Кормундум. Царица Тени
Шрифт:
– Муж…
– Ага, Максим твой.
– Он меня бросил, – сказала я, и только после этого действительно поняла, что произошло. – Нашел себе другую, Таню… Попросил развод.
– Ах! – схватилась за грудь Нинка. – Вот козел! – она заахала, заохала, потом начала извергать оскорбления в его адрес, некоторые из которых я слышала впервые. – Такую красоту бросить! Да это его тут запереть надо за такой идиотизм!
– Прекрати! – осадила я Нинку. – Это, конечно, предательство… Но вот скажи, ты бы ждала мужика из психушки больше двух лет, да ещё если бы было неизвестно, выйдет ли он вообще?
– Я?! – Нинка нервно заржала, потом осеклась и с опаской скосилась в сторону двери. – Была б я на воле, я б мужиков каждую ночь меняла…
– Так ведь он тоже живой.
Нинка начала сокрушаться по поводу того, какие мужики похотливые, и вообще три дня моего «отсутствия» сделали её молчание нереальным.
Я не стала вслушиваться в то, что она там болтала, а погрузилась в собственные мысли. Мне стало стыдно за мою реакцию на просьбу Максима о разводе. Он ведь пообещал, что я останусь матерью для своих детей, что они будут так же навещать меня. Зато теперь будет кто-то, кто будет заботиться о них, кто уделит им больше времени.
Почему-то мне вспомнился один Новый год, это было почти шесть лет назад. Вернее, не сам Новый год, а поездка по магазинам за пару дней до праздника. Я на новеньком внедорожнике, только что подаренном мне Максимом, поехала по магазинам покупать подарки родне и друзьям. Список был большой, с самого утра и почти до шести вечера я колесила по городу, набив вместительный багажник и часть салона всевозможными вещами от миленьких заколочек для младшей Максимовой племянницы до ручной цепной пилы для брата Максима, который увлекался охотой и частенько по нескольку дней жил в лесу.
Последним пунктом в моем списке был загородный дом моей очень близкой подруги, про которую я уже упоминала в моем дневнике, Ольги. Она разводила норвежских гончих. Я наконец-то решилась завести себе и детям такого верного и очень полезного в наших регулярных походах друга и подумала, что это будет идеальным подарком на предстоящий праздник.
Но до того дома я так и не доехала… На занесенной снегом нерасчищенной дороге я попала в аварию. Машина всмятку, а на мне ни царапины, ни одна другая машина не пострадала, только моя. Подарки удалось спасти только частично, все, что было хрупкое, побилось.
В ночь после аварии мне приснился мой первый кошмар. Через три месяца, в начале весны, а точнее, третьего марта, у меня случился первый приступ. Две недели я лежала в больнице, врачи были в полном недоумении – у меня был жар, дикие боли, меня периодически скрючивало на правую сторону. Потом меня посетил мой первый психолог. После того как меня обкололи успокоительными, назначенными этим психологом, боль отступила, жар спал, ко мне вернулась ясность рассудка. Тогда-то Дмитрий Андреевич, вышеупомянутый психолог, направил меня на консультацию к специалисту – психиатру Павлу Олеговичу.
Что случилось в тот роковой для меня вечер, до сих пор загадка. Машина просто отказалась меня слушаться, влетела в наметенный на обочину сугроб и несколько раз перевернулась. Неисправностей в ходовой части и во всей системе управления не нашли. Максим однажды высказал предположение, что я очень устала и задремала за рулем. Тогда я была уверена, что это не так, но сейчас я уже ни в чем не уверена.
Поначалу приступы случались редко, раз в месяц, через полгода все начало происходить чаще и длительнее. Родители и мои, и мужа, опасаясь за мое состояние, а главное, за внуков, практически поселились у нас, поочередно сменяя друг друга.
Ещё через полгода я разругалась со свекром и свекровью. Ещё через месяц дошла очередь до моей мамы, а затем и до отца. Мои неврозы делали невыносимой жизнь окружающих меня людей. Так продолжалось ещё какое-то время. Максим все чаще начал отправлять меня на отдых на нашу дачу, благодаря чему мы все могли отдохнуть друг от друга.
