Корабль судьбы. Том 2
Шрифт:
А у него все кости буквально гудели от изнеможения. Ее слова подталкивали и почти подтолкнули его к какому-то очень важному пониманию. Но в голове не осталось ничего даже отдаленно похожего на умную мысль, и он решил отделаться вежливостью.
– Будет правильно, – сказал он, – если ты как следует выспишься. Я, например, точно помру, если сейчас же не лягу! Правда, койку я вряд ли смогу тебе предложить, но вот пару чистых одеял найду непременно.
Он не мог видеть ее глаз, но чувствовал, что она смотрит ему в лицо. Она спросила почти с отчаянием:
– Ты в самом деле ничего не ощущаешь? Вот ты
Уинтроу чуть не рассмеялся. Вот бы знать, что за ответ она силилась из него вымучить? Вслух он сказал:
– Сейчас, честно тебе скажу, я только и мечтаю что о несмятой постели.
Давным-давно, еще в монастырские времена, ему однажды пришлось прятаться в деревянной хижине во время грозы. Он стоял в дверях и любовался буйством природы, держась рукой за мокрый косяк, когда молния угодила в дерево совсем рядом с домиком. Небесный огонь надвое расколол дуб, а Уинтроу ощутил столь близкое присутствие вселенской силы, что распластался на земле под дождем. И надо же – нечто подобное вновь настигло его теперь. Золотая женщина содрогнулась так, словно он ударил ее, а в глазах на мгновение очень ярко вспыхнуло пламя далеких костров.
– Несмятая постель, – повторила она. – И женщина, с которой не возлегли. Постель – по праву твоя. Что же до женщины, она, может, и придет со временем на твое ложе, но полностью принадлежать тебе не будет никогда. Однако дитя будет твоим. Ибо дитя принадлежит не зачавшему его, но лишь тому, кто лепит из него человека.
Множественные значения сказанного слоились и кружились, точно капли дождя, вновь посыпавшего с небес. К дождю примешивался мелкий град. Градины прыгали по палубе и отскакивали от плеч Уинтроу.
– Это ты о ребенке Этты говоришь? – спросил он.
– Зачем спрашиваешь? – Она склонила голову к плечу. – Ты сам все знаешь лучше меня. Мои уста произнесли эти слова, но смысл принадлежит другому. А ты хоть сам замечаешь, как ты назвал его? Ты сказал «ребенок Этты», хотя все кругом только и говорят, что о «ребенке Кеннита».
Уинтроу поежился и ответил:
– Ну а почему бы мне не называть его по ней? Ребенка, как-никак, зачинают оба родителя! И это дитя ценно не только потому, что Кеннит был его отцом. А значит, упоминать о нем лишь в связи с Кеннитом – значит как бы принижать Этту. И вот что я тебе еще скажу: незнакомка. Этта во многих отношениях больше подходит на роль матери короля, нежели Кеннит – на роль отца королевича!
– Тем более тебе следует всегда быть подле него, – проговорила Янтарь. – Ибо тебе суждено быть одним из немногих, кто отдает себе в этом отчет.
– Кто ты? – требовательно осведомился Уинтроу. – Кто ты такая?
Но тут проливной дождь внезапно ударил с силой стихийного бедствия, а градины сделались крупнее и стали лупить весьма ощутимо.
– Скорее внутрь! – крикнул Уинтроу и побежал к ближайшей двери.
Юркнув в корабельную рубку, он придержал дверь открытой для Янтарь. Но женщина, вбежавшая под кров следом за ним, оказалась совсем другой. Это была не кто иная, как Этта. Уинтроу выглянул наружу, ища свою недавнюю собеседницу, но там никого не было видно.
Этта тем временем отбросила с головы капюшон. Мокрые
– Уинтроу, я должна сказать тебе кое-что важное! – Она снова начала хватать ртом воздух, а потом вдруг жалобно сморщилась, и слезы смешались с каплями дождя, стекавшими по лицу. – Уинтроу… Я не хочу растить этого ребенка одна.
Нет, Уинтроу не обнял ее, потому что это было бы неправильно. Он просто сказал ей, как о чем-то само собой разумеющемся:
– Тебе не придется воспитывать его в одиночку. Это я тебе обещаю.
Он набросился на нее в темноте. Навалился всем телом, и страх парализовал ее. Альтия хотела кричать во все горло, но воздуха не хватило даже на слабенький писк. Она забилась, пытаясь высвободиться, но лишь врезалась головой в стену. Воздух! Ей нечем было дышать. Она не могла дать ему отпор. Отчаянным усилием она все-таки выпростала одну руку и врезала ему изо всей мочи.
– Альтия!
Его обиженный вскрик выдернул ее из сна. Альтия вздрогнула всем телом и проснулась. Серый предутренний сумрак сочился сквозь разбитый иллюминатор. Брэшен сидел на кровати, прижав руку к лицу. Альтия кое-как втянула в себя воздух и с трудом выдохнула. Потом тоже села и плотно обхватила себя руками, силясь унять колотившую ее дрожь.
– Что такое? – спросила она. – Зачем ты меня разбудил?
Она пыталась припомнить, что ей снилось, но на грани восприятия плавали только клочья смутного ужаса.
– Я? Зачем разбудил? – переспросил Брэшен. – Да ты мне челюсть чуть не свернула!
Альтия сглотнула. Во рту было сухо.
– Прости… Мне, кажется, страшный сон приснился.
– Догадываюсь, – хмыкнул молодой капитан. Он окинул ее взглядом, и Альтию почему-то ужалило сострадание в его глазах. Уж что-что, а его жалость была ей ни к чему! – Теперь лучше? – спросил он заботливо. – Воображаю, каким должен быть кошмар, чтобы…
Она отмахнулась от его сочувствия.
– Это был всего лишь сон, Брэшен.
Он отвернулся, отводя глаза.
– Ну, – сказал он, – в любом случае, похоже, уже утро. Или близко к тому. А значит, можно и одеваться начать!
Альтия кое-как вымучила улыбку.
– Настал новый день, – проговорила она. – И он обязан быть лучше вчерашнего! – Она села и потянулась, но лучше ей было вовсе этого не делать. Все мышцы ныли, в голове стучали молотки, она чувствовала себя разбитой и какой-то полубольной. – Может, кто и отдохнул, но только не я, – сказала она. – А впрочем, жду не дождусь пуститься в новое плавание!
– Завидую, – проворчал Брэшен. Повернувшись к ней спиной, он подошел к сундуку с одеждой и начал в нем рыться. «Итак, – думалось ему, – сегодня она получит обратно свой драгоценный корабль и отправится в плавание, которого так долго ждала. И я рад за нее. Рад? Да, действительно рад». Он ведь очень хорошо помнил, что это такое – принять командование кораблем. Брэшен разыскал в сундуке чистую рубашку и натянул ее. У Альтии все получится. Он ею гордился. Она тоже радовалась за него, когда он получил под свое начало Совершенного. Нет, честно, он был искренне рад за нее.