Шрифт:
Сочи
Есть на земле прекрасный город, который вот уже много лет процветает на берегу моря. Он небольшой и растянут узкой полосой на многие километры по всему побережью. Тёплое море (а летом просто горячее), субтропики с их безумно красивой растительностью… Понятное дело, здесь нет заводов, фабрик, нет дыма, пыли и грязи, обязательно сопровождающих любое производство. Парки, скверы, улицы, дома, проспекты – всё в зелени.
В непосредственной близости от моря – огромное количество санаториев, пансионатов, гостиниц, на любой вкус и кошелёк. И всё же главное достояние города – это море и, конечно же, пляжи. Здесь нет песка! Кто скажет, что любит песчаные пляжи, тот ничего не понимает в отдыхе. Лежать на песке, а затем идти в душ и вымывать его из плавок, из всех складочек тела, волос… А вдруг ещё ветерок подует песочком в глаза. Ах, какой «кайф»! В портмоне, в дамской сумочке, среди «зелёных» (долларов), платёжных карточек и носовых платков – всё тот же везде проникающий песок. Нет, уважаемые! Пляж должен быть галечный. Галька, мелкая и чуть покрупнее, но вся нежная, чистая, гладенькая, как будто специально обкатанная для того чтобы тот, кто будет ходить по ней, остался доволен. Походи по гальке – и не надо идти к массажисту.
Каждое лето миллионы людей мчатся на машинах, трясутся в поездах, летят в самолётах – все они хотят к морю, мечтают о нём холодными зимними ночами где-нибудь в своей Сибири. И город ждёт, рад их приезду и готов сделать для них всё, что они пожелают…
В этом славном городе жили и по сей день живут мои герои. Вы можете им завидовать, ведь они обитают почти в раю. Где, как не в этом городе, жить, рожать и воспитывать детей. Но местные не считают, что им живётся легче, чем в других городах, как раз наоборот. Сочи – город-праздник, а все мы, конечно, любим праздники. Идти на работу, решать свои непростые дела в праздник кому захочется? А проблемы всё те же, как и у всех, – ежедневные заботы, минуты радости, счастья, и годы ожидания этого самого счастья.
Все мои герои – просто люди, которые жили здесь ещё задолго до моего рождения, но я много о них знаю и потому пишу о них. Другие пришли в этот мир вместе со мной, и я лично встречался и слышал их истории. Они и их потомки живы и сейчас, и дай им Бог здоровья и многих лет!
Георгий, он же Жора, он же Гарик
И вот теперь, оглядываясь назад, я беру на себя смелость заявить, что прошлые, трудные годы прошли не зря. Всю мою жизнь я старался жить честно и поэтому сегодня мне не стыдно смотреть людям в глаза!
Четырнадцатилетний мальчик бежал вдоль дороги, а когда самолёт, сделав очередной разворот, приближался к нему, падал в канаву, прямо в воду, и лежал там, закрыв глаза и чувствуя, как пули ударяются о землю рядом. Фашист наслаждался этой погоней, совершая разворот за разворотом, а мальчишка опять вставал, пробегал десять метров – и падал. Казалось, этому ужасному соревнованию с огромной машиной и сидящим в ней лётчиком не будет конца, но всё-таки парнишка добежал до камышей. Кинулся в спасительные заросли, сильно ударившись обо что-то коленкой, да так, что на несколько секунд потерял сознание. Он даже не заметил, как бросил вещмешок со своим драгоценным грузом, и теперь лётчик, потерявший живую мишень, принялся за вещмешок, который красным пятном выделялся на дороге: при очередном заходе очередью буквально изрешетил его. Затем фашист покружил недолго над местом своих «боевых» действий и улетел дальше вдоль дороги…
Понятное дело, что на войне сердца черствеют, люди ожесточаются и совершают порой чересчур жестокие поступки, но неужели у этого немца, который сидел в кабине самолета и нажимал на гашетку, не было детей, братьев, маленьких немцев, таких же милых и хороших, как и маленьких русских, которые живут в нашем понимании, в наших сердцах отдельно от событий, жизненных ситуаций, войны.
Разве убийство ребёнка может занять достойное место среди подвигов солдата?
Детство, которого не было
Жора родился 20 мая 1927 года в городе Армавире. Папа Владимир и мама Мария, а также старшая сестрёнка Александра временно снимали жильё на улице Лермонтовской, а затем получили большую квартиру на Пушкинской. Отец работал главным инженером на мельнице, которая считалась одним из важнейших предприятий города, мама была учительницей начальных классов в школе, а Шурочке исполнилось шестнадцать лет. Семья жила вполне счастливо. Глава семьи, опытный инженер, увлекался радиотехникой, сам собирал приёмники, передатчики. В то время телевидения ещё не существовало, и огромное количество людей общалось через радиоэфир. Днём и ночью радиолюбители Страны Советов обеспечивали надёжную радиосвязь между городами, с кораблями, находящимися в плавании, экспедициями… Немало часов провёл с наушниками на голове и отец Георгия.
