Король эльфов. Книга III
Шрифт:
А о путешествии моем – что рассказывать? Хотя и были на постоялых дворах приключения, но не геройские. А важно – что уперся в оконцовке в Метарские ворота, в людскую потную очередь, и все бы гладко-шито-крыто, но кто же ведал, что бывалый городской стражник всех клиентов в лицо знает! Симеон – а это он оказался начеку! – глухо хмыкнул, взял за шкирятник как щенка дворового и отволок к офицеру… Эламиру. Эх, не любил я говаривать о том инциденте… Даром, что подвытянулся за лето и плечами окреп, а как щенка. Эх…
И вот он сидит – Эламир Нейский, светел умасленной косицей (таковская местная
– Но доскажите, мсье Эламир… – я пораскинулся удобнее, нарочито причмокивая вино (ах, где же обещанная благородная кислинка?), соображая построение фразы. Эламир-то, по вечному обыкновению, молчевал… но глянул эдак пытливо… ах! аже испытывал: все, что ты хочешь, собрат Гаэль! но знаешь ли, что спросить? И факела-то на кривой стенке вдруже треснули рассыпными искрами чуть не в глаза: один, другой… будто тоже подхлестывая: ну, что же ты, ну давай, друг Гаэль!
– Когда… выдернули меня на Метарском створе, с той… pardonne-moi… купечьей бляхой перебитой. Ха! Убил бы засранца! Pourquoi pas… почему же с такой добротой ко мне? Право, я весьма признателен и в долгу, но вы же совершенно не знали мне цену?
– Пойми, Гаэль! – Ах! Когда Эламир жалил серьезно, то вполголоса по звуку и горячо по накалу, без ненужных прелюдий и экивоков. Как причитали бывалые коголанские латники: из лангорта да под щит!!!… Так и отец мой, хотя после погиб от встречной раны, но достал брешивого толстяка-соседа! Так и Эламир припечатывал резко, рачитель отческий! И неверные факела будто дышали за каждым его словом вслед:
– Пойми, Гаэль! Никто не ищет тебе добра! Даже я. Ежели ты видишь кого-то, кто бескорыстно кажет подмогу, то ищи тайный прикуп! Никто и никогда! Все жаждут пользовать тебя для свойских делишек. Но иногда и для тебя есть выгодность, и тогда соглашайся!
– Но помилуйте, Эламир, вы мне только добро и творите! Прямое добро!
– Гаэль, Гаэль! Разве не учили тебя в твойском мудрёном ликейоне, что блестят наши одежды, а помыслы скрытны? Вот ты подрался из-за девки с деканом и сбежал сюда, а зачем? Ведь ежели хотел ты воинской славы, в вашной-то занюханной Метаре выбиться попроще. А что простая девка? Поделился бы и в помощники бы вышел. Здесь же… знаешь ли ты, что я сам под честным словом? А сколько еще размножилось царедворных дворян? И тебе инородцу куда тут пробиваться?
– Но позвольте, Эламир! При всей обязанности к вам…
– Ах, говорю тебе, глупец ты! Заело? Не кривись щекой! А нарочно говорю так, чтобы думал своей башкой, а не чужими проповедями. Ежели… ежели так любил ее, что же бросил? Сам не скажешь! Ну? Зачем сбежал?
А я и не нашелся. Заговорил сбивчиво, даже горячась от неловкости оправданий:
– Агхм. Ну… милорд, да я бы не стал во всем искать цели. Как-то само собой все получилось. Эламир, я и не ведаю… Мы ведь живем, знамо, как три пряхи соткут.
– Ты это брось, дружок. На эдного тюфяка и правда боги посмотрят да и плюнут. Что ты им? А вот попался мне на очи: руки-ноги на месте, башки только нет, вот и ладно! Выдернул и научил тебя, говоришь? А просто ратный навык проверил: креста искусством ты не удивил, но удары держишь. А мне нужны рукастые, надежные бойцы… И не с добротой-муротой к тебе, а чтобы мне-мне послужил надежно. А мог бы в галеры тебя на мертвые безветрия, согласно приказу, но что мне морские Линдоварские походы? А теперь ты предан мне с потрохами, и даже не понял!
Эх! Эламир допил залпом вескую кружку, только кадык и ходил ходуном… обтер подвитые усы резко, до сверкнувших брызг. Махнул белокурой девчушке-дежурной у мызганой занавеси с аляпистым винным рисунком (еще кувшин, да со свежего бурдюка!) и продолжил с извинительным взмахом и вечной опять-ять улыбочкой:
– Ах, я слишком перепил и не должен был… Глахов праздник, что ж! Но видишь, я-то свою стежку хорошо вижу: надоть погромче отличиться в толковом дельце, и все сбудется! Для того бойцов и ищу. И ты мне в пользу. А в опору ли тебе авентийская муштра, не знаю, Гаэль. Чего же ты ищешь?
– Месье Эламир! Я благодарен за заботу, но пока что сам разбирался с собой и рыцарского совета не спрашивал! – я и закипал, но и побаивался ссоры… Но Эламир просто расхохотялся надо мной:
– Охох! Будь здоров, рыцарь Гаэль! Пока ты просто пустошная бочка, прости Глах, пущенная по морю, вот прибился сюда, а надолго ли? Хорошо, мечтался там верховым быть, так в ваших Метарах зовется? Вожатым? Ну как колесничий у нас. И все? До заката молодых лет? Но Гаэль, сие позорно! Тогда правда лучше захлебни-ка той сладкой бурды и айда за ребятками к покладным девкам.
– Ах, хорошо! Эламир, а какая же ваша цель?
– Ты сосны корабельные видал? Мы невейцы! Мы живем, чтобы расти вверх! А прочее всё – не судьба твоя, а пустота, гадесова погремушка! Вот – хожу с Симеоном-молодцом на ристалища. Но знаешь ли? Ему злостная мечерубка сия – единственный интерес, а мне лишь петля орнамента на охранной грамоте. Хорошие знакомства! Протекция! Сечешь ли? Или попроще те разложу – видал витраж во Глаховом храме, где Дерево Мира? Красивый, а? Балакарят: тысячи стеклинок и восемдесят восемь лет делали. Так вот ристалища – одно лишь мое затейное стеклышко. А жизнь моя выйдет – как тот витраж. А что ты маешься – ползучим кочедыжником будешь лениться в тени чужих щитов? Живи вверх, Гаэль Франкский, и будет тебе удача!
Я все еще хотел злиться на непрошенного ментора, даже махом отпил для храбрости (надо же деликатно!), но винный выдержанный дых шибанул в нос и картина с пустошной бочкой вдруг живо-живо нарисовалась… Представил себя в образе пузатой сорокаведерной тетёхи, плещущейся в виноморье… а лучше океане эля! Да-да! – весь чумазый в болотной рогознице, коей бондарщик прокладывал клепки. Эх, чумазёнок! Ручками-ножками машет, хватая рыбьим ртом ржавые пенные капли! Настоящий я тут простонародственно фыркнул прямо в кружку (уф! вот уж промыл глазоньки!) и радостно захлопотал по коленке и трижды ще по столешнице пристукнул, будто адмиралу салютуя: