Корниловъ. Книга вторая: Диктатор

Борчанинов Геннадий

«До тех пор, пока ему это выгодно».

— Мы очень на это надеемся, господин генерал, — улыбнулся Бьюкенен.

— Ещё больше мы надеемся, что Россия продолжит исполнять свои союзнические обязательства, — добавил Нуланс. — В полном объёме.

Они распрощались в полной уверенности, что сумели друг друга обмануть и добиться поставленных целей. Все трое.

Глава 6

Красный мост

Сразу после встречи с послами иностранных держав у Корнилова была назначена встреча с управляющим военным

министерством. Савинков по-прежнему находился на этой должности, предпочитая пока вести себя тихо. Генерал, конечно, мог его уволить, как это грозил сделать Керенский, но Борис Викторович неплохо справлялся со своей работой, да и в его оборонческой и патриотической позиции никаких сомнений не возникало. К тому же, Верховный знал, что друзей надо держать близко, а врагов — ещё ближе, и пока Савинков оставался в военном министерстве, за ним проще было приглядывать.

Корнилов отправился на автомобиле, в сопровождении двух текинцев и полковника Голицына, по-прежнему состоящего при нём порученцем. К Петрограду приближалась осень, её дыхание чувствовалось в ветрах, дующих с Финского залива, и в начинающей желтеть листве. Приближение осени несколько тревожило генерала, даже при том, что Троцкий гнил в земле на тюремном кладбище, а большевики и прочие левые партии сидели тихо, как мыши под веником. Корнилов опасался, что весть о происшествии в Смольном заставит большевиков перейти к активным действиям и террору, но этого не произошло, и гайки можно было закручивать дальше.

Особняк у Красного моста встретил его охраной из юнкеров, которые проверили документы у каждого, включая самого Верховного. Робея и краснея от волнения, но всё же проверили. Приказ Верховного об ужесточении пропускного режима на все военные объекты наконец дошёл и до министерства.

Савинков был неприветлив и хмур, но руку Верховному всё-таки пожал.

— Что нового в военном министерстве, Борис Викторович? — улыбнулся Корнилов.

— Все новости нынче о другом, — холодно произнёс бывший террорист.

— Безусловно, — кивнул генерал. — Но меня сейчас интересует происходящее в вашем ведомстве.

— Слава Богу, всё хорошо, всё налаживается, — сказал Савинков. — Викжель пытался ставить палки в колёса, есть ещё небольшие разногласия, но, в целом, всё хорошо.

Эсер смотрел на Верховного цепким пронизывающим взглядом, и генерал прекрасно понимал — Савинков знает о том, как произошла передача власти и что случилось с Петросоветом.

— Если кто-то будет препятствовать, Викжель, Земгор, военно-промышленные комитеты, сразу дайте знать мне, — сказал Корнилов. — Наведём порядок.

— А вы и в самом деле принялись душить завоёванную свободу, Лавр Георгиевич, — хмыкнул Савинков.

— Прошу вас, не путайте свободу и вседозволенность, — глядя террористу в глаза, произнёс генерал. — Иначе мы с вами закончим не как Бонапарт и Массена, а как Робеспьер и Верньо. Революция, как Сатурн, пожирает своих детей, Борис Викторович. Вы же учили историю Французской революции?

— А вы, значит, возомнили себя Бонапартом, Лавр Георгиевич? — скривился Савинков. —

Он тоже плохо кончил.

— Короноваться я не собираюсь, — сказал Корнилов. — Как я уже говорил, я хочу довести страну до Учредительного собрания, которое и определит дальнейшую судьбу России.

Савинков откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на собеседника. Принять, понять или даже просто поверить Верховному эсер не мог. Он часто фантазировал о том, что сделал бы, если бы сам захватил власть в стране, и чётко понимал, что никакое Учредительное собрание созывать он бы не стал. В общем, он мерил по себе, и поэтому сомневался в словах Верховного.

— Вы пытаетесь навязать России нечто более страшное, чем самодержавие, — медленно произнёс Савинков.

— Ошибаетесь, Борис Викторович, — покачал головой Верховный. — Я пытаюсь её спасти. Может, не самыми популярными и приятными методами, но лечение — всегда неприятная штука. Микстуры от кашля тоже горькие. Вот скажите мне, Борис Викторович, вы — патриот?

— Вы прекрасно знаете ответ на этот вопрос, — фыркнул Савинков.

— И всё же ответьте, — произнёс генерал Корнилов.

— Да, я — патриот, — с вызовом произнёс Савинков.

— И вы, называя себя патриотом, смеете заявлять, что я делаю что-то неправильно? — спросил Корнилов. — Всё, что я делаю — я делаю исключительно на благо России.

Савинков замолчал, сверля генерала холодным взглядом.

— Ваши методы… — медленно начал он.

— … Наиболее эффективны в сложившейся ситуации, — перебил его Корнилов.

Управляющий военным министерством недовольно пошевелил усами. Было видно, что он категорически не согласен, но продолжать дискуссию не хочет или не может.

— Давайте вернёмся к министерским делам, — процедил Савинков.

— Извольте, — кивнул генерал.

— Не совсем по моему ведомству, но всё-таки, — перелистнув бумаги, продолжил Савинков. — Кронштадт.

— Что «Кронштадт»? — хмыкнул Корнилов. — Он проходит по ведомству господина Лебедева, верно.

— Кронштадтский Совет постановил вашим указаниям, господин генерал, не подчиняться, — произнёс Савинков. — Объявили о своей независимости и драться с немцами не желают. Так что если немецкий флот вдруг покажется в заливе, его беспрепятственно пропустят хоть в самую Неву.

— Значит, все поставки туда нужно прекратить, — хмуро сказал Корнилов. — Это измена, и караться она должна по всей строгости закона.

Снабжение крепости осуществлялось только по морю, в том числе продовольствием и прочими товарами первой необходимости. Да, на острове жили не только революционные матросы, но и гражданское население, однако решение о морской блокаде было единственным выходом из ситуации. Пока на Финском заливе не встанет лёд. Может быть, голод их немного образумит.

Моряки-кронштадтцы и в реальной истории любили побузить, и против Временного правительства, и против советской власти, так что вопрос с ними нужно было решать как можно скорее. Причём только кнутом, потому как пряников они себе набрали самостоятельно.