Корах. Роман о времени
Шрифт:
В то время Йегуда отошел от остальных братьев, поселившись в Тимне, и занялся разведением мелкого скота. Муки совести и чувство вины за продажу младшего брата ишмаэлитским купцам не отпускали его с того дня, как они с братьями принесли Иакову одежду Йосефа, выпачканную в крови заколотого козленка. "Мы совершили убийство, – день за днем в течение двух десятков лет стучало у него в голове, – двойное убийство. Несчастный брат! Несчастный отец!"
Йегуда не унаследовал от отца гибкой изворотливости ума; манипуляции с ивовыми прутьями у водопоя в расчете на многократный приплод крапчатых овец – до подобных ухищрений молодого Иакова Йегуда никогда бы не додумался, а слыша о них, лишь пожимал плечами. 33
33
Манипуляции с ивовыми прутьями – намек на историю с разделением овец между Иаковом и его тестем Лаваном, на которого он работал в молодости. Иаков придумал хитроумный способ разделения стада на одноцветных, пятнистых и крапчатых овец посредством применения ивовых прутьев у водопоя. Благодаря этой хитрости стада Иакова приумножались, и он сильно разбогател за семь лет. Каббалистическое значение: эволюция сфирот.
Дел было невпроворот, поэтому, когда отец неожиданно потребовал его к себе, Йегуда отправился неохотно.
Иаков указал ему на Тамар:
– Для твоего старшего. Девушка толковая, и в ней сила.
– Но отец, – возразил Йегуда, – у Эра в голове ветер. Он ни к чему не приучен и не силен в знаниях, а только бегает за соседскими девчонками. Какой из него муж?
– Все равно, возьми ее к себе в дом. Может, и у тебя что-то изменится.
Первое время Эр не мог оторваться от молодой жены. Безумия страсти охватили их в первую же свадебную ночь, и несколько дней они почти не расставались. Странным казалось лишь одно: в самом конце Эр покидал ее лоно. Вначале она приняла это за какую-то неизвестную ей мужскую особенность, а может быть и случайность. Но когда это повторилось снова, а потом еще раз, она все-таки решилась спросить.
– Я хочу, чтобы ты не потеряла ни осколка своей красоты, – улыбнулся Эр, с нежностью глядя на нее, любуясь точеными линиями ее тела. – А дети могут испортить твои божественные формы.
Водопад-великан, со дня свадьбы сверкавший в душе у Тамар разноцветными радугами, враз обрушился, превратившись в безнадежную лужу, обреченную на медленное, тоскливое высыхание. Всю оставшуюся ночь она не сомкнула глаз, задремав лишь под утро. А когда проснулась, увидела рядом мертвое тело. Давясь слезами, преодолевая подступившую к горлу тошноту, она отпрянула и закричала.
На сороковой день после похорон Тамар предстала перед Йегудой и потребовала себе Онана. Йегуда помолчал, подумал, затем вызвал второго сына.
– Восполни имя и род твоего старшего брата, – благословил он юношу.
То ли Онан не вошел еще в возраст, то ли было ему не до рождения потомства, а только воспринял он благословение отца как нежеланную ношу. Мало того, что он не пытался восстановить имя своего брата, зачав за него первенца, но к молодой жене даже не прикасался. Отвернувшись от нее, он прятал руки, издавая при этом звуки, напоминающие блеяние барана. Несколько ночей Тамар в изумлении смотрела на это действо, пытаясь понять, правильно ли она себя ведет, и что ей делать дальше. Не прошло недели после свадьбы, как Бог умертвил и Онана. А что еще должна была подумать Тамар, проснувшись рядом с мертвым телом? Какое-то время она сидела в оцепенении, ощущая глухой шум в ушах и бессмысленно глядя в одну точку. Оправившись от первого шока, она все-таки заставила себя подняться и продолжить жизнь.
