Кормилица по контракту

Бочарова Татьяна Александровна

Та почувствовала легкую дрожь в коленках. Это была явно не шутка. То, что ей сейчас предлагали, могло в корне изменить ее жизнь. И не только ее — всей ее семьи. Год кормить ребенка за бешеные бабки — да на них можно запросто квартиру в Москве купить. Забрать Таньку из Ульяновска, положить ее в хорошую клинику, обследовать, как надо, оплатить лечение. Хоть как-то приодеть мать и близняшек. Да мало ли что можно сделать, имея в руках столь гигантскую сумму.

— Правильно раздумываешь, девочка, — удовлетворенно проговорила Ольга Борисовна, наблюдая за происходящими

на Валином лице изменениями. — Правильно. Такой шанс одному из тысячи дается, но тут и характер нужно иметь, чтобы справиться. Мне кажется, у тебя как раз такой характер и есть. Поэтому соглашайся, как дочери говорю, соглашайся.

— Что будет входить в мои обязанности?

— Все то же — кормить малыша. А еще купать его, гулять с коляской. По дому ты ничего делать не должна, там для этого есть горничные. Питанием тебя обеспечат, жалованье будут выплачивать ежемесячно. Не по пятьдесят баксов за кормление, разумеется, немного меньше, но тебе хватит. Ну и конечно… — Ольга Борисовна многозначительно улыбнулась, — никаких связей, личную жизнь придется отложить на потом. Понимаешь?

— Да.

— Не пить, не курить, не глотать без спросу никаких таблеток. Есть только неаллергенные продукты — ну, за этим проследит прислуга, которая ходит в магазины. Одежду купишь себе сама, на это у тебя теперь средств будет предостаточно.

— А… а отец Антошки… он… как он хоть выглядит? Например, лет ему сколько? Как зовут?

— Вот сейчас и познакомитесь. Выписка твоя готова, через полчаса пойдешь собираться. Тем временем и за ребеночком подъедут. Внизу все обговорим. — Ольга Борисовна, не давая Вале опомниться, резко развернулась и вышла из палаты.

Валя осталась одна. Дрожь в ногах все усиливалась, мало того, по спине бежал неприятный холодок. Ей было откровенно страшно. Во что она ввязывается? Куда лезет? Где такие деньжищи, там обязательно жди какого-нибудь подвоха. И кто такая эта Ольга Борисовна, почему Валя должна ей безоговорочно верить? Непохоже на то, что сестра старается лишь для нее, скорее всего, она преследует какие-то свои, личные цели и интересы. Не есть ли ее предложение ловко расставленная ловушка для молоденьких, неискушенных дурочек?

Тут же Валя одернула сама себя. Слюнтяйка! Ей дают шанс, а она распустила сопли и трясется как осиновый лист! Глупости все это, надо взять себя в руки и проявить характер, о котором говорила Ольга Борисовна. В конце концов, на ней ведь ответственность не только за себя, а за всю семью, за троих малолетних детей, за родителей, непутевых и неприспособленных к жизни, но все равно, самых родных и добрых, самых лучших на свете.

«Все будет о’кей», — подбодрила себя Валя.

Она сложила свои нехитрые пожитки, уселась на кровати и стала ждать. Ровно через полчаса за ней зашла санитарка.

— Пошли, пора.

Они спустились на лифте вниз, прошли по коридору и очутились в малюсенькой комнатушке, где одевались родильницы. На кушетке уже стояла принесенная из кладовки Валина сумка. Другая санитарка отдала Вале ее куртку, брюки и сапожки.

Валя начала

одеваться, чутко прислушиваясь к тому, что происходит рядом, за стеной. Скоро оттуда послышался детский плач, который довольно быстро стих. Она поняла, что в соседнем помещении пеленают Антошку.

Дверь раскрылась. На пороге возникла Ольга Борисовна.

— Как ты? В порядке? — Она окинула Валю критическим взором. — Губы подкрась и подрумянься немного, а то уж очень бледная.

Валя послушно полезла в сумку, достала косметику и сделала все, что ей велели.

— Ну вот, теперь хорошо. Идем. — Ольга Борисовна взяла Валю под локоть и вывела ее в просторный холл.

Там уже стояла детская сестра, держа на руках плотный сверток, укутанный в одеяло. На низеньком, кожаном диванчике сидели двое: женщина лет тридцати, невысокая, довольно пышного сложения, с круглыми, карими глазами и яркими, но тонкими губами и черноволосый мужчина в коричневой кожаной куртке.

«Мужчина — отец ребенка, — определила про себя Валя, — а кто же женщина? Сестра?»

— Знакомьтесь, — мягко проговорила Ольга Борисовна, подводя Валю к парочке. — Вот это и есть наша Валюша.

Кареглазая пристально оглядела Валю с головы до ног и лишь после этого сдержанно улыбнулась и протянула ей руку:

— Кира.

— Очень приятно, — слегка смущаясь, произнесла Валя и пожала маленькую, но крепкую ладонь незнакомки.

— А это Вадим Степанович. — Женщина указала на брюнета, который не спеша поднялся с дивана.

Валя мельком глянула на его лицо: молодой, но не юноша. Пожалуй, красивый. Точно, красивый, черты правильные, нос с легкой горбинкой, широкий, твердый подбородок, выдающий сильную волю и властность. Глаза темные, взгляд моментальный и пронзительный. Однако общее выражение лица мужчины было мрачным и каким-то застывшим.

«Конечно, — поняла Валя, — у него ведь горе. Жена погибла. Интересно, он ее сильно любил?»

Черноволосый негромко прокашлялся и проговорил низким и звучным голосом, обращаясь к Вале:

— Добрый вечер. У меня к вам только два вопроса. Я их задам, и мы можем ехать домой. Не возражаете?

— Н-нет, — выдавила Валя, несколько шокированная таким сугубо официальным подходом к делу.

— Отлично. — Мужчина удовлетворенно кивнул. — Могу я спросить, вы хорошо отдаете себе отчет в том, на что идете?

— Да.

— Вы понимаете, что отныне, с этой минуты, не сможете всецело принадлежать себе? Что должны будете подчинять свое время строгому расписанию?

— Да, да, конечно.

— Она все отлично понимает и осознает, — вступила в разговор Ольга Борисовна. — Я с ней уже побеседовала.

— Ладно. И последнее. Я хочу предупредить вас: если меня не устроит то, как вы обходитесь с ребенком, я буду вправе тотчас дать вам расчет. Если же что-то не понравится вам, вы также вольны покинуть мой дом. Согласны на это?

— Да, согласна.

— Тогда вот. — Черноволосый открыл дипломат, лежащий тут же, на диване, достал из него лист бумаги в файловой папке и протянул Вале.