Корабль судьбы. Том 2
Шрифт:
– Кэп… Нам обождать, пока Уинтроу и Этта вернутся? Кеннит снова посмотрел на темноволосую женщину, только-только начинавшую шевелиться и кашлять.
– Нет, – сказал он. – Пусть пока там останутся.
ГЛАВА 22
ВОССОЕДИНЕНИЕ СЕМЬИ
УИНТРОУ СМОРГНУЛ с ресниц дождь, вглядываясь вдаль.
– Не понимаю… – повторил он вполголоса. Это была просто высказанная вслух мысль, он даже вздрогнул, когда ему неожиданно ответила Этта. Оказывается, за шумом ливня, колотившего по палубе, он попросту не услышал, как она подошла.
– Не пытайся угадать, что там произошло, –
– Но я просто хотел бы понять, что случилось, – проговорил он упрямо. Он безутешно смотрел на огненно-светящееся пятнышко, обозначавшее местоположение Совершенного. Уинтроу видел и знал, что там состоялась битва. Однако смысл происшедшего от него по-прежнему ускользал. Что за глупость подвигла Совершенного пойти и против морских змей, и против Проказницы? Почему возник огонь и что побудило Кеннита бросить на произвол судьбы столь ценную добычу? Удалось ли ему взять пленников?
Сколько вопросов – и ни единого ответа. Душа Уинтроу поистине готова была разорваться на части от невозможности немедленно все выяснить.
Тем временем шторм, медленно собиравшийся с самого утра, наконец разразился. И вот ливень серым колышущимся занавесом повис между ними и пылающим Совершенным. Уинтроу мерз и мокнул на палубе, но не мог отвести глаз от погибавшего корабля – корабля, снаряженного его семьей, чтобы его спасти. Там, вдалеке, уходили на дно все их надежды на выкуп и освобождение. Дождь тек по лицу Уинтроу, спасибо ему. Иначе, наверное, пришлось бы скрывать слезы.
– Пойдем вниз, – предложила Этта и положила теплую ладонь ему на руку.
Уинтроу повернулся и посмотрел на нее. Этта… Единственное утешение, еще остававшееся ему в этот мучительный час.
На ней был непромоканец, принадлежавший здоровяку Соркору; на стройной, худенькой Этте штормовая роба висела мешком. Она смотрела на Уинтроу из-под капюшона, слишком глубокого для ее головы. Все-таки несколько капель дождя достигли ее лица и драгоценными каплями украсили ресницы. Вот она моргнула, и эти капли побежали по ее лицу наподобие слез. Уинтроу смотрел на нее, и плотское желание боролось в нем с невозможностью это желание высказать.
Она снова потянула его за руку. И на сей раз он ей позволил увести себя прочь.
Соркор отдал в ее распоряжение собственную каюту. На столе уже курился чайник, а подле него стояли две чашки. Значит, Этта все это приготовила и только потом отправилась звать Уинтроу. Она указала ему на стул, и он сел, чувствуя, как с него течет. Этта повесила непромоканец на отведенный для него гвоздик. Некогда эта каюта принадлежала Кенниту; в ней до сих пор сохранялось кое-что из обстановки. Местами же страсть Соркора ко всему яркому и эффектному уже перебивала наследие более сдержанных вкусов прежнего капитана. Так, стол, изысканный в своей простоте, был покрыт вышитой скатертью с пушистыми кисточками. Этта отряхнула влагу с волос и присела.
– Вид у тебя, как у бродячей собаки, – сообщила она Уинтроу. – Такой же горестный. – Налив чаю, она пододвинула ему чашку, добавив укоризненно: – Может, объяснишь, с какой стати я должна тебе напоминать, чтобы ты просто верил в Кеннита? Что бы ни случилось, мы должны полагаться на его суждение и верить, что оно справедливо. Помнится, когда-то ты мне говорил, что он, вне всякого сомнения, избранник Са. Ты что, больше в это не веришь?
Уинтроу отпил чаю – приятно горячего, сдобренного ароматной корицей. Как ни плохо
– Я больше не знаю, во что верить, – с бесконечной усталостью проговорил Уинтроу. – Я видел добро, которое он повсюду творит. Он – могучий заступник свободы, с ним людям живется легче и веселей. Я знаю, что он давно мог бы выстроить себе великолепный дом и наполнить его слугами и всяческой роскошью и народ воспринял бы это как должное. Но он продолжает плавать, искоренять работорговцев и освобождать порабощенных. Зная все это, могу ли я| сомневаться в величии его духа?
– А ты, стало быть, сомневаешься?
Уинтроу вздохнул.
– Да. Временами. Иногда по вечерам я пытаюсь размышлять и медитировать. Так вот, когда я силюсь определить свое место в мире, картина упорно не сходится. – Он убрал с лица мокрые волосы и честно посмотрел Этте в глаза. – В Кенните чего-то недостает. Я это чувствую. Только назвать не могу.
По ее лицу скользнула тень гнева.
– А может, – сказала она, – это не в Кенните, а в тебе самом чего-то недостает? Может, твоя вера просто слабеет по мере того, как путь, предначертанный тебе Са, заводит тебя туда, куда ты не хочешь идти?
Уинтроу даже растерялся. Он совсем не ждал от нее подобного упрека. И подавно не ждал, что сказанное Эттой прозвучит настолько правдиво. А она продолжала:
– Верно, у Кеннита есть свои недостатки. Но нам следует судить его по достигнутому, по тому, чего он добивается, невзирая на свои собственные муки и сомнения! – Ее взгляд стал обвиняющим: – Или, по-твоему, человек, творящий добро, сам обязан немедленно стать совершенным?
– Каким бы ни было орудие, рука Са остается верна… – пробормотал Уинтроу. Однако мгновением позже его все-таки прорвало: – Но объясни, для чего ему потребовалось отнимать у меня мой корабль? И не просто отнять, но еще и превратить Проказницу в какое-то создание, которое я даже узнать не могу? Зачем ему потребовалось убивать тех, кто хотел просто попытаться забрать нас с ней домой? Не понимаю я этого, Этта! И никогда не пойму!
– Может, все дело в том, что ты с самого начала настроился не понимать? – Она неотступно смотрела ему в глаза. – Я вычитала в книжке, которую ты дал мне, что произнесенные нами речи ваяют нашу реальность. Ну так посмотри на то, что твои слова сотворили с нашей реальностью. Ты все так изложил, как будто весь мир ополчился против тебя. Твой корабль, говоришь? Ой ли? Ты так. уверен, что она непременно была твоей или вообще чьей-то? Может, следует считать ее живым существом, оказавшимся заточенным в неподобающем теле и к тому же провозглашенным чьей-то собственностью? По-твоему, Кеннит ее изменил? А что, если он просто выпустил ее на свободу, предоставив ей быть той, кем она на самом деле является? Вот видишь, мы ничего не можем утверждать с определенностью. Тем не менее ты успел уже решить, что тебя всячески обошли, ты нянчишься со своими обидами и якобы учиненной над вами несправедливостью. Ты еще начни себя жалеть, ты еще поплачь о себе. – Судя по голосу, она сердилась все больше. И вот наконец Этта отвернулась, осуждающе поджав губы. – Я-то собиралась кое-чем с тобой поделиться и думала, что это станет нашим секретом! А теперь думаю, а надо ли? Чего доброго, ты и это умудришься вывернуть наизнанку!