Корабль Тесея
Шрифт:
В глубине души я даже был рад такому стечению обстоятельств, я даже хотел попасть именно в преисподнюю, чтобы помучить себя. Да еще взять на себя какой-нибудь левый грешок. Да что уж там – приватизировать все грехи мира, раз такой неудачник.
Впрочем, выглядел я, наверное, еще вполне сносно. Некоторые даже принимали меня за солидного и платежеспособного, предлагали меню и виски с содовой.
Не успел я войти, как девушки, сидевшие на диванчиках, повскакивали и зааплодировали. Некоторые залезли на тумбы и
Время от времени они меняли тумбы вокруг меня. Точнее, менялись местами сами. Слишком кукольные, слишком манекенные движения для плоти, которую можно потрогать, протянув руку.
Я был чуть ли не первым клиентом, но потом народ начал подваливать. Официант принес меню, потом несколько раз подходил принять заказ, и от этого мельтешения людей и букв, посланий и чуваков, которые старались перекричать музыку, у меня закружилась голова.
Чтобы не вырубиться и не свалиться под стол, я стал громче всех улюлюкать в адрес стриптизерш, выкрикивая цитаты из Гадамера, Деридда и Бланшо. Цитаты, включавшие в себя плохие слова, вроде «экзистенция» и «дискурс».
«Дискурс», – кричал я. Девушки или их менеджеры, видимо, приняли мои слова за сигнал, что я уже достаточно опьянел. И потому, не успел я моргнуть глазом, как две полуголые девицы разлеглись от меня справа и слева в позах Данай из Эрмитажа. Они, подогнув колени, облокотились мне на плечи, обвивая за шею, наглаживая мои ляжки, словно собираясь высечь из джинсов искру, как Бродский.
Решив, что мне нужно плотское, земное, они так и льнули своими податливыми телами. Ведь все мы, люди, созданы из глины. Теплой и податливой.
И как низменное и самое развратное существо, глядя на изгаляющихся голых девиц, думал я в тот момент о картинках из Эрмитажа. Даже не о «Данае», а о разнице между голым и обнаженным. А точнее, о сексуальном маньяке, который эту разницу может принять на свой счет. Я тогда еще не думал о тебе. Я не знал тебя.
Наверное, я совсем чокнутый или юродивый, если даже в ночном клубе среди полуголых девиц думаю о картинах с изображениями дам эпохи Ренессанса. Но накануне я как раз был в Эрмитаже, и мне на глаза сначала попалась «Даная» Тициана, а потом и «Даная» Рембрандта.
В первом случае Даная была вся такая холеная, выставившая свои прелести напоказ, на продажу. Ну прямо как девицы в этом баре, уверенные в могуществе своих телес, убежденные, что соответствуют неким все поражающим стандартам красоты.
– Ну что, будешь брать в приват такую сексапильность? – с дерзким вызовом во взгляде вопрошали они.
Я ощущал, как они меня презирают, эти девицы-стриптизерши. Столько в них было надменности, столько высокомерия, пока они так отстраненно и постановочно жуют жвачку.
– А можно вас снять на часик-другой?
– Снять нельзя. Мы не какие-нибудь дешевые
Призыв перламутрово-розового тела контрастирует с холодным тоном стен и портьер.
– А кто вы? – Я пытался разобраться, почему на их фоне чувствую себя полным дном.
– Мы достойные девушки. И дорогие. Нас можно лишь выкупить у заведения на всю ночь. Но это дорого.
– И что мы будем делать всю ночь?
– Любить друг друга, – застают меня врасплох девушки.
– Любить? Я не ослышался?
– Да, – шепчут сладострастно на ухо, – любовь самая сладкая из эмоций.
Даная Рембрандта растеряна, словно ее застали врасплох. Она смущается, чувствуя свою незащищенность и уязвимость. Даная Рембрандта не уверена в своей красоте, а скорее, наоборот, стесняется своего тела. Создается ощущение, что ты стал случайным свидетелем происходящего. Но откуда же льется этот заставший ее врасплох и подчеркивающий недостатки уже не юного тела золотой свет? Откуда он появился в запертой темной каморке башни, теплый, мягкий и проникающий в самую душу?
Я огляделся. Понятно: поменяли цветомузыку.
– Ну так что? – словно извиняясь, вкрадчиво присела ко мне третья, чересчур крупная девица, с большим матовым телом. – Может, все же приват-танец?
Модели на тумбах по-прежнему привлекали мое внимание, вытворяя все, лишь бы я уже сжалился и начал пихать купюры им в трусы.
– А вас там, в приват-комнате, трогать можно?
– Можно, но осторожно, – ласково улыбнулась девица, – и не всем, а только избранным.
О! Кажется, она назвала меня избранным. Это уже совсем другой маркетинговый подход к клиенту.
– А вы догола обнажаетесь?
– Догола, – рассмеялась девица мне в лицо.
Кажется, в этот миг я возблагодарил бога, что даровал мне такое гнойное греховное существование. Снова и снова подтверждая, насколько я низменное существо.
Даная Тициана – обнаженная. А Даная Рембрандта – нагая или, лучше даже, голая. Голая или нагая и потому естественная и желанная. Это драма наготы. Одежды нет не только на теле. Мы видим и душу. Это не модель, привыкшая к публичному обнажению и вниманию, это самая обычная девушка, случайно застигнутая врасплох.
Глава 3
Бар «Трибунал»
Оказавшись в маленькой приват-комнате, я сую в трусы девицам купюры, хотя мог бы плеснуть на их красивые тела кислоту. Так сделал какой-то сумасшедший с картиной Рембрандта. Здесь не кислота. Здесь текила. Соль и лайм.
Там, в ночном клубе «Трибунал», я впервые и увидел ее, Мелиссу. Да, я увидел тебя. В белом подвенечном платье ты спустилась, поддерживая рукой фату, словно подбитый летчик на одном крыле. Спустилась в самое пекло ночного клуба по прикрепленной, казалось, к небесам винтовой лестнице и сразу напомнила мне ангела-пилота, падшего к пилону. А потом то ли обувь была тесна, то ли воротник душил… меня охватило сильное волнение.