Корни сталинского большевизма
Шрифт:
И все-таки со временем Фурманов попал в тесный круг предводителей советской литературы, с которыми у него и разгорелся конфликт. Здесь нужно обратить внимание на личность Фурманова, его происхождение и формирование. Будущий советский писатель родился в 1891 году в деревне Середа Кинешемского уезда Костромской губернии (ныне Ивановская область) в семье с «крепким домостроевским укладом» [766] . Эти места издавна были старообрядческими – типичный староверческий анклав. Окончив начальную школу, Фурманов поступает в реальное училище г. Кинешмы, где живет вместе с рабочими местных фабрик. Как он вспоминал, большое влияние на него оказала рабочая семья Голубевых: они вели долгие беседы о жизни, распевали волжские песни [767] . Фурманова отличало равнодушие к церкви, переросшее в пренебрежение: «Не верю я этому богу, который одним дает все, а других заставляет всю жизнь мучиться» [768] .
766
Фурманова А. Дмитрий Фурманов. – Иваново, 1946. С. 3.
767
Там же. С. 7.
768
Там же. С. 12.
Революционная деятельность писателя связана с Иваново– Вознесенском, где он работал с М. В. Фрунзе и откуда с отрядом ткачей уходил на Восточный фронт воевать против колчаковцев, что впоследствии и описал в «Чапаеве». Оказавшись после войны в литературной среде, Фурманов, как истинно русский человек, сразу ощутил узость, кастовость «напостовского» круга. К тому же, эти люди не относились к поклонникам задушевных волжских песен. Главным оппонентом писателя стал Семен Абрамович Родов. «Борьба моя против родовщины – смертельна: или он будет отброшен, или я», – так воспринимал Фурманов это противостояние [769] . И выступил за коренное изменение структуры московской организации пролетарских писателей, чтобы выйти из молчаливого подчинения родовцам [770] . «Напостовство»
769
Фурманов Д. Дневники // Собр. соч. В 4 т. Т. 4. – М., 1961. С. 350.
770
Там же.
771
Там же. С. 354.
772
Там же.
В марте 1926 года Фурманов скончался от очередного сердечного приступа, но его борьба не прошла бесследно: конфликт получил большой общественный резонанс. С. Родов, Г. Лелевич, И. Вардин были выведены из всех руководящих органов пролетарских литературных объединений, хотя на политику в целом это повлияло мало. К рулю встал Леопольд Авербах, который ранее поддерживал «родовцев». При его деятельном участии была учреждена Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП), которая, по сути, проводила прежний курс: выдвижение авторов из рабоче-крестьянской среды. Авербах, уроженец Нижнего Новгорода, пользовался благосклонностью в верхах, поскольку его родная сестра Ида была замужем за фактическим руководителем ОГПУ Г. Г. Ягодой [773] . Случай с Фурмановым вся авербаховская компания расценила как досадную случайность и пребывала в уверенности, что без труда сможет манипулировать новым литературным пополнением.
773
Примочкина Н. Н. Писатель и власть. – М., 1998. С. 127.
Тем временем ряды РАПП непрерывно ширились; к писателям из низов предписывалось относиться бережно, помогая им «заработать себе историческое право на гегемонию» [774] . Как свидетельствуют изученные биографии, многие из них вышли из старообрядчества, что прежде оставалось за рамками внимания историков. Известный писатель Федор Панферов был родом с Поволжья. В своих воспоминаниях он рассказывает о родственниках (бабушке, матери, брате, тетке и т. д.), как о ревностных беспоповцах, хотя по официальным документам все они числились правоверными православными. Молодой Панферов и его родной брат Алексей часто помогали староверам читать псалтыри в молельных [775] . В годы советской власти брат Панферова писал, что их матери – Дарье Носковой – имя дали в честь одной местной женщины: она и под кнутом не выдала единоверцев, которых за неподчинение разыскивала полиция. Эту твердость характера, верность своим убеждениям мать вполне передала своим детям [776] . Федор Гладков, также выходец из беспоповцев, умиленно вспоминает молельню, куда он часто ходил с матерью и бабушкой, здесь к нему пришла любовь к музыкальным переживаниям. Пишет он и о поездках с отцом по Волге, где они встречались с работниками «неизбалованными… росшими в старой вере». Когда его отец нанимался на работу, хозяин удовлетворенно заметил: «Хорошо, что от тебя не ладаном воняет. Такой ты мне и нужен» [777] . В той среде жили по принципу: «у нас своя правда, а у богача да попа своя» [778] . И все эти люди казались Феде Гладкову «необыкновенными, загадочными существами, которые таили в себе страшную силу, неведомую другим людям. Все они были похожи друг на друга… шагали тяжело, лица у них были жесткие, бородатые, глаза твердые и зоркие» [779] .
