Корабли Мериора
Шрифт:
Повелитель Теней потянулся, снял фонарь с крюка и махнул им в сторону лестницы, ведущей наверх.
— А что, Диркен, не прихватить ли нам с собой бочонок, на котором ты так удобно устроилась? Выпьем, как старые друзья, за наше с тобой выгодное соглашение и за столь желанную для меня свободу.
Тайсанские вишни уже отцвели. Горы белых и розовых лепестков устилали землю. Ветер вздымал их вверх, туда, где реяли боевые знамена. Он щедро осыпал лепестками мундиры всадников и повозки с провиантом, что выезжали из северных ворот Авенора, оставляя глубокие
Госпоже Талите — ныне законной жене Лизаэра — оставалось лишь стойко выдерживать эту горячую, суматошную пору, связанную с началом похода. Днем она редко видела мужа. Иногда Талита замечала его в окружении старших командиров и советников где-нибудь возле арсенала или склада. Бывало, ей и вовсе не удавалось увидеть Лизаэра, ибо он, запершись в кабинете, совещался с сенешалем и другими сановниками. Диспозиционные уложения, списки и описи, большие и малые заботы, связанные с обеспечением армии на марше, — все это разрасталось день ото дня и казалось Талите бесконечным.
Молодоженам принадлежали только ночи, проводимые в тишине спальни на верхнем этаже башни. Лежа в объятиях мужа, Талита пускала в ход все свои любовные чары, только бы разжечь в нем огонь страсти, чтобы пламя желания поглотило барьеры, возведенные холодным, дисциплинированным разумом. Потом наступали блаженные минуты. Талита таяла от ласк Лизаэра, чувствуя, как теперь тот же огонь разгорается в ней самой, чтобы выплеснуться взрывом любовного слияния, заставлявшего заглохнуть и ее разум. Это был их мир, и Талита зорко стояла на страже семейной крепости. Где-то там, далеко, оставались молодые офицеры, у которых было слишком много честолюбия, но слишком мало боевого опыта. И тяготы передвижения по скверным, еще не до конца просохшим дорогам тоже не допускались в крепость молодых супругов. Пусть авенорская казна сильно истощена, а для перевозки провианта и имущества через Инстрельскии залив требуются дополнительные деньги, Талита, словно кориатанская колдунья, приказывала всем этим заботам замереть до утра.
Однако она была не в силах изменить судьбу. Как бы ни любил ее Лизаэр, главная цель принца оставалась прежней: расправиться с Повелителем Теней. Только тогда он мог обрести настоящий душевный покой.
Треть авенорского гарнизона уже находилась на марше, двигаясь в качестве охраны караванов. Остальные две трети лихорадочно продолжали оттачивать на плацу воинское мастерство, и так доведенное до умопомрачительного совершенства. Талита с ужасом ждала времени, когда луга покроются яркими цветами. Птицы весело примутся строить гнезда, зато их с Лизаэром супружеское гнездышко, которое она могла бы сделать таким уютным, опустеет. Едва дороги окончательно просохнут, последние отряды покинут Авенор. И тогда ее прекрасный, обожаемый супруг скроется в облаках дорожной пыли.
Но пока что боевые трубы молчали, и наступавшее утро не было последним перед разлукой. За окном гасли звезды, теснимые зарей. Защебетали птицы; их первые, еще сонные трели перекликались с шагами часовых на парапетах. Талита повернулась на другой бок и, не открывая глаз, опустила под одеяло руку. Лизаэра рядом не было.
Его сильные руки ответили ей. Только почему он поднялся?
Утренний холодок проник под теплое одеяло. Талита поежилась. Лизаэр прикоснулся губами к ее затылку и прошептал:
— Любовь моя, это утро я не смогу провести с тобой. Талита повернулась к мужу, ощутив локтем замшевую поверхность его камзола. Он успел одеться!
— Солнце еще не вставало. Куда ты в такую рань? И почему на тебе этот камзол, а не шелковая рубашка?
Любовное томление сменилось тревогой.
— Куда ты собрался?
Вместо ответа Лизаэр стал ее целовать, наполняя вялое, обмякшее тело новым огнем. Наконец Талита не выдержала и порывисто скинула простыни. Желание захлестывало ее, и она ожидала привычного завершения. Однако Лизаэр словно растворился в глубине спальни.
Скрип кожи и позвякивание шпор подсказывали, что принц решил в это утро обойтись без помощи слуги. Предваряя тревожный вопрос жены, он заговорил сам:
— Там, откуда я родом, есть давний обычай. Чтобы показать свою силу и ловкость, король по весне отправляется в лес и убивает дикого кабана. Любовь моя, я решил не нарушать этого обычая, и сегодня я поеду на охоту.
— Ты с ума сошел! — Талита выпрямилась и села, завернувшись в простыню. — К чему лишать жизни какого-то несчастного кабана?
Итарранские привычки и здесь заставили ее уколоть Лизаэра побольнее.
— Разве тебе недостаточно затеваемой охоты на Повелителя Теней? Как-никак эта дичь крупнее и смышленее, чем кабан.
Лизаэр молчал, что не предвещало ничего хорошего. Потом громко вздохнул.
— Неужели ты сомневаешься в моей любви к тебе? Талита даже вскрикнула.
— Эт милосердный, как ты мог такое подумать? — Не удержавшись, она разрыдалась. — И неужели ты не понимаешь, что дело тут не в твоей охоте? Я с ужасом жду дня, когда тебе придется уехать от меня на войну.
Сапог с глухим стуком упал на ковер. Лизаэр, не снимая одежды, наклонился над Талитой. Его холодные пальцы обвили ее подбородок. Он повернул жену лицом к себе и слизал соленые потеки на ее щеках.
— В случае удачной охоты к вечеру я вернусь. Я только удивляюсь, дорогая жена, что тебе моя грядущая битва с Аритоном представляется чем-то вроде забавы. Ошибаешься. Мне будет противостоять воплощенное зло. Ты забыла еще об одном, немаловажном обстоятельстве. Я — принц, но я еще и человек из крови и плоти. Если ты, постоянно находясь рядом со мною, считаешь, что я отправляюсь на войну с легким сердцем… что ж, мне остается радоваться своей победе над чувствами. Война с Повелителем Теней — мой долг. И никто из солдат, готовых следовать за мной на поле битвы, даже представить себе не может, насколько этот долг ранит мне душу. Неужели ты не понимаешь?
Каждое его слово сковывало Талиту холодным железным панцирем.
— Злодей, которого я должен уничтожить, — незаконный сын моей матери. Поэтому я прошу тебя: будь храброй и стойкой. Убийство единоутробного брата — и так слишком тяжкая ноша для моей совести.
Никакие ласки Талиты не смогли бы сейчас унять внутренних мучений Лизаэра. Не было слов, способных его удержать. Тихо открыв дверь, Лизаэр покинул спальню.
К тому времени, когда Талита, вдоволь наплакавшись, поняла, как он нуждался в ее улыбке и словах ободрения, восточное окно башни стало бронзовым от утреннего солнца. А Лизаэр вместе со свитой был уже далеко.