Корабли и люди
Шрифт:
Приказав укрепить водонепроницаемые переборки и иметь наготове все водоотливные средства, я приступил к заводке буксиров с миноносца «Володарский», эстонского ледокола и буксира КП-4 за корму несчастного корабля. Когда всё было готово, сделали попытку стянуть эсминец с плиты, постепенно развивая обороты машин.
Попытки эти результатов не дали, о чём я доложил командующему. В ответ мне последовала такая телеграмма: «Перестаньте умничать, выполняйте то, что вам приказано, максимально разгрузите корабль. Трибуц».
Капитан «Суур-Тылла», опытный и доброжелательный моряк, после неоднократных
Это предложение мне понравилось. Я по мегафону растолковал его командиру «Володарского» и капитану КП-4. Они его поняли, а поняв, приступили к выполнению: ослабили буксиры, немного подались назад, к острову. Когда три корабля одновременно рванули, «Энгельс» вдруг наклонился на 30–50 градусов на правый борт и – сдвинулся с места! Комиссар моего дивизиона Иван Михайлович Лилякин закричал: «Сняли! Сняли!» – и, как мальчишка, запрыгал от радости.
«Энгельс» шел за нами на буксире, а мы, буксирующие, никак не могли остановиться. Тянули мили две, пока не остановились. Я, конечно, не замедлил съехидничать и отрапортовал командующему: «На ваш номер такой-то: миноносец «Энгельс» снят с мели. Комдив-3». После этой телеграммы связь с Кронштадтом прекратилась. Телеграмм больше не поступало.
Был уже вечер, когда мы закончили съёмку корабля, и вот наступила ночь. Я разместился на «Володарском» и собрался спать. Вдруг прибегает вахтенный начальник и докладывает, что «Энгельс» тонет. Я немедленно перешёл на него, и мне сообщают: в нефтяные цистерны попала вода, пар сел, водоотливные средства прекратили работать из-за отсутствия электроэнергии – остановились генераторы, света на корабле нет.
Я приказал «Володарскому» подойти к правому борту, подать на «Энгельс» швартовы с обоих бортов и дать на него электроэнергию. КП-4 приступил к откачке воды через иллюминаторы из носовых помещений. Появился свет, заработали водоотливные насосы и аварийного корабля. Переключили котлы на незатопленные цистерны – и «Энгельс» ожил.
Драматические события окончились. Моё состояние было нервным и напряжённым. На самом деле, что может быть страшнее и неприятнее, чем то положение, в котором я оказался? Снять корабль с мели и утопить его! Состояние его было хуже, чем мы его определили, повреждения серьёзнее, чем предполагали.
Но, как говорится, всё хорошо, что хорошо кончается. С рассветом, приведя «Энгельс» в более нормальное состояние, мы снялись с якорей и под берегом пошли в Таллин, куда и прибыли благополучно.
К тому времени из Ленинграда в Таллин прибыла высланная комфлотом партия ЭПРОНа во главе с начальником ЭПРОНа Ф. И. Крыловым. Я попросил Фотия Ивановича осмотреть его водолазами днище корабля. Водолазы осмотрели и ничего нового не сказали.
На другой день эпроновцы уехали в Ленинград, а недели через две мы прочли в газетах указ о награждении Крылова и всех приезжавших с ним в Таллин орденами за спасение эскадренного миноносца «Энгельс» в боевых условиях.
Подлинных же участников этого события даже не отметили в приказе командующего
В конце января 1940 года меня вызвали из Таллина в Кронштадт к командующему флотом, который объявил мне, что я назначаюсь командиром шхерной флотилии, организуемой из канонерских лодок, бронекатеров и бригады морской пехоты. Флотилия должна была действовать в финских шхерах совместно с сухопутными частями армии и обеспечивать с моря безопасность её флангов.
В этой должности я пробыл около месяца. Война окончилась, формирование флотилии приостановили, и вместо неё был создан отряд шхерных кораблей.
В отряде лёгких сил
Весной 1940 года меня назначили начальником штаба отряда лёгких сил (ОЛС), который базировался в курляндской Либаве. ОЛС состоял из двух крейсеров, «Киров» и «Максим Горький», двух лидеров эскадренных миноносцев, «Ленинград» и «Минск», и двух дивизионов эскадренных миноносцев («Гордый», «Гневный», «Грозящий», «Сметливый» и «Стерегущий»).
Эти корабли были новейшей постройки 1936–1939 годов и значительно отличались от старых миноносцев типа «Новик» по своим гораздо большим боевым возможностям, и по вооружению, и по мореходным качествам, в том числе скоростью хода.
Командовал ОЛСом контр-адмирал Фёдор Иванович Челпанов, отличный моряк, очень умный и способный человек, но самодур. Служить с ним было трудно, его требования часто выходили за грань разумного. А ОЛС был соединением новым, состоял из кораблей, только что вступивших в строй и с морской точки зрения совершенно сырых, неотработанных. Надо отдать справедливость Челпанову: он в очень короткий срок сумел их подготовить, «сплавать» соединение и сделать его по-настоящему боевым.
В кампанию 1940 года мы много занимались артиллерийскими стрельбами, торпедными атаками и минными постановками. Большое внимание уделялось совместному плаванию в составе всего соединения и днём и ночью. В середине лета, когда в прибалтийских республиках сменился режим и установилась советская власть, мы блокировали побережье с целью исключения иностранного вмешательства. Расскажу один эпизод.
Корабли латвийского флота стояли в ковше завода «Тосмарэ» со своими командами. Фёдор Иванович отдал мне приказание исключить возможный их прорыв через канал в море, установить буксир «Олсовец» на выходе в канала с задачей таранить выходящие из акватории завода корабли. Я проинструктировал старшину «Олсовца» Менькова.
Буксир стоит день, затем получает приказание покинуть канал с отменой задачи таранить. Проходит ещё день, Меньков к крейсеру не возвращается. Я на катере прошёл в канал и обнаружил, что он стоит на своём посту с прогретой машиной. Спросил Менькова, почему он здесь стоит. «Товарищ капитан 2 ранга, я всё равно протараню подводную лодку».
Пришлось категорически потребовать, чтобы Меньков приступил к своим обязанностям старшины посыльного буксира, что он сделал с большой неохотой, покидая боевой пост и бормоча: «Всё равно протараню…».