Корни небес
Шрифт:
Он довольно улыбается, прежде чем продолжить.
— Я сказал, что есть три правила. Никто из вас не спрашивает, что за третье правило? Хорошо. Это значит, что вы не должны его знать. Тем лучше для вас. Потому что никто из тех, кто слышал третье правило, не прожил так долго, чтобы успеть сообщить его другим. А теперь идите, поприветствуйте ваших новых братьев. Они проводят вас туда, где вы будете жить с этих пор. Сейчас вы стоите на пороге новой эры, эры свободного населения Римини. Открытого для торговли и веры. Добро пожаловать, дети мои!
И потом,
— Вы хорошо исполнили свой долг. К сожалению, мы не знали о пулемете. Так бывает. Мне жаль, что среди ваших солдат есть убитые и раненые.
— Одного из них ранили вы, — сухо уточняет Дюран.
Готшальк пропускает мимо ушей его замечание. Он смотрит, как его бойцы, не особенно учтиво, заставляют пленников подняться на ноги и выводят их из комнаты.
— Вы оплатили свой билет в Венецию. Поговорим завтра утром. После праздника очищения.
— Я бы хотел увидеть доктора Ломбар.
— Немного терпения. Вы увидите ее. На празднике.
— А до тех пор?
Готшальк выглядит как человек, искренне удивленный вопросом.
— Что вы имеете в виду?
— Что нам делать до тех пор?
— Ну, можете помочь нам расчистить это место. Похоронить мертвых, пока мы проверим, что в крепости больше никого не осталось.
— Похоронить мертвых… Мы можем получить обратно наше оружие?
— Боюсь, что нет. Наоборот, вас будут охранять. Сдайте моим людям также и ваши ножи. Мне не хочется вас обыскивать.
— Вы оставляете нас безоружными в зоне боевых действий?
— О, здесь больше нет никаких боевых действий. Наконец-то Римини — мирный город. И потом, с вами пойдут мои люди, так что не волнуйтесь, вам нечего бояться.
Затем он направляется к выходу. Уже на пороге, обернувшись, говорит с ухмылкой:
— А, капитан, совсем забыл. Но может быть, вы и так уже поняли. Крошка Калибан не слишком хорош собой, но слух у него — как у ястреба. Никто не может за моей спиной плести заговоры безнаказанно, капитан Дюран.
27
ПРАЗДНИК ОЧИЩЕНИЯ
Мы хороним Егора и Марко на пляже. Инструментов, чтобы пробуравить бетон, у нас нет, поэтому мы раскапываем яму в песке, орудуя листами железа.
В конце концов, яма выходит не очень глубокой. Но больше не осталось хищников, которые могли бы выкопать останки капрала.
У других мертвецов нет и этого. Приспешники Готшалька подняли нас на смех, когда мы просили их об этом. Стоя под навесом, они показывают нам то, что они называют «практическим решением». Следуя их указаниям, которые похожи больше на приказы, мы собрали столько горючего материала, сколько смогли найти, и сложили в кучи на площадях перед крепостью, рядом со странной спиралевидной конструкцией, которая напоминает раковину улитки. Возможно, она была украшением площади. Однако теперь это всего лишь ненужная мишура, символ нашего прошлого, иррационального и излишне роскошного.
Когда куча бревен и картона показалась нашим стражам достаточно высокой, они велели нам насыпать все
— А как же местные жители? — спросил я.
— Если хотите, — ответил один из них, невидимое лицо позади маски, которое делает его похожим на монструозного насекомого. — Но держите их отдельно от наших.
И мы сделали именно так. Затем сверху навалили прочего хлама, в основном, старых рекламных плакатов, на которых еще можно прочесть имена знаменитых брендов прошлого: «Тошиба», «Баккарди», «Альфа Ромео». С рекламы «Интимиссими» на нас смотрит русская модель, которая была очень знаменитой в последние годы перед Великой Скорбью. Бросая этот плакат сверху на кучу, Дюран пытается запомнить ее имя: Ирина какая-то.
Когда мы закончили с этим, нам было разрешено позаботиться о наших мертвых.
Ни один из людей Готшалька не предложил нам помощь. Нам было велено не уходить далеко, чтобы они могли видеть нас, не выходя из-под навеса. Там же остался и Бун, который был слишком слаб, чтобы помогать нам.
У нас не было с собой дозиметров, которые они конфисковали у нас в числе прочего. Поэтому мы не могли сосчитать, сколько радиации мы впитали, находясь столько времени на солнце.
Да это и не важно.
Мы уже поняли, что ни один из нас не покинет Римини живым.
Когда сержант Венцель решил, что яма уже достаточно глубока, он и Марсель Диоп поднимают тело Битки, а затем и парнишки-итальянца, и опускают их в мокрый и холодный песок с непривычной для них деликатностью. Сержант залезает в яму, чтобы положить руку Битки ему на грудь.
Я читаю погребальную молитву.
Мы все без масок, поэтому можем видеть лица друг друга. Все они (подозреваю, что и мое тоже) напряженные, землистого цвета, с красными следами от противогазов на коже.
Затем, когда обряд походит к концу, капитан Дюран делает три шага по направлению к краю могилы.
— Я бы хотел тоже добавить несколько слов.
Он закрывает глаза. Его голос звучит умиротворенно, глубоко, пока он читает на память пятьдесят седьмой псалом:
— Боже! сокруши зубы их в устах их; разбей, Господи, челюсти львов!
Да исчезнут, как вода протекающая; когда напрягут стрелы, пусть они будут как переломленные.
Да исчезнут, как распускающаяся улитка; да не увидят солнца, как выкидыш женщины.
Прежде нежели котлы ваши ощутят горящий терн, и свежее и обгоревшее да разнесет вихрь.
Возрадуется праведник, когда увидит отмщение; омоет стопы свои в крови нечестивого.
И скажет человек: «подлинно есть плод праведнику! итак есть Бог, судящий на земле!»
Неожиданно появляется такое ощущение, как будто могущественный ветер зашел в наши сердца.
Ветер, который возвращает нам энергию и надежду.