Король хитрости
Шрифт:
— Помнишь снеговика? Тогда мы тоже были уверены, что Филька не сумеет спрятаться, — напомнил Колька.
— Да, от Хитрова всего можно ожидать. Но на этот раз, я уверен, он сядет в лужу, — категорично заявил Данилов.
И вот наступило следующее утро.
Перед уроком математики Филька зашел в класс и, как обычно, прошествовал к своей парте, предпоследней в крайнем правом ряду.
— Ну что, Хитров? Будешь Раису отвлекать? — крикнула ему Ритка.
— Нет проблем! — лаконично ответил Филька.
— А
— Лучше помалкивайте! Я, как солист, не люблю, когда мою партию прерывают фальшивые голоса, — произнес Хитров.
Мокренко так удивился, что даже перестал царапать складным ножом краску на батарее.
— Какой солист? — поинтересовался он.
— Солист — это тот, кто поет один, и никто его не перебивает, — с некоторым сомнением объяснил Филька.
В это мгновение в классе появилась Раиса Павловна. Сказав на ходу: «Здравствуйте, садитесь!» — она стремительно подошла к своему столу и открыла журнал.
— Как я вчера и обещала, начинаем опрос! — с обычным металлом в голосе сказала учительница. — Все закройте учебники и положите их на край стола. У кого увижу открытый — сразу двойка. Все ясно?
Ребята ожидали, что Филька с места в карьер начнет заговаривать ей зубы, но он молчал. Должно быть, решили тогда они, решительный тон учительницы отбил у Хитрова всякое желание привлекать к себе внимание. Только он откроет рот она — раз! — и спросит его первым, а знаний у него — дырка от бублика.
Но как не раз говорил Филька, «Хитровы не сдаются!» Он подождал, пока Раиса скользнет взглядом по журналу, выискивая первую жертву, и вдруг оглушительно чихнул. Даже странно, как он сумел подгадать этот чих — пером, что ли, в носу пощекотал?
— Будь здоров, Филипп Хитров! — в рифму сказала математичка, поднимая от журнала голову и прикидывая его в качестве первой жертвы.
— Большое спасибо, Раиса Павловна! — поблагодарил Филька и спросил: Можно задать вам вопрос?
Учительница проницательно взглянула на него, словно желая сказать: «Знаю я все ваши хитрости! Ничего не выйдет!»
— Нельзя. После урока! — отказала она.
— А если очень быстро? Одну секунду!
— Ну, если одну секунду — тогда можно.
И вот тогда-то в глазах у Фильки зажглась авантюрная искорка.
— Как вы думаете, сколько у вас прямых родственников, Раиса Павловна? спросил он.
На мгновение учительница опешила и подозрительно посмотрела на него:
— А тебе зачем? С каких это пор ты заинтересовался моими родственниками, Хитров?
— Этот вопрос увлекает меня чисто теоретически. Ваши родственники интересуют меня не как люди, а той своей стороной, которой они обращены к математике.
— Как это мои родственники обращены к математике? Ты спрашиваешь, не было ли среди моих родственников известных ученых? — снова не поняла Раиса Павловна.
— Нет, не об этом. Я спрашиваю: как вы думаете, сколько было у вас прямых родственников в 1000 году нашей эры? — нетерпеливо пояснил Филька.
— В 1000 году? Понятия не имею! Но почему это тебя интересует?
— Исключительно с точки зрения математики. Возьмем человека, например, вас.
— Почему именно меня?
— Ну если не хотите, чтобы вас, возьмем кого-нибудь другого, скажем, меня, Колю Егорова или Риту… Тут важен не конкретный человек, а пример…
— Ладно, пускай это буду я… И что дальше? — учительница покосилась на часы: время для опроса еще было.
— Очень хорошо, Раиса Павловна! Давайте так: я буду задавать вам вопросы, не личные, а просто математические и вы отвечайте, не удивляясь. Хорошо?
— Ну хорошо, — кивнула та, слегка заинтересованная.
— А ответы записывайте мелом на доске. Договорились?
— Что-то ты больно много хочешь, Хитров! Ладно, но только если это будет относиться к математике, — согласилась Раиса Павловна, которой было интересно, куда он клонит.
Весь класс, затаив дыхание, следил за поединком.
Филька подождал, пока она взяла мел, и потом продолжил:
— Первый вопрос — элементарный. Сколько у вас родителей? Меня интересует только количество.
Учительница удивленно приподняла брови, явно ожидая подвоха, а потом осторожно ответила:
— Столько же, сколько и у всех. Двое.
— Запишите на доске, — