Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)
Шрифт:
Он думал о словах Риты, о страхах Уилла, о том, как выл и ворчал Простофиля.
Если все это сложить? Неужели и вправду животные тайком готовят переворот, коварно дожидаясь того момента, когда человек утратит способность понимать, что он может быть свергнут?
Если согласиться с этим — разумеется, только ради поддержания дискуссии, — возникает вопрос: что лично ты способен предпринять? Правда ли, что ты не можешь поделиться своей догадкой с другими? Что какое-нибудь неведомое наказание подстережет тебя в ночи, если заговоришь об этом вслух?
Кругом воровато шныряли кошки. Да, за всем этим что-то кроется, мистер Риггс теперь был уверен. Он как будто ощущал исходящую от животных злобу.
Похоже, они знали, что мистер Риггс раскрыл их жуткую тайну. Провожали его взглядами и беззвучно двигались вслед на мягких лапах, перебегая от укрытия к укрытию, прячась за живыми изгородями, скользя вдоль стен, подкрадываясь…
Преследуя!
Он кинулся бежать, уже не пытаясь анализировать свой страх. Страх был слишком силен. Он сочился из всех его пор, пронизывал каждый дрожащий дюйм организма, ледяными струями тек по венам и артериям.
Он распахнул дверь подъезда и с грохотом закрыл за собой. Взбежал по лестнице, заскочил в квартиру. Привалился к двери, тяжело, сипло дыша. Услышал звон посуды в кухне.
А потом стало еще хуже, гораздо хуже. Он ощутил на себе чей-то взгляд, волны чужих жестоких мыслей сжимали его разум.
«Давай, рассказывай, — звенели мысли, раздирая материю мозга. — Некоторые, может, и поверят. Но большинство — нет. Расскажи, и тебя поднимут на смех».
Он повернулся.
На коврике сидел Простофиля: розовый язык висит, уши торчком, глаза недобро сверкают.
Мистер Риггс попятился к двери, его сердце превратилось в кулак, бешено колотящий в грудную клетку.
— Рита! — закричал он, — Кто выпустил собаку из ванной?
Он с трудом поверил, что это его собственный голос, такой дрожащий и слабый.
Жена быстро вышла из кухни, вытирая руки о фартук. Когда она увидела мистера Риггса, жмущегося к двери, его глаза, круглые от страха, она лишилась дара речи.
Дрожь прошла по телу мистера Риггса, и он ринулся вперед. Подхватил Простофилю на руки, открыл дверь и вышвырнул его за порог. Простофиля взвизгнул, проехав по сверкающему полу лестничной площадки. Дверь захлопнулась, и мистер Риггс привалился к ней спиной.
Жена смотрела на него, не находя слов. Они услышали, как Уилл выскочил из своей комнаты.
— Простофиля! — выкрикнул мальчик, вбегая в гостиную. — Где Простофиля? Где?
Вместо ответа раздалось настойчивое царапанье с другой стороны двери, жалобная просьба впустить.
Уилл негодующе смотрел на отца. Тот молчал, его глаза бегали.
Простофиля на площадке завыл, тонкий голосок разнесся по воздуху, словно жалоба мятущегося призрака.
И тут мистер Риггс нашел слова. Они слетали с его губ, робкие и в то же время дерзкие.
— Ты сюда не войдешь, — сказал он собаке. — Не войдешь!
Щенок
Когда закат расстилал по небу золотисто-розовое одеяло, Сара Нильсен вышла из трамвая и зашагала вдоль квартала к дому сестры. Она бросила взгляд на наручные часы. Уже седьмой, Дэйви переживает, крутится у калитки, нетерпеливо глядя на проспект. Она прибавила шагу.
Ее взгляд упал на сверток, зажатый под мышкой, и тонкие губы растянулись в улыбке. Это для Дэвида, хотя день рождения — у нее. Иначе он может расплакаться, глядя, как она распаковывает подарки, которые ему не принадлежат. Эвелин не уставала твердить, что мальчик слишком избалован. «Он — все, что у меня есть». Так всегда отвечала ей Сара.
Она поднялась на цыпочки, пытаясь увидеть его, но пышная листва отбрасывала слишком густую тень. Сара поспешила дальше, лицо горело от влажного зноя, пряди белокурых волос липли к потным вискам.
Вон он, с кожей почти такой же светлой, как его волосы, хоть и играет все лето на палящем солнце вместе с двумя кузенами. Он увидел Сару и замахал. Она махнула в ответ, а Дэйви уже кинулся к калитке, улыбаясь.
Сара наклонилась и подхватила его. Тонкие ручки обвили ее шею. Сверток и сумочка выскользнули и упали на дорожку.
— Я так тебя ждал, — сказал он, тяжело дыша. — Долго-долго.
— Сладкий мой.
Она крепко обняла мальчика и поцеловала в горячую щеку.
— Приходится работать допоздна, — сказала она. — Ты скучал по мамочке?
— Да! — сказал он, потянувшись за свертком. — Это для меня?
Жара окутала ее облаком, стоило только распрямиться. Сара погладила Дэйви по голове и заморгала, когда все поплыло перед глазами.
— Потерпи, увидишь, — улыбнулась она и подняла сверток. — Подай мамочке сумку, милый.
Он протянул сумку и взял мать за руку. Они вместе двинулись к дому.
— Смотри, мам. — Он показал левую руку.
— Милый, что случилось? — с тревогой спросила она, останавливаясь.
Слабый интерес, отражавшийся на лице, сменился беспокойством. Дэйви прочел в ее глазах привычный сигнал. Шесть лет материнского воспитания заставили его скривиться.
— Я упал, — произнес он испуганным шепотом. — И ободрал руку.
— Милый. — Она провела рукой по его щеке, — Тебе больно?
— Б-больно.
По его щеке скатилась слезинка, от сильного всхлипа сморщился нос.
— Снаббс погнался за котиком, я п-побежал за ними и упал на дорожке.
Они пошли дальше.
Дэйви высвободил руку и провел пальцем по ободранному месту. Зашипел от боли.
— Мама-а… — захныкал он.
Сара обняла его дрожащей рукой.
— Все хорошо, дорогой. Все хорошо. Мамочка обо всем позаботится.
Они свернули в проулок. По его лицу катились слезы.