774
Ставский В. Практика партруководства пролетписательскими организациями // На литературном посту. 1929. № 6. С. 11.
775
Панферов Ф. И. Родное прошлое // Собр. соч. В 6 т. Т. 1. – М., 1986. С. 6, 41–42.
776
Панферов А. И. Мой старший брат. – М., 1980. С. 11.
777
Гладков Ф. В. Вольница // Собр. соч. В 5 т. Т. 4. – М., 1983–1984. С. 42–43, 47, 50, 59.
778
Там же. С. 495.
779
Гладков Ф. В. Вольница // Собр. соч. В 5 т. Т. 4. – М., 1983–1984. С. 146.
Аналогичное происхождение и у видного организатора советской литературы Владимира Ставского. Настоящая фамилия этого уроженца деревни под Пензой – Кирпичников; он начинал трудиться кузнецом на Пензенском оборонном заводе. Ставским же стал после штурма Тифлиса в 1921 году: тогда погиб его товарищ, и будущий писатель взял его фамилию в знак памяти [780] . О Ставском всегда говорили как о человеке «крутом, слишком прямолинейного склада» (и это скоро почувствовали многие в литературном мире [781] ). Упомянем и петербургского рабочего Сергея Семенова (1893–1942); он также вышел из староверческой среды и стал писателем. Его происхождение, включая место рождения, неизвестно, что типично прежде всего для согласия бегунов-странников дореволюционной поры. Семенов погиб на фронте в Великую Отечественную войну, и сегодня его помнят лишь немногие специалисты. Необходимо назвать Михаила Чумандрина, Феоктиста Березовского, Николая Кочина, Ивана Макарова и др., к произведениям которых, описывающих генезис староверия после революции, мы еще обратимся.
780
Максимов П. Воспоминания о писателях. – Ростов-на-Дону, 1958. С. 129.
781
Там же. С. 137.
Поначалу авербаховская компания очень позитивно относилась к их творчеству, осыпая похвалами и благосклонными рецензиями. Чумандрина называли «величайшим художником нашего времени» [782] , роман Н. Кочина «Девки» сочли крупной удачей автора [783] , роман С. Семенова «Наталья Тарпова» признали блестящим [784] , так же как повести В. Ставского [785] и др. Но в центре новой литературы оказался Ф. Панферов, гордившийся тем, что путевку в творческую жизнь ему дал Д. Фурманов [786] . Вокруг романа «Бруски» развернулся невиданный ажиотаж, Панферова именовали «едва ли не самым серьезным писателем эпохи», который сумел показать лицо настоящего, живого, цепкого классового врага в деревне [787] . Рапповские критики уверяли, что эта книга «нащупывает столбовую дорогу пролетарской литературы» [788] . Официальный успех «Брусков» заметили и в эмиграции. Известный критик русского зарубежья Г. Адамович писал, что ни один роман, написанный на русском языке, не имел такого распространения. Тираж книги превысил 600 тысяч экземпляров – рекордная цифра для советской печати [789] . По меткому замечанию критика, «с «Брусками» по существу не спорят: «Брусками» клянутся… цитатами из романа уничтожают противника так же, как ссылками на Ильича» [790] .
782
Динамов С. Творчество Михаила Чумандрина // На литературном посту. 1930. № 12. С. 37.
783
Григорьев М. О романе Н. Кочина «Девки» // На литературном посту. 1930. № 2. С. 36–37.
784
Динамов С. Заметки о романе С. Семенова «Наталья Тарпова» // На литературном посту. 1927. № 17–18. С. 49–55.
785
Д-ов Б. Записки читателя о «Станице» В. Ставского // На литературном посту. 1931. № 10. С. 18.
786
Панферов Ф. И. Родное прошлое. Т. 1. С. 176–179.
787
Исбах А. Лицо классового врага в деревне по «Брускам» Ф. Панферова // На литературном посту. 1928. № 18. С. 45.
788
Мазнин Д. Творческий метод Ф. Панферова // На литературном посту. 1930. № 18. С. 83.
789
Адамович Г. «Бруски» Ф. Панферова // Последние новости. 1931.05 фев.
790
Там же.
Литературные предводители, пестовавшие рабоче-крестьянских писателей, были уверены, что это пополнение станет важным подспорьем в их борьбе с «Перевалом» и разношерстными «попутчиками». Поначалу все так и происходило. Новые авторы испытывали неприязнь к «пробуржуазным» литераторам, тем более что лидеры «Перевала» не упускали возможности высмеять художественную несостоятельность писателей из народа. Например, ведущий критик объединения А. Лежнев в пух и прах разнес «Бруски», указав на вопиющие недостатки текста – вязкого и трудного для чтения, изобилующего повторениями одинаковых ситуаций. Каждый раз, когда автору нужно изобразить тяжелый кризис героя, иронизировал Лежнев, на помощь обязательно приходит несчастный случай или избиение. С тем же постоянством повторяются и бытовые сцены. Художественные типы у Панферова не обладают ни глубиной, ни сложностью. Особенно женские персонажи, которые отличаются разве что именами. Развязка автором просто не предусмотрена: роман может быть завершен практически в любом месте. Так что для его финала лучшего всего подходит знак вопроса [791] . Вывод – это никакое не достижение, а сырой ученический роман [792] . Усугубляло ситуацию то, что статья Лежнева была посвящена не только Панферову, но и молодому автору из «Перевала» П. Слетову, причем сравнение, как можно догадаться, делалось не в пользу любимца литературного официоза. В ответ пролетарские писатели требовали разгромить «беспринципный блок» в литературе [793] . И вполне совпадали в этом с Авербахом и компанией.
791
Лежнев А. Два молодых (о Панферове и Слетове) // Новый мир. 1928. № 8. С. 184–185.
792
Там же. С. 186.
793
Чумандрин М. Иллюзии проходят, факты остаются // На литературном посту. 1930. № 21–22. С. 24.
Но продолжалась эта идиллия недолго – до окончательного разгрома «Перевала» в начале 1931 года. Казалось, победа в многолетней борьбе давала Авербаху и «рапповцам» все основания провозгласить:
«Мы вышли победителями из очень трудных и сложных столкновений, мы стали ведущим отрядом советской литературы, мы превратились в важнейшего проводника литературной политики партии» [794] .
Однако, очень быстро выяснилось, что рабоче-крестьянские писатели ведут собственную игру против руководства РАПП – того самого, которое всячески их лелеяло. Оказалось, что устранение «перевальцев» не являлось для литераторов из народа конечной целью: ведущие роли на писательском Олимпе они примеривали на себя. Противостояние группы Панферова и группы Авербаха составило главное содержание интересной, но малоизвестной страницы литературной жизни страны. Для авербаховцев поведение их рабоче-крестьянских коллег явилось неприятной неожиданностью. Например, Авербах был возмущен тем, каким тоном М. Чумандрин атаковал поэта А. Безыменского: мол, тот не имел права писать о пролетариате, пробыв на Путиловском заводе всего шесть дней. «Написав целый том довольно дрянных стишков, он через некоторое время поймет, если захочет, как он мало знает рабочего и как плохо умеет его показывать» [795] . Здесь содержится прямой намек на интеллигентское происхождение Безыменского: в глазах рабочего, приобщившегося к писательству, это было откровенным недостатком.
794
Авербах Л. О развертывании творческой дискуссии // На литературном посту. 1931. № 23. С. 1.
795
Авербах Л. О развертывании творческой дискуссии // На литературном посту. 1931. № 23. С. 3.
Панферовская группа подготовила программу для литкружков, в которой вообще не упоминались (а, следовательно, не рекомендовались для чтения) Д. Бедный, А. Фадеев, Ю. Либединский, А. Безыменский, зато всем им – олицетворявшим прошлое литературы – противопоставлялись ставшие знаменитыми «Бруски». В ответ Авербах негодовал: «Это есть не что иное, как попытка канонизировать творческие установки одного писателя в противовес опыту всей пролетарской литературы» [796] . Необходимо нещадно критиковать создавшееся положение, потому что оно «дезориентирует самого Панферова и все пролетарские кадры» [797] . Однако заявившие о себе «кадры» не обращали внимания на эти одергивания и пропагандировали новое понимание советской литературы, недоступное их интеллигентным коллегам по РАПП. Прошло время, когда писательский труд ограничивался стенами кабинета, когда для подготовки романа было достаточно сесть за стол и творить в одиночестве. Ныне ощущается потребность в творческой практике, в коллективной работе, во взаимной проверке. Во главу угла ставится коллективное обсуждение готовящегося произведения, благодаря чему растет ответственность каждого за творчество всей группы и наоборот. Это не только позволяет смотреть «на собственный пуп писателя, как ранее, когда каждый считал себя последним словом пролетарской литературы, но и заставляет объективно смотреть на свои собственные недостатки…» [798] . Высокохудожественной может стать только та работа, которая написана в огне социалистического строительства, в непосредственном стыке с людьми, в процессе глубокого изучения производства и техники. Писатель В. Ильенков, изложивший это литературное кредо, поведал, как они вместе с Панферовым готовили очерк о бетоне: десять дней вникали в процесс бетонирования в одной из бригад, и в итоге перед ними ярко и во всей глубине развернулась жизнь рабочих. Иными словами, самое тесное участие в социалистическом строительстве объявлялось обязательным условием литературного труда [799] . Под этим знаменем панферовская группа требовала перемен, а ее лидер грозил тем, «кто до сих пор не понимает всего значения перестройки РАПП., кто до сих пор еще остался чахленьким индивидуалистом, кто случайно попал в ряды пролетарской литературы, кто способен написать только избитую, никому не нужную резолюцию (прямой намек на Авербаха – авт.) и кто знает, что при перестройке РАПП. он отвалится от организации, как хлам, как клоп» [800] . Дабы не быть голословным, он указал на Либединского – типичного индивидуалиста, неспособного к коллективному творчеству [801] . Панферов настойчиво требовал, чтобы произведение конкретного писателя активно критиковалось еще до выхода в свет. В качестве примера он привел работу своего соратника В. Ильенкова. Его роман «Ведущая ось» в течение года прорабатывался всей группой: каждый делился своими впечатлениями и мыслями, обогащал текст замечаниями. Надо понять, заключил Панферов: «только тот обижается на критику, кто не живет литературой, для кого литература – простая подкормка» [802] .
796
Авербах Л. О партийно-политическом воспитании рапповских кадров // На литературном посту. 1931. № 33. С. 3.
797
Там же.
798
Ильенков В. Группа т. Панферова // На литературном посту. 1931. № 23. С. 20.
799
Там же. С. 21.
800
Панферов Ф. Говорите голосом книг (Речь на пленуме РАПП) // На литературном посту № 1, 1932. С. 17.