Спустя почти три года после первого приступа я в очередной раз уехала в загородный дом, вернее, Макс отвез меня, потому что за руль после аварии я не садилась. В тот день приступ застал меня на кухне, когда я мыла себе фрукты в раковине. И снова стечение обстоятельств – меня накрыло волной боли, яблоко выскользнуло из пальцев и заткнуло слив в раковине. Когда мои ноги подкосились и я начала падать на пол, я несознательно схватилась за электрочайник, который зацепился за подставку, и провод возле основания подставки надорвался. Когда раковина переполнилась и вода потекла на стол, случилось короткое замыкание… Могу сказать только, что я вновь осталась цела, ни вода под напряжением, ни огонь, вспыхнувший из-за неполадок проводки, меня не тронули. Но после того как меня спасли из горящего дома, я добровольно отправилась прямиком в психушку к моему лечащему врачу, ставшему для нашей семьи довольно близким человеком, Павлу Олеговичу. Близость наших отношений определялась ещё и теми деньгами, что платил ему мой муж. Документально все было оформлено так, что за мной сохранили мою дееспособность, но взяли расписку о том, что я полностью доверяю Павлу Олеговичу суждение о моем психическом здоровье, а также оставляю за ним право удерживать меня в больнице до моего выздоровления, момента, когда я перестану представлять опасность для себя и окружающих. Я запретила навещать меня всем, кроме мужа и детей. Я не хотела, чтобы кто-нибудь видел меня такой, особенно родители и дети. Но если без общения с родителями я могла обойтись, то вот без моих ангелочков… никак.
В канун приближающегося Нового года исполнится шесть лет с момента «дня Х», как я сама его назвала, через два месяца.
Глава 7
– Кира Юрьевна! Добрый день! – встретила меня неизменная улыбка Павла Олеговича.
– Здравствуйте, Павел Олегович, – я не очень-то разделяла его энтузиазм по поводу этого дня.
– Как вы себя чувствуете? – заботливо спросил доктор.
– Как обычно, – я слегка пожала плечами и без интереса оглядела знакомый кабинет, в котором тоже было все без изменений.
– Неужели? – задал вопрос Павел Олегович, вглядываясь в мое лицо.
Я на несколько мгновений задержала взгляд на его глазах.
– Почему вы считаете, что я вам вру?
– Да Боже упаси… – отмахнулся он. – Просто в свете последних событий я очень тревожусь за ваше здоровье.
Я молча села в кресло и уставилась на натертое до блеска стекло, лежавшее на рабочей части письменного стола доктора. Поверх него лежала моя история болезни.
– Вам пришлось пережить потрясение четыре дня назад. Мне жаль, что так вышло, – он медленно положил руку на бумажную папку с моим делом, как бы привлекая внимание к своей персоне. – Кира.
Я подняла на него уставший взгляд. В ночь перед нашей встречей я глаз не сомкнула, писала в дневник свои переживания по поводу ухода Максима, а также воспоминания из собственной жизни – все, что приходило в голову.
– Я не успел прочесть ваши записи, – признался Павел Олегович, – ведь они попали ко мне лишь час назад. Однако их количество впечатляет. Вам явно есть чем поделиться. Прошу вас, Кира, поделитесь со мной…
– Там все написано, – большего я сказать не смогла.
– Невероятно важно выстраивать свой внутренний монолог, систематизировать его, выстраивать хронологию. Вы наконец-то начали это делать! И замечательно! Но теперь нужно закрепить достигнутый результат диалогом, – он вытащил из папки мою уже довольно потрепанную тетрадку и раскрыл её на первой попавшейся странице. – «…лишь помню, как незнакомые руки подняли меня и понесли прочь от едкого дыма, уже успевшего наполнить мои легкие…». Что ж, полагаю, это о моменте вашего спасения из пожара.