Но счастливая жизнь внезапно закончилась. Через три года после рождения Гарика – так в семье называли Георгия – Шурочка летом отдыхала в пионерском лагере на Чёрном море и вернулась оттуда заболевшей. Брюшной тиф – страшная и очень заразная болезнь – выкашивал целые семьи. Так произошло и с семьёй Георгия. Первой умерла Шурочка, за ней папа, и последней умерла мама. Сестра матери Зина смогла уберечь Гарика, забрав его к себе задолго до смерти родителей. Она же хотела оформить опеку над мальчиком, но неожиданно вмешалась подруга мамы, обвинившая тётю Зину в религиозности.
Ещё совсем маленький, трёхлетний мальчишка, как цветочек, вырванный из земли, с оторванными напрочь корнями, в один день стал сиротой-детдомовцем, оказавшись в детском доме имени Семнадцатого партсъезда, где и прожил до восьми лет. А затем был детский дом «КВЖД». Он считался особенным, потому что дети, находящиеся в нём, были вывезены из-за границы, из Манчжурии. Это были дети разных национальностей: китайцы, монголы, корейцы, вьетконговцы, беспризорники Шанхая, Харбина.
Подошло время, и Жора пошёл в школу. Учёба велась на трёх языках: русском, немецком и английском. В этом детском доме мальчик, по стечению обстоятельств, попал в группу ребят, которые были более активными, чем другие, хулиганили, задирались с другими воспитанниками, нередко с помощью кулаков защищали себя и своих друзей. В результате его и ещё нескольких таких же трудных ребят отправили в детскую трудовую колонию, находящуюся на хуторе Банатовка Отрадненского района Краснодарского края. Это была в прошлом очень богатая помещичья усадьба, имеющая своё производство по переработке конопли, паровой двигатель, электростанцию. В хозяйстве имелись лошади, коровы, свиньи, овцы. Хутор располагался между двух оврагов, которые сходились между собой, образуя озеро с плотиной в нижней части. Дети в жаркое время купались в этом озере, очень сильно заиленном отходами соседнего заводика, перерабатывающего коноплю, и потому, купаясь, вымазывались мулякой (илом) от пяток до затылка.
Однажды в озере решил искупаться какой-то большой начальник, приехавший в командировку. Он был большим во всех смыслах этого слова: Жора с другом, решив примерить на себя его брюки, уместились каждый в отдельной штанине. Влезть-то они влезли, а вот выбраться обратно быстро не успели. Под истошный рёв хозяина брюк и хохот окружающих мальчишки были отправлены в карцер, в качестве которого приспособили обычную комнату, да ещё и с разбитым стеклом в окне. Этим Жора и воспользовался. Протянув руку в отверстие, он вытащил один гвоздь, выставил стекло и вылез в окно на улицу. Как раз в это время грузили обоз с товаром, вот мальчишка тайно и забрался между тюками волокна и на следующее утро был уже в Отрадной, где его сразу задержали и определили в вагон-приёмник.
В приёмнике Жору повозили по краю, почему-то миновав Армавир. Жил он в Пашковском детдоме, а затем был детдом станицы Красноармейской. Уже оттуда его перевели для дальнейшего трудового воспитания в рыбколхоз имени Первого мая, где председательствовал Игнатенко – в будущем командир партизанского отряда.
Война
Но тут началась война, и жизнь резко изменилась. Жора был определён в шестую бригаду прибрежного лова, которая находилась совсем рядом с рыбзаводом «Ачуевский». В бригаде он находился на полном обеспечении, получал паёк – полбулки хлеба, которого вполне хватало. Кухарка готовила для всей бригады, а людей в бригаде насчитывалось около тридцати человек. Жили все в двух комнатах с отдельными прихожими. В женской половине находились 10–12 человек, а остальное место занимали взрослые мужчины и три семейные пары. Рыбакам выдавали спецкостюмы из бязи и бахилы – парусиновые сапоги. Всё это варилось в рыбьем жире, чтобы ткань не пропускала воду.
Через речку от рыбзавода была станция МРС и хранились горюче-смазочные материалы. Уже в начале 1942 года эту станцию начали бомбить. А ещё перед новым 1942 годом на лёд Азовского моря совершил вынужденную посадку самолёт ТБ-3. Лёд ещё был тонкий, и колёса, конечно, сразу провалились под воду, самолёт скапотировал и погнул винты, но в остальном был исправен. Бригада разбирала рыбацкие постройки, все таскали брёвна, укладывали настил, чтобы самолёт смог взлететь. Делать это нужно было срочно, потому что немцы могли обнаружить и уничтожить самолёт. Никто на юный возраст не обращал внимания, и работать мальчишкам приходилось наравне со взрослыми. Самолёт тогда спасли.