Корни небес
Шрифт:
Я опасаюсь того момента, когда мы спустимся вниз. Но Дюрана там нет. Он оставил на земле винтовку и противогаз.
Венцель смотрит на оружие, но ничего не говорит.
Мы выходим.
Кромешная тьма.
Сколько ночей путешествия мы потеряли зря?
На сколько миль могли бы сейчас быть ближе к Венеции?
Ветер, холодный как лезвие ножа, перемешивает горы песка и снега.
Мы проходим мимо остатков погребального костра. В воздухе еще стоит прогорклый запах сгоревшего дерева и мяса.
Освещая путь двумя газовыми фонарями, найденными в крепости, мы перемещаемся в темноте вплоть до самого края площади.
Два «хаммера»
Оба сломаны. Кузовы пробиты во многих местах. Тот, что желтого цвета, сохранился получше, у него работают дворники.
Венцель кивает:
— Этот, кажется, в порядке.
— А фары?..
— Я могу переставить их с другого. Работы на час.
Получив возможность заняться тем, в чем он хорошо разбирается, сержант понемногу приободряется. Он кружит вокруг «хаммера», пробуя его на ощупь, стараясь открыть дверь, затем осматривает другой.
Он удовлетворен результатом осмотра.
— Из этих двух мы можем сделать один рабочий, это не займет много времени. Капитан хорошо их выбрал.
— Что я хорошо выбрал? — спрашивает Дюран из-за моей спины.
Сержант, потрясенный, смотрит на него и встает по стойке «смирно».
Дюран подходит ближе. У него нет ни противогаза, ни антирадиационного покрытия. Спокойным шагом он приближается к сержанту и к желтому «хаммеру».
— Так ты говоришь, что сможешь починить его?
— Конечно, капитан!
— Тогда начинай работать. Только принеси навес.
— Не хватает ключей.
— Поройтесь в трупах. Они не могут быть далеко. Джон, я бы хотел поговорить с тобой с глазу на глаз.
Мы молча отдаляемся от «хаммера». Опять проходим мимо сожженных останков Адель и герцога и людей, погибших во время битвы.
— От нее у меня остались только воспоминания. Когда я встретил ее, это была потерянная душа. Она не выносила, когда кто-то дотрагивался до нее. Постоянно рыдала. Понадобились месяцы, чтобы она пришла в себя, чтобы ее контакт с жизнью возобновился. А теперь она там, и я больше никогда ее не увижу. И не пытайся рассказывать мне эту чушь о Царствие Небесном, мне оно не нужно. Не существует никакого Царствия Небесного!
Качаю головой:
— Мы были воспитаны в религии иезуитов. Первые книги, которые мне дали прочитать, были истории, которые подвергали сомнению существование Иисуса. И вообще, благодаря им складывалось представление об Иисусе совсем иное, нежели то, что предлагала Церковь. Особенно католическая Церковь. И все-таки я здесь. Даже после того, как прочитал эти книги, я присоединился к церкви. И — да, я до сих пор верю в Царствие Небесное. И в воскрешение из мертвых.
Дюран собирает с земли мусор и бросает его на золу, поднимая облачко пыли, которое закручивает в воздухе ветер. Затем палкой роется в золе, чтобы докопаться до огня. Пламя взвивается вверх, освещая саркастическую мину на лице капитана.
— Я и потом возвращался посмотреть на мертвого папу. Ватикан — это лабиринт, а я и мои люди — его исследователи. Когда мы нашли станцию Аврелия, круг замкнулся: у нас было надежное место, куда можно было сносить нашу добычу.
— Но какой в этом смысл? Что вам пользы от сокровищ Ватикана?
— Мы использовали их как товар для обмена. Мы меняли их на еду.
— Но кто может быть таким сумасшедшим, чтобы меняться? Ведь золото больше не имеет ценности.
— Скажите это Мори и другим из Совета. Почему, как вы думаете, Совет одобрил вашу экспедицию? Только
Дюран пожимает плечами и смотрит в темноту. Его лицо, в отблеске огня, кажется теперь уже не ироничным, но невероятно печальным.
— Каждый раз, когда мы возвращались в руины Ватикана, я ходил посмотреть на мертвого Папу. Я ходил туда один, пока остальные члены отряда рыскали в поисках добычи… Это была моя частная папская аудиенция… Каждый раз я отмечал гниение плоти, разложение тела того, кто был — да-да, я уже это говорил — главой самой могущественной церкви на Земле. Я видел перед собой только мертвого человека, старика, чье тело сначала наполнилось газом, а потом лопнуло, обнажая гнилую материю и личинки червей. Тебе это противно, Джон? Мне тоже было противно от того, что я видел. Я возвращался посмотреть на него еще раз, до тех пор, пока он не превратился в скелет. И когда я вернусь в Рим… если я вернусь Рим… то схожу навестить его снова. Он уже превратился в моего старого друга…
— Кто-нибудь еще об этом знает?
— Нет. Я рассказал об этом Адель. Но она больше не считается.
Капитан выкопал палкой кость. Маленький позвонок, обуглившийся в огне. Он подул на него, почистил его рукавом куртки. Потом положил в карман.
— Пойдем. Мы уже и так потеряли кучу времени.
— Пойдем? Почему ты передумал?
Он поворачивается. Смотрит на меня долгим взглядом, как будто его утомляет мой вид.
Потом улыбается:
— Я не передумал. Я до сих пор уверен, что мы не доберемся до Венеции.
— Но что тогда?..
— То, чего я хочу, — это добраться до Готшалька. Он мой.
— Но моя миссия — поехать в Венецию…
— Тебе нравятся пари, Джон?
— Нет.
— Мне тоже. Однако могу побиться об заклад, что этот убийца тоже отправился в Венецию.
29
ПРОЩАЙ
Идти по следу «Самой Большой и Быстрой Церкви На Колесах» совсем нетрудно: он легко различим на снегу, даже при том, что мы потеряли почти целый день на приготовления к погоне.
Из-за нехватки инструментов на то, чтобы разобрать на запчасти второй «хаммер», потребовалось больше времени, чем мы думали. Ящичек Венцеля исчез, и во всей крепости и следа его не было.
— Наверняка он утащил его с собой в грузовик, этот жулик, — ругался Пауль, пытаясь силой открыть капот сломанного «хаммера».
Проклятия и ругательства сержанта не прекращались ни на минуту последние двадцать четыре часа. Ему пришлось почти все делать самому, потому что Дюран занимался сбором оружия и провианта для путешествия, а капрал Диоп возился с больным Буном, состояние здоровья которого ухудшалось от часа к часу. Плохо было не ему одному. Позывы к рвоте сводили на нет даже то небольшое количество еды, что нам удавалось съесть. В таких условиях даже хорошо было, что у нас не осталось дозиметров. Мы, по крайней мере, не знали, сколько радиации уже проглотили за эти последние дни. Мы больше не заботились об этом. Нам уже и так было понятно, что никто из нас не вернется живым из этой экспедиции. Возможность выполнить миссию, порученную нам кардиналом Альбани, тоже не была ясной. Для каждого из нас на первый план выступила своя собственная миссия, которая лишь для меня совпадала с первоначальной. Для Диопа она состояла в том, чтобы облегчить страдания Буна до самого конца. Для сержанта — починить «хаммер».