КОРМУШКА
Шрифт:
В Ворсму въехали под грустную песню про следы на выпавшем снегу, помните её в русском переводе? "Снег кружится, летает, летает…" В оригинале лучше, душевнее как-то. Вот промелькнула за окошком больница - наша вчерашняя цель, потом пошли частные дома с заросшими бурьяном палисадниками. В крайнем до самого нового года, может чуть больше, жила семья. Категорически отказывающаяся переселяться в Грудцино. Баптисты или адвентисты - не знаю точно кто именно, но умудрились продержаться два с половиной года без всякого оружия. По весне нашёл здесь восемь скелетов, разбросанных в беспорядке по
Мостик через Кишму. Рядом рыжий от ржавчины остов "Уазика", въехавшего в киоск и сгоревшего вместе с ним. После моста узкая улица с чуть покосившимися, но вполне добротными домами дореволюционной постройки, вела к парку. Маленькому, как и всё в этом городке. И тишина. Такое ощущение - тварёныши попрятались. Или испугались. Что из области фантастики. Или готовят какую-то грандиозную гадость. Тоже маловероятно - ну не могут они…
Память услужливо подсунуло картинку из вчерашнего боя у озера - два десятка зверьков целеустремлённо и, главное, вполне осмысленно строят плот из веток. Нет, ерунда, случайность! Этого не может быть просто потому, что не может быть!
– Вот бля-а-а!
– Андрей резко ударил по тормозам и я чуть было не треснулся башкой в лобовое стекло.
Огромный, в несколько обхватов тополь упал, обламывая под собой ветки, и перегородил дорогу. Сзади тоже послышался треск - второй такой же великан, высотой не меньше девятиэтажки, повалился, отрезая путь к отступлению.
– Вот жопа какая!
– Или две, - поправил я сына.
– Посмотрим!
– Андрей зло сплюнул в сторону, прямо в поднятое стекло, и выкрутил руль до упора влево.
– Держись!
Машина радостно взревела двигателем, завизжала, выбрасывая колёсами асфальтово-щебёночное крошево из выбоин. И рванула. Сильный удар заставил клацнуть зубами не хуже любого тварёныша… "Тойота" вынесла деревянные ворота в ближайшем заборе и теперь скакала по огороду, собирая кенгурятником бруски сминаемых парников. Пролетели сквозь теплицу (сбитый асбестоцементный столб грохнул на прощание по крыше) и, чуть задев правым бортом угол какого-то сарая, выскочили на параллельную улицу.
– Что это было?
– я дрожащими руками нащупал в кармане заветную флагу и сделал три больших глотка.
– Будешь?
– Буду.
– Только закусить нечем.
– Плевать. Закуска, она градус крадёт.
Андрей взял ёмкость и надолго приложился к ней, скосив глаза на дорогу и удерживая руль левой рукой. Надо же, и его нахлобучило - обычно только по большим праздникам позволяет себе рюмочку, да и то не всегда. А тут единым духом граммов двести крепчайшей самогонки выдул и не крякнул. Ну, не совсем самогонки - она ближе к ракии, так как делается из сливы и ячменного солода с небольшим добавлением виноградного сока. Уж что-что, а технологии приготовления крепких спиртных напитков человечество не потеряет, даже окончательно впав в дикость. Жалко только, ячменя всё меньше и меньше. Тот, что вырос самосевом на заброшенных колхозных полях, уже заканчивается, а сеять его мы не можем. Расточительно тратить драгоценный бензин при мизерной урожайности, а пахать на себе как-то не хочется.
– Спасибо, - сын резко выдохнул и вытер губы рукавом. И замолчал, сосредоточенно глядя на дорогу.
Я тоже такой, и после выпитого становлюсь неразговорчивым и мрачным, будто на похоронах. Наверное, потому до сих пор и не спился - в одиночестве не могу, а в компании не хочу. Трезвенник, блин…
Часы на панели показывали одиннадцать, когда чёртовы кривые улочки частного сектора закончились и наконец-то вывели к нормальной асфальтовой дороге. И что самое главное - без приключений вывели.
– Ну что, пап, на юг, как перелётные птицы?
– Ага, и на тапочку!
Машина выскочила на шоссе, и мне даже показалось, что она отряхнулась по-собачьи, скидывая с себя налетевший во время скачек по огородам мусор.
– Споём, или ещё по одной?
– Не, я пас. Вот спеть могу. Тебе марш какой или что-нибудь лирическое?
– Гитары нету.
– Обойдусь, - Андрей выключил всё ещё работающий проигрыватель и набрал полную грудь воздуха.
– Абыр… абыр… абырвал…
– Абырвалг?
– Не отвлекай. Абыр… Абырвалась любви струна, и ни звинит типерь ана…
Вот же дал бог голосище! Орал с душой, заменяя громкостью отсутствующий аккомпанемент, и старательно копировал дворовый стиль. И где такой гадости нахватался? Потом было про крылатые качели, прекрасное далёко и резинового ёжика с дырочкой в правом боку. На облаках, которые ещё и белокрылые лошадки, поперхнулся смехом и глотнул из фляжки, так и оставшейся в руке.
– А ты представь, пап, как мы будем объяснять детям, кто такие лошадки, - и совсем не в тему добавил.
– С-с-суки!
Угу… тот самый смех, что сквозь слёзы. Потому что практически всё живое чуть крупнее мыши, осталось только на картинках. За исключением человека, конечно. Эта живучая скотина сама кого угодно переживёт. Надеюсь, и тварёнышей тоже. Птицы, правда, остались. Мелкие. Ещё шумиловцы хвалились уцелевшим свинарником. Козы у нас и в Грудцино. Вот, пожалуй, и всё.
Гадство… сейчас пока живём на старых запасах, только овощи да рыба свои. Остальное - наследие предков. И что будет твориться через пару лет? Заглядывать в будущее - страшно. Даже думать о нём не хочется. Только вот приходится. Пусть через немогу, через бессонные ночи, но приходится. Надо! Вот только как? Я не гений, не вождь, не семи пядей во лбу - обычный старый прапор, в своё время со скандалом изгнанный из строительного института. И всё что могу - выживать. В любых условиях… но не строить светлое настоящее.
Но ведь не помню же нифига! Даже школьный курс физики. Единственное радует - учителей у нас и без меня в избытке. Как-то так оказалось. Или образовалось само собой. Порой ощущаю себя рабоче-крестьянским разведчиком в штабе интеллигентской армии. Количество умников на один квадратный метр деревни значительно превышает численность просто умных людей. Причем, как только чуть перестали пухнуть с голодухи, так каждый в обязательном порядке выдал проект возрождения цивилизации. Это в первый год. Теперь планы спасения человечества выдвигаются ежеквартально. Каждым!