801
Там же. С. 15.
802
Там же. С. 16, 18.
В этом, казалось бы, сугубо профессиональном конфликте у рабоче-крестьянских писателей появился мощный союзник. В поддержку панферовской группы с энтузиазмом выступил советский комсомол. Эта молодежная организация и прежде не оставалась в стороне от литературных баталий. К примеру, она внесла свой вклад в разгром «Перевала», требуя нанести крепкий большевистский удар по мелкобуржуазным перерожденцам [803] . Специалисты считают, что в этой шумной пропагандистской кампании комсомол действовал в унисон с Авербахом и руководством РАПП [804] . Тем более интересна быстрая переориентация ЦК ВЛКСМ на новых союзников. Это крайне значимый момент, если принять во внимание, кто в 1929 году встал у руля ленинского комсомола. Речь идет о сталинских выдвиженцах – А. В. Косареве и его группе. Заметим: это были не просто функционеры пролетарского происхождения, ненавидящие интеллигенцию, а выходцы из староверческой, заводской среды (этому сюжету посвящена отдельная глава настоящей книги). Их ментальность полностью соотносилась с жизненными предпочтениями «панферовцев», имевших, как сказано выше, те же конфессиональные корни. Комсомольское руководство бросилось в атаку на Авербаха и его союзников [805] . Им припомнили превозношение Д. Бедного, который оказался не в чести у новых вожаков ВЛКСМ (что само по себе весьма показательно). «Комсомольская правда» одной из первых выступила против «одемьянивания» литературы, но «Литературная газета» – орган РАПП – критику игнорировала [806] . Там задавались вопросом: почему коллеги так чутко откликаются на события писательской жизни? [807] И издания ЦК ВЛКСМ разъясняли: нельзя думать о советской молодежи как о пассивном потребителе художественных ценностей, создаваемых профессионалами (по принципу «писатель пописывает, а комсомолец почитывает»). Есть тысячи примеров, когда писатели давали искаженные образы, выражали классово чуждые настроения, и непосредственное дело читателей («комсомольских читателей»!) – своевременно указать на это [808] . Указывать они начали очень активно, адресуя все претензии авербаховцам. Например, объектом их критики стал А. А. Фадеев, который до осени 1932 года числился соратником Авербаха. «Комсомольскую правду» категорически не устраивала его тяга «на малиновый настрой «вечных проблем» – это непозволительно для писателя, претендующего на высокое звание пролетарского. Мы вправе требовать, подчеркивало издание, прекратить вкладывать в головы рабочего класса противоречия, свойственные интеллигентскому хлюпику [809] . «На литературном посту» встал на защиту Фадеева: он-де касался этой тематики, дабы показать меняющегося человека с его отношением к религии, с размывающимися старыми понятиями [810] .
803
Гребенников М. Непогребенные мертвецы (О «Перевале» и перевальцах) // Комсомольская правда. 1930. 08 мар.
804
Аймермахер К. Политика и культура при Ленине и Сталине. 1917–1932 годы. – М., 1998. С. 125.
805
Интересно, что Авербах начинал карьеру как раз в комсомоле, избирался делегатом первых съездов, работал в Коммунистическом интернационале молодежи (КИМ), выезжал в Европу – разжигать мировой революционный пожар. Но для косаревской группы он явно не был своим.
806
«Линия наибольшего сопротивления» в признании ошибок (передовая) // Комсомольская правда. 1931. 19 нояб.
807
Еще одна попытка не допустить самокритику в РАПП (передовая) // Комсомольская правда. 1931.24 окт.
808
Ковальчик Е. За высокую художественную литературу о комсомоле // Молодая гвардия. 1931. № 21–22. С. 126.
809
За дружную совместную работу с РАПП (передовая) // Комсомольская правда. 1931. 18 нояб.
810
За дружную совместную работу с комсомолом (передовая) // На литературном посту.1931. № 31–32. С. 8.