Корабль Рима
Шрифт:
Халил подробно рассказал о своей судьбе и о жизни в плену, подтвердив догадку Гиско о том, что он был гладиатором. Идея использовать нубийца против тех, кто его обучал, показалась адмиралу забавной. Оставался лишь один вопрос: можно ли доверять Халилу. В его ненависти к римлянам сомнений быть не могло, и Гиско не сомневался, что Халил не пощадит ни одного римлянина, с которым встретится в бою. Но для подчинения нубийца своей воле нужно найти стимул, который обеспечит его преданность.
— В предстоящей битве мне понадобятся такие люди, как ты, — сказал Гиско.
Халил молчал, однако адмирал заметил искорку интереса в его глазах.
— Если будешь хорошо сражаться против римлян и беспрекословно повиноваться мне, обещаю тебе свободу после победы.
Халил опять не отреагировал, и его молчание возмутило Гиско.
— Ты согласен? — Адмирал начинал злиться на непонятного нубийца.
— Мне не нужна свобода, пока я не отдам долг чести. Я хочу жизнь Сципиона.
Гиско улыбнулся этому требованию, которое он никогда не выполнит. Жизнь консула слишком ценна, чтобы отдавать ее какому-то рабу.
— Договорились, — солгал адмирал, с удовлетворением наблюдая за свирепым выражением лица Халила, который кивнул в знак согласия.
Адмирал Гиско сошел с трапа «Мелкарта» на оживленный причал Панорма. Работа кипела — подготовка к сражению шла вовсю. По приказу адмирала флот, осуществлявший морскую блокаду северного побережья Сицилии, был отозван в Панорм, и теперь в гавани базировались более ста галер. Гиско посоветовался с Гамилькаром перед отбытием посланника в Карфаген, и оба признали необходимость этой меры. Судя по тому, что рассказали римские капитаны, новый флот Рима появится у берегов Сицилии меньше чем через две недели.
В Липаре Гиско внимательно осмотрел новенькие римские галеры. Они были построены второпях из свежего, необработанного дерева. Корпуса судов еще не привыкли к воде, а доски скреплены недостаточно прочно. Со временем дерево станет твердым, как железо, но теперь подводная часть не обладала нужной прочностью и не могла противостоять шестифутовому бронзовому тарану.
Гамилькар должен вернуться чуть больше чем через неделю, и тогда еще сорок галер присоединятся к растущему флоту карфагенян у берегов Сицилии. Гиско вспомнил колебания молодого человека, когда он в первый раз заговорил о дополнительных судах. И только после того, как адмирал объяснил несложную логику, стоящую за его требованием, Гамилькар согласился. Недостаточно просто победить римлян в бою. Нужно полностью уничтожить римский флот — до последнего судна. Поэтому ни одна римская галера не должна ускользнуть, и Гиско понимал, что только численное превосходство гарантирует полную победу.
Септимий поднялся на дюны на краю пляжа и быстрым шагом направился прямо к палатке консула. Времени оставалось мало. Вскоре начнутся испытания нового «ворона» на море, и центурион будет нужен на борту «Аквилы». Чувство вины не давало ему покоя, но Септимий отбросил сомнения, рассудив, что ложь Аттика оправдывает его намерение разыскать Лутатия. Центурион понимал, что застал капитана врасплох: решение провести ночь на борту «Аквилы» было неожиданным, а не менее неожиданное отсутствие на галере Аттика выглядело слишком необычно, чтобы оставить его без внимания.
Септимий не ждал от друзей абсолютной откровенности, но ложь Аттика разозлила его, мгновенно возбудив подозрения о том, что тут замешана сестра. И центурион решил выяснить, справедливы ли его подозрения, пустив в ход старые связи.
Поравнявшись с палаткой консула, Септимий нырнул внутрь. За столом, заваленным листами пергамента — бесконечные отчеты, сопровождавшие военную кампанию, — сидел опцион.
— Мне нужно увидеться с личным секретарем консула, — решительно сказал Септимий.
При появлении старшего по званию, опцион встал и вытянулся по стойке «смирно».
— Слушаюсь, центурион. О ком доложить?
— Септимий Летоний Капито из четвертой манипулы Девятого легиона.
Опцион кивнул и исчез во внутренних помещениях парусиновой палатки.
Через несколько секунд он вернулся, ведя за собой мужчину средних лет, лицо которого расплылось в широкой улыбке.
— Септимий! — со смехом воскликнул секретарь. — Я вижу, римский мальчишка превратился в центуриона.
— Лутатий.
Септимий шагнул вперед и пожал руку бывшему префекту лагеря Девятого легиона. Когда он поступил на военную службу, Лутатий состоял в должности центуриона, заведовавшего обучением: делал из новобранцев настоящих легионеров. Ветеран третьей самнитской войны был суровым наставником, однако он сумел разглядеть потенциал Септимия, в полной мере проявившийся в сражении при Агригенте.
— Слышал, ты натаскиваешь щенков из Четвертого, — сказал Лутатий. — Их так же трудно учить, как когда-то тебя?
Септимий рассмеялся, вспоминая свои первые месяцы в армии и бесконечные тренировки, устраиваемые Лутатием. Оба примолкли, погрузившись в воспоминания.
— Я хочу попросить об одолжении… — наконец произнес Септимий.
— Слушаю. — Лутатий заметил, что тон центуриона вдруг изменился, став серьезным.
— Мне нужно знать, какой пункт назначения указан в пропуске, выписанном капитану «Аквилы» Переннису.
— Это галера, на которой ты теперь служишь? — спросил Лутатий, превосходная память которого хранила мельчайшие подробности о каждом экипаже судна.
Септимий молча кивнул, стараясь не вызвать у Лутатия подозрений.
— Подожди здесь, — после секундного раздумья сказал секретарь и исчез во внутренних помещениях палатки. Затем появился с большим журналом в руках; глаза его бегали по списку выданных пропусков. — Вот он, — наконец произнес Лутатий. — Аттик Милон Переннис… пропуск на восемнадцать часов… пункт назначения… Рим, квартал Виминал.
На лице Септимия отразился вспыхнувший внутри гнев, но центурион быстро взял себя в руки. Секретарь подтвердил его подозрения, и, хотя Септимий внутренне готовился к этому, он сам удивился силе своей ярости.