Кораблики, или «Помоги мне в пути…»
Шрифт:
– С чего ты взял?! – старательно возмутился я.
– А вот взял… Я понял, что, если мы далеко друг от друга, ничего хорошего не случается…
– Глупости.
– Не глупости… Пит, возьми меня с собой.
– Ты что, сдурел?
– Я ведь уже не маленький…
– Не в этом дело. Катапульта – она как маятник в пространстве. Качок туда, качок обратно. И запас энергии на одного человека. Если двое – на обратный ход не хватит, оба останемся там…
– А если… что-то случится
– Не надо, Петух… Ты же хотел самостоятельной жизни. Недаром ушел на "Розалине"…
– Но я же не ушел, вернулся! За тем, что ли, чтобы опять врозь?..
– Но тут уж ничего не поделаешь…
Он сник:
– Да, я понимаю.
Лучше бы уж ругался и спорил.
– Это ведь еще не сегодня, – беспомощно сказал я. – Будет еще подготовка, то да се…
Он кивнул, не поднимая головы. Потом вдруг попросил:
– Покажи хоть эту чертову катапульту. Какая она?
– Ты же видел! Тогда, в поезде…
– Я не помню…
Я достал секундомер. Индикатор мигал рубиновым глазком.
– Дай, – шепнул Петька.
– Только без фокусов. Ничего не нажимай.
– Что я, сумасшедший?
Впрочем, был тайный предохранитель, о котором Петька не знал, поэтому я не боялся. Даже демонстративно стал смотреть в сторону.
…Как он сумел отколупнуть крышку, поддеть ногтем тот самый лепесток и нажать головку?!
Похожий на кузнечика зуммер резанул меня по нервам пуще громкой сирены. Я рванулся (Кыс перепуганно вскочил). Выхватил у Петьки катапульту:
– Идиот! Ты же ее запустил!
Он глупо мигал:
– Разве нельзя остановить?
"Остановить"! Мчащийся по склону тысячетонный шар! Летящий под откос поезд! Ракету на взлете!.. Хотя ракету можно взорвать сигналом с пульта, а здесь… Здесь ничего! Пространство уже начало сворачиваться в бесконечно длинный смерч со стержнем из абсолютной – внепространственной – пустоты. И скоро этот смерч втянет меня – неумолимо и мгновенно.
Через три минуты.
Лишь бы не зацепило Петьку!
Не нужна была темпоральная коррекция. Мысли и так выстраивались четко и стремительно.
– Петух, слушай! Это приказ! Ты сейчас немедленно отправишься к отцу Венедикту. И будешь слушаться его во всем. Позвони Юджину. Скажи – Питвик ушел раньше срока! Так получилось, случайно… Я вернусь. За секунду там со мной ничего не случится. Я мгновенно пущу обратный ход, если увижу опасность.
– Пит, прости…
– Хорошо, прощаю. Не в этом дело. Теперь – к отцу Венедикту. Сию секунду! Ты не должен быть здесь, может задеть антитемпоральным эхом. Или утянуть совсем…
– Хорошо, – понуро отозвался Петька. И встал. – Давай тогда… попрощаемся.
– Давай. Но быстро.
Он вроде бы хотел обнять меня. И вдруг испугался:
– А что у тебя на руке?
– Где?
– Вот! – Холодный браслет плотно и беспощадно сжал мне кисть.
– Негодяй! Отпусти!!
– Как? – сказал Петька со счастливым облегчением.
– Что ты наделал, идиот!
– Еще две минуты. Давай сядем. Здесь подходящее место между двух стен.
– Вдвоем мы не сможем вернуться!!
– Ну и фиг с ним, с возвращением, – сказал он с усталою беспечностью. – Может, там ничуть не хуже, чем здесь.
Я обессиленно сел, потянув Петьку за собой. Он плюхнулся рядом. Кыс потерся мордой о его ноги.
– А тебе нельзя, – объяснил Кысу Петька. – Никак нельзя. Ты третий. Да и мало ли что. Вдруг там не приспособлено для котов… Ты, Кыс, иди. Иди, мой хороший. Иди к Китайцу, это недалеко. И живи у него… Слышишь? Иди к дяде Кию и к Дайке. Я кому сказал!
Кыс, оглядываясь, пошел. Морда с зелеными глазами была у него грустная и удивленная. Потом он обиженно дернул изогнутым кончиком хвоста и скрылся в чертополохе.
Петька вдруг всхлипнул:
– Жалко Кыса…
Ни себя, ни меня ему не было жалко. Я так ему и сказал:
– А себя не жалеешь? И меня, дурака, заодно…
– Да ну… Все обойдется.
Слава Богу, он не понимал до конца, что случится через две… нет, уже через одну минуту.
Впрочем, я и сам-то, кажется, не понимал. По крайней мере, страха не было. Только слабость и ощущение той спокойной беспомощности, когда знаешь: ничего-ничего-ничего нельзя изменить…
Можно только сидеть, слушать тишину и ждать.
Но в ожидании этом не было тоскливого томления. Так, усталость…
Петька привычно, как в прежние времена, приткнулся ко мне.
– Дурень ты, – вздохнул я.
– Конечно, дурень… Но ты не бойся, хуже смерти ничего не будет.
– Это уж точно…
– А душа, она ведь все равно бессмертна… Только знаешь что?
– Что?
– У нас, по-моему, одна душа. А если две, то, когда мы… растаем, они все равно сольются в одну.
– Не хочу я сливаться с такою шпаной и обормотом…
Петька ласково засмеялся и удобнее устроился у меня под боком.
Я прикрыл глаза.
Звенела тишина. Вернее, звенел в ней тихий зуммер катапульты. Я слушал его с новой мыслью, с новой догадкой о спасении! Почему же, почему не пришла мне сразу самая-самая простая мысль?! Что это было – затмение, помрачение ума? Ведь стоит закинуть катапульту за двадцать шагов, и она сработает вхолостую, без нас!
И все же в какой-то необъяснимой роковой расслабленности я сидел еще секунды три. Что меня держало?..