Корабли уходят к планетам
Шрифт:
Монтажники, заменяющие блоки, операторы и контролеры, сидящие у пультов, работали в белых халатах, накинутых чуть ли не на голое тело. Ночь не приносила облегчения. Все, что можно было открыть, — открывалось: окна, двери, фрамуги. Вовсю гулял сквозняк, но и он не спасал. К тому же страшно донимали комары. Откуда в жаркой сухой полупустыне они могли взяться? А дело оказалось в том, что при поливе деревьев (а вырастить их здесь так же трудно, как, скажем, подготовить ракету к старту) вокруг создавался как бы влажный микроклимат, в котором прекрасно плодились ужасно вредные комары. От них мы не знали пощады. Спали завернувшись с головой в мокрые простыни. Простыни быстро
В эти дни на космодроме, как и раньше на контрольно-испытательной станции, а еще раньше в КБ, видную роль в подготовке к запуску «Венеры-4» сыграл Лев Прокофьевич Абрикосов.
Человек, впервые знакомящийся с Абрикосовым, услышав в ответ: «Лев Прокофьевич», — невольно может улыбнуться про себя: уж больно не вяжется имя Лев с невысокой, щупленькой, легкой фигуркой конструктора. Но затем, узнав его в деле, осознав хватку, ум и эрудицию специалиста, непременно скажет: «Да, Лев есть Лев!» Про таких в народе говорят: «Мал соловей, да голос велик».
Абрикосов выделяется мощной творческой потенцией. Модификациями не занимается. Вернувшись с запуска, приступает к разработке только новой машины. Характер у Льва Прокофьевича, прямо скажем, не ангельский. Нередко становится он нетерпимым, резким, раздражительным. Но предложи его коллегам уйти к другому ведущему, уверен, — ни за что не согласятся. «С Львом интересно!» — говорят они.
— Скажите, пожалуйста, а присутствует в вашей работе риск? — не отступает дотошный журналист.
— Помню, смотрел фильм «Укрощение огня». Когда в огненном цвете, в буйстве красок на экране был показан запуск ракет, я слышал шепот рядом: «Красотища!» Наверное, некоторым испытателям, поработавшим не один год, доводилось видеть такое зрелище наяву…
Как известно, ракеты заправляют специальным топливом высочайших калорий. Кроме того, носитель и аппарат буквально начинены пиротехническими средствами. Например, при входе в атмосферу Венеры, Марса или возвращении аппарата на Землю отстреливается крышка парашютного отсека и раскрывается парашют. Сила пиротолкателей, сбрасывающих крышку, достаточно велика. Когда мы проверяем этот процесс на Земле, довольно громоздкая «железяка» улетает вверх на несколько десятков метров. С такой техникой надо обращаться на «Вы».
И все же не эту категорию риска, не этот риск я бы поставил на первое место…
— А какой?
— Моральный, точнее, риск принятия решений.
Летчик-космонавт Константин Петрович Феоктистов как-то сказал, что он моральную смелость ответственных решений ставит выше личной, физической. Он побывал в космосе и имеет право сказать так. Не раз от своих друзей-испытателей, отправляющих в полет космонавтов, когда они ставили подпись под такими, скажем, словами: «Система управления допускается к полету», мне доводилось слышать: «Лучше бы самому лететь!»
Прочность испытателя… Иногда труднее сказать «нет», чем «да». Случается и наоборот.
…«Венера-4» — на старте. Последние минуты живет машина на Земле. Вдруг меня срочно подзывает оператор центрального пульта.
— Уход частоты! — взволнованно сообщает он. Подбегаю к пульту, смотрю на прибор.
— Нет ухода, — говорю я.
— Был, — утверждает оператор.
Я не имею права
Значит, зря столько лет трудились тысячи людей! Разрешить пуск? А если машина погибнет? Ведь дорогостоящую ракету-носитель да и аппарат можно использовать для других целей. Не обрекать же их на гибель! Недаром говорят: что отложено, то еще не пропало.
Риск. Огромный моральный риск.
Наконец, Петр глубоко вздохнул и в графе бортового журнала «Принятое решение по замечаниям» написал: «Наиболее вероятно: уход частоты зафиксирован оператором во время переходного процесса при выходе преобразователя на режим, что закономерно. Допустить систему управления в полет».
12 июня 1967 года. Стартует ракета-носитель с «Венерой-4».
Пункт связи. Прильнули к динамикам. Наконец, Центр дальней космической связи сообщает: «Приземный сеанс прошел нормально. Панели солнечных батарей и антенны раскрыты. Объект в режиме постоянной солнечной ориентации. Идет по расчетной».
«Венера-4» приближалась к месту назначения. Темная, осенняя ночь. Москва спит. Собираемся небольшими группами и едем на пункт управления и связи. Думаем о товарищах, которые сейчас в Центре дальней космической связи готовят к работе аппаратуру. Знаем, что не спят сейчас и на английской радиоастрономической обсерватории «Джодрелл Бэнк».
Просторный зал. Занимаем свои места, как в кинотеатре, только вместо экрана перед тобой огромное табло. Загораются электрические цифры и буквы: «18 октября 1967 года. 5 часов 28 минут 15 секунд. Дальность 77.941.906 километров. Скорость 16.969,6 метра в секунду. Сеанс № 116 — припланетный…»
Много разных людей — шахтеров, физиков, химиков, спортсменов — участвует в событиях, свершаемых впервые в мире. Установлен ли под землей новый мировой рекорд в проходке или взята доселе недосягаемая высота легкоатлетом, открыт ли новый химический элемент — все это чрезвычайно волнует первооткрывателей, их «болельщиков». На долю работников космической отрасли нашей индустрии, пожалуй, чаще, чем другим, выпадают моменты, происходящие впервые в мире. И каждый раз такие минуты прекрасны и незабываемы.
…Станция параболической антенной сориентирована на Землю. Соотношение сигнал — шум великолепное. Потому и качество принимаемой информации отменное.
6 часов 56 минут. Диктор-телеметрист объявляет: «Показания научных приборов свидетельствуют: подходим к планете».
7 часов 11 минут. Поступает телеграмма из Англии: у Ловелла прием устойчивый.
В сердце холодок: еще ни один космический аппарат не входил в атмосферу Земли со второй космической скоростью, а сейчас, сию минуту, нашей станции предстоит ворваться с такой скоростью в атмосферу Венеры, быть может, еще более грозную, чем земная.