «Аквилы» отчаливает лодка. Капитан указал на самый край причала, откуда его должны были забрать, и стал возвращаться к судам.
Причал шириной восемь футов начинался у границы прилива и уходил в море на сто футов. Аттик шел по правой стороне настила, а мимо него, построившись в колонну по три, маршировали солдаты с суровыми лицами. Поравнявшись с судном, Аттик замедлил шаг, разглядывая его палубу. Путь ему преградил деревянный ящик, сгружавшийся с помощью подъемного устройства.
Поручни у борта на низкой палубе сняли, чтобы освободить место для сходней шириной шесть и длиной двенадцать футов, перекинутых на причал. Такие массивные сходни имелись у всех грузовых судов, что позволяло быстро перемещать на берег любой груз: от скота до рабов. Обычно сходни лежали на палубе и у причала просто перекидывались через борт — в последний момент их движение замедлялось с помощью веревок, прикрепленных к краю палубы. Простой прием, требовавший сноровки — точного расчета и крепких рук. Малейший промах — и сходни свалятся за борт. Такую картину Аттик не раз наблюдал в крупных портах Республики.
Легионеры терпеливо ждали на палубе, пока подъемное устройство, основание которого было прикреплено к мачте, повернется и освободит проход к трапу. Прозвучала команда, и матросы медленно развернули его, одновременно опуская стрелу, так что ящик повис над причалом у края сходней. Вторая группа матросов начала стравливать веревку, пропущенную через блок в верхней части подъемного устройства, и груз аккуратно опустился на причал. Ящик отвязали, и стрела подъемника повернулась, готовая принять новый груз. Аттик обошел бригаду грузчиков и направился к краю причала.
Взмахом руки он поприветствовал направлявшуюся к нему маленькую лодку, но вдруг замер на месте и резко обернулся. Легионеры возобновили высадку, выстроившись в колонну по три у края сходней. Сойдя на причал, отряд повернул и промаршировал к берегу. В течение минуты с судна высадилась полуманипула, двадцать рядов по три человека.
Аттик был поражен простотой идеи, пришедшей ему в голову. Природный скепсис призывал отбросить эту безумную мысль, но логика помогла преодолеть сомнения и еще раз убедиться в верности найденного решения. Аттик бегом бросился к берегу, вызвав удивление матросов в лодке. Обогнав колонну легионеров, он выскочил на пляж, остановился на секунду, чтобы перевести дух. Потом обвел взглядом строительную площадку, но Лентула нигде не увидел. Тогда Аттик вновь побежал, на этот раз к лагерю. Он снова и снова обдумывал пришедшую в голову идею, и его лицо приняло решительное выражение.
ГЛАВА 14
Сципиона опять вырвало от невыносимой вони, которая окружала его в кромешной тьме нижней палубы карфагенской галеры. Тесное пространство его тюрьмы резко отличалось от комнаты в крепости Липары, где консул провел первые две недели плена. Там из окна своей камеры он мог видеть гавань и гибель Классис Романус — не уничтожение, а превращение в карфагенский флот. Шестнадцать из двадцати римских галер вышли целыми из ловушки, пополнив вражеские ряды, и это обстоятельство вызывало жгучий стыд в душе гордого консула. Через две недели карфагеняне были готовы отплыть из Липары. Именно тогда Сципиона вывели из камеры и без объяснений бросили в трюм галеры, обрекая на страдания.
Желудок вновь сжали спазмы; он уже давно был пуст. Сципион с трудом отдышался. Замкнутое пространство, теснота и кромешная тьма грозили свести с ума. Консул собрал всю волю, чтобы противостоять панике, но чувствовал, что мужество покидает его. Ноги болели — потолок высотой пять футов не давал выпрямиться, и ему приходилось либо сидеть на корточках, либо стоять согнувшись, чтобы не опускаться на грязную палубу, кишевшую тараканами и заваленную нечистотами. От помещения для рабов его отделяла тонкая переборка, и консул явственно слышал их стоны и натужный кашель. От этих звуков кровь стыла в жилах.
Сципион точно не знал, сколько времени он провел в трюме — вероятно, около двух недель. Время от времени люк над ним открывался, и тюремщики спускали ему черствый хлеб и солоноватую воду, осыпая насмешками и оскорблениями на незнакомом языке. Первую неделю Сципион старался сохранять внешнее безразличие, чтобы своими страданиями не доставлять радости тюремщикам. Затем им овладели страх и ощущение, что он так и умрет в этой темнице, и тогда от его непокорности не осталось и следа. Слушая неумолчный бой барабана, доносившийся с гребной палубы, Сципион чувствовал, как его решимость постепенно растворяется в темноте трюма.
Ганнибал Гиско шел в конец гребной палубы к тщательно охраняемому люку в трюм. Он молчал, скользя взглядом по рядам прикованных к веслам рабов. Наблюдавшие за рабами надсмотрщики заметили приближающегося адмирала, и бичи с удвоенной энергией стали опускаться на спины рабов. Людьми двигало не усердие, а страх. Гиско заметил перемену и мысленно улыбнулся. Он с удивлением узнал, что римляне используют в качестве надсмотрщиков своих матросов. Еще много лет назад адмирал приказал поставить на эти должности рабов, набранных из гребцов.
Метод Гиско означал, что, как только эти люди брали в руки бич и наносили первый удар, они становились злейшими врагами для товарищей по несчастью. При малейшем подозрении, что надсмотрщик щадит рабов, его тут же наказывали, возвращая к гребцам. И тогда жизнь бывшего надсмотрщика исчислялась часами — как правило, его убивали во время первого же отдыха, когда он вместе с теми, кого недавно истязал, спускался в трюм под гребной палубой. Эта хитрость значительно повысила эффективность работы надсмотрщиков, заставляя проявлять безжалостность и даже бесчеловечность, и страх показаться мягкими лишь усиливал их жестокость.
Гиско остановился у люка. Охранник отсалютовал и посторонился.
Адмирал выжидал, еще раз осмысливая уже известную информацию. За две последние недели восемнадцать выживших капитанов римских галер под пытками дали показания о строительстве нового флота. Кто-то держался довольно долго, кто-то сломался сразу, кто-то знал больше, кто-то меньше, но все они внесли свой вклад в общую картину.
Римляне планировали построить сто пятьдесят судов, точно таких же, что были захвачены в гавани Липары. Первые двадцать теперь либо уничтожены, либо оказались в руках карфагенян, но основная часть флота еще не спущена на воду. Время развертывания флота неизвестно, но его можно оценить по скорости, с которой римляне построили первые двадцать судов. Впервые услышав об этом, Гиско не поверил. Он лично присутствовал на допросе трех капитанов, которые подтвердили эту информацию. Строительство двадцати галер заняло чуть больше двух недель, а к тому времени, когда суда снялись с якоря, были уже заложены следующие пятьдесят. По имеющейся информации, Рим стремился ускорить работы, и значит, постройка флота близится к завершению.