Потом она стояла перед Йегудой, словно соляной столб, не решаясь посмотреть на свекра. Грузный Йегуда молча раскачивался на низкой скамейке в знак траура. Наконец, подняв на нее тяжелый взгляд, он произнес:
– Надень черное и возвращайся в дом твоего отца. Ты видишь, твои мужья умирают. Я не знаю, кто ты, и не действует ли через тебя Сатан. Я не понимаю, почему Бог так немилосерден ко мне. Хотя… может и догадываюсь. Но это старая история, и тебя она не касается. Мой младший Шейла еще ребенок, и он мой последний сын. Сейчас я не отдам его тебе. Подождем три года, пока он возмужает.
"Голос, словно трещина в камне", – подумала Тамар, покидая его дом.
Спустя три года она вновь предстала перед Йегудой:
– Срок пришел. Каково твое решение?
– Я не знал, что должен принимать решение, – пожал плечами Йегуда.
– Три года миновали, а я по-прежнему ношу траурное платье. Я еще молода и хороша собой, и хочу принести в твой дом наследника. Ты обещал.
– Послушай, – глубоким басом произнес Йегуда, и слова его тяжелыми камнями падали ей на сердце. – Я тебе ничего не обещал. Шейла – мой последний сын, и мне страшно привести тебя к нему. Моя жена, как ты знаешь, не вынесла ударов судьбы, которые, что ни говори, напрямую связаны с тобой.
– Но я же не....
– Я понимаю, твоей непосредственной вины в этом нет, – прервал Йегуда. – Но все-таки, кто знает. Наши пути прописываются на небесах, и ты можешь являться невольным орудием возмездия мне. Я не буду рисковать сыном.
Приговор был объявлен, спорить не имело смысла. Отправиться к Иакову она тоже не решилась. К тому же ей рассказали по секрету, что Йегуда сам явился в шатер к отцу.
– Израиль, – обратился он к патриарху хриплым басом, – твоя воспитанница принесла в мой дом только горе. Я не отдам ей Шейлу.
– Это твой выбор, – спокойно ответил Иаков. – Ты боишься потерять единственного оставшегося наследника. Но кто знает, может быть это еще не конец истории.
Тамар была разбита и опустошена. Все ее попытки войти в дом Йегуды потерпели крах, не приведя к желанной цели. Дважды вдова, она провела три года своего расцвета в бесплодном ожидании. С ней поступили несправедливо и жестоко.
– Самое ужасное, – жаловалась она сестре, – этот бесконечный траур по умершим мужьям! Видишь, такие у нас обычаи. Спасти от этого может только новое замужество. Но кого мне искать в нашей глуши?
– Я понимаю тебя, – сестра гладила ее по руке. – Да ведь кто-нибудь и не подойдет. Тебе нужен он, Йегуда.
Несколько дней Тамар провела дома, предаваясь размышлениям о своей судьбе. В один из ранних вечеров, тайком от всех сняв черный траур, она запахнулась в легкую светлую ткань. Получилась накидка, в какие обычно облачаются женщины, торгующие собой на перекрестках дорог. Прикрыв лицо, чтобы не быть узнанной, она расположилась на камне недалеко от Тимны, где, по ее сведениям, сегодня находился Йегуда.
Он действительно был там на празднике стрижки овец. После смерти жены он еще ни разу не покидал дом, доверив все дела своему другу и помощнику Хире. Веселый праздник окрестных пастухов вернул изнуренного чередой трауров Йегуду к жизни, напоил медом и вином и отпустил в обратный путь. Закатное зарево делало воздух еще прозрачнее. Тонкая линия гор казалась такой близкой, что до нее можно было дотянуться рукой.
Он словно воспрял от трехлетнего сна. Ступая сквозь невидимое воздушное море, подчиняясь чувственному желанию ходьбы, по извилистой тропинке Йегуда спустился с холма. Затем широко зашагал прямо к себе на север в сторону Беер-Шевы. В голове крутились приятные мысли, сама собой напевалась веселая песенка. До домашних шатров было часа два ходу.