Корни зла
Шрифт:
Алиса настроила себя, чтобы создать веселую атмосферу; она принесла один из кусочков сланца, на котором Альрауне любил выцарапывать бессмысленные рисунки, и цветные мелки, которые они смогли выторговать у одного из охранников. Еще она связала ему крошечную куколку из куска бечевки и пела колыбельные из своего собственного детства, не повышая голоса, хотя толстые стены комнаты заглушили бы любой звук. Ее разум постоянно обдумывал планы их следующего движения. Она думала, что Альрауне проведет ночь в кухонном блоке, а она снова сможет проскользнуть к нему, ведь его нельзя оставлять в темноте одного. А потом среда, день, когда он нужен Менгелю. Она раздумывала, сможет ли использовать затею с прачечной корзиной, чтобы вынести его. Насколько
Было невозможно узнать точное время, но все шло к вечерней перекличке, и она как раз думала, что выскользнет и будет у себя к этому времени, когда снаружи внезапно послышался шум. Сердце Алисы забилось от страха, она тут же попятилась в угол комнаты, увлекая с собой Альрауне.
— Мы все еще играем в прятки, — сказала она, — поэтому нам нужно сидеть тихо, как маленьким мышкам. — В темных глазах вспыхнуло непонимание. — Но завтра, — продолжала Алиса, ненавидя себя, — наша очередь быть большой пушистой киской, которая будет всех преследовать, и это действительно будет очень интересная игра. — Она говорит чепуху, он никогда в жизни не видел кошек. — Когда-нибудь у тебя будет своя кошка, — сказала она, — прелестная черная пушистая кошка с зелеными глазами. Она будет только твоя, она будет мурлыкать и сворачиваться в клубок у тебя на коленях. Но пока что мы две маленькие мышки, и мы не должны издавать ни писка.
Теперь охрана была снаружи — они, должно быть, вошли так неожиданно, что у полячек не было времени предупредить Алису. Не было времени вынести Альрауне. В этом не было ничьей вины. Но охрана уйдет или обыщет тут все? Алиса сжала кулаки. Пожалуйста, Господи, пожалуйста. Господи... Двери рывками открывались и закрывались, это была главная входная дверь? Они снова уходили? Двадцать секунд она осмеливалась верить, что они ушли. А потом она услышала металлический звон сапог охранников о каменный пол коридора снаружи, и эти удары словно отпечатывались у нее в сердце. Ненавистный звук. Она вжалась в угол за самым большим из катков, обняв Альрауне, прикрыв одной рукой его рот, потому что был шанс... маленький, малюсенький шанс, что, даже если охрана заглянет сюда, они не увидят две фигуры, сидящие на полу в тени. И если они смогут оставаться беззвучными, если Альрауне не заплачет... Не дай им войти сюда, молилась Алиса. Но если они войдут, не дай им увидеть нас...
Она оставалась абсолютно неподвижной, ее собственное сердце бешено колотилось, она чувствовала тепло Альрауне у себя на плече, вжималась в стену и пыталась сжаться вместе с ним, как люди в сказках в ее детстве. Как эта другая Алиса, которая падала по кроличьей норе и выпила что-то, что сделало ее маленькой. Если бы я только могла сейчас это сделать... Если бы только я могла сделать так, как дети, и верить, что, если я закрою глаза, никто меня не увидит...
Дверь распахнулась, и свет заструился внутрь. Два охранника стояли в дверном проеме, оба держали в руках автоматы. Алиса вздрогнула и почувствовала, как Альрауне дрожит.
— Вот она, — сказал один, указывая на нее, — и ребенок.
Они двинулись вперед, и Алиса увидела третьего. Он оставался в затененном коридоре, но, когда он повернул голову, свет осветил его лицо, и она увидела стеклянный диск на одном из его глаз.
— Ты настолько глупа, что пытаешься перехитрить меня, — сказал Лео Драйер, глядя на нее сверху вниз. — Я всегда — всегда— буду побеждать тебя.
Он дал сигнал охранникам, они скрутили руки Алисы ей за спиной и наполовину выволокли ее из прачечного блока, а потом потащили по двору. Когда она выходила, она видела, как Драйер стоял и какое-то время смотрел на сидевшего на полу Альрауне, но она не могла ничего прочесть на его лице. А потом он поднял Альрауне на руки и пошел за ними.
Алиса так никогда и не узнала, предали ли ее тогда, но, когда она снова размышляла об этом, она думала, что нет. Она думала, это было больше похоже
После первого резкого шока она уже не была сильно удивлена, увидев Лео Драйера. Если он не знал о рождении Альрауне в то время, он наверняка вскоре узнал. Он тайно следил, как Альрауне растет? Может быть, он указал на него Менгелю, сказав: почему бы не использовать этого ребенка в вашей работе? Его не волновало, что Альрауне мог быть его сыном?
Алиса ожидала, что ее повесят или расстреляют, в лучшем случае, она предполагала, ее отведут в блок, где наказывали пленных, и изобьют. Она еще не достигла той стадии, когда у нее не было никаких чувств, но она была очень близка к этому. И даже так она все равно чувствовала глубокую боль сожаления, что, несмотря на все, она не спасла Альрауне. Теперь я умру, а они смогут сделать с ним все, что захотят. А потом, если вообще будет это «потом», Марии или Илене придется заботиться о нем.
Но она не принимала в расчет извращенную страсть, которая в большинстве своем руководила работой Йозефа Менгеля. Никогда ничего не упускай, сказал бы в свою очередь Менгель. Если есть что-то, любая ситуация, любая крупица гуманности, которая может быть использована, используй ее.
И Йозеф Менгель собирался использовать женщину, которую он считал Лукрецией фон Вольф, в одной особой части своей работы.
Алису не привели во двор со знаменитой кирпичной стеной, изрешеченной пулями, и не втолкнули во внушающую страх газовую камеру. Ее отвели в маленький личный кабинет в медицинском блоке с большим квадратным окном, выходящим в одну из главных операционных. Комната обозрения? Да, конечно. Кровь начала глухо биться у нее в висках; каждый ужасный слух и каждый фрагмент странных сплетен, которые она когда-либо слышала о Менгеле, промчались у нее в голове. И он, похоже, с головой окунулся в свое дело вместе с Лео Драйером. Что эти двое решили со мной сделать?
Только после того как ввели двоих мужчин и закрепили их ремнями на креслах, похожих на кресла в кабинете стоматолога, потом ввели Альрауне и посадили его напротив этих двоих, Алиса начала понимать. Ее не будут бить и наказывать голодом, нацисты были гораздо более изощренными и жестокими.
Илена сказала, что команда Менгеля пыталась выяснить, были ли боль и страх доминирующими факторами в расшатывании человеческой психики, и с этой целью врачи применяли к своим жертвам и боль, и страх, регулируя пропорции или соотношения и измеряя разные результаты.
Но сегодня они усовершенствовали свой эксперимент, дважды усовершенствовали. Они посадили ребенка в ту же комнату, что и жертв, и хотели посмотреть за реакцией ребенка на применение боли к жертвам.
И они посадили мать ребенка в соседнюю комнату, так что она была вынуждена видеть все происходящее.
Алиса ничего не могла поделать. Два охранника стояли у дверей, и два ассистента Менгеля сидели за стеклянной смотровой панелью с досками с зажимами для бумаги и с ручками. Когда третий вошел в комнату, Алиса увидела, что за дверью было еще больше охраны. В комнате не было окон, которые она могла бы разбить и попытаться вылезти, и, когда она второй раз осмотрела смотровое стекло, то увидела, что стекло было невероятно толстое. Алиса подумала: отсюда нет выхода. Я заперта в этой комнате, и мне придется вытерпеть все, что произойдет дальше. Ремни были туго стянуты вокруг лодыжек и запястий двух пленников, а к их груди и вискам были прикреплены провода, подходящие к машинам, похожим на большие коробки. Алиса решила, что они будут измерять уровень кровяного давления и биение сердца. Может быть, даже мозговые импульсы? Она не представляла себе, возможно это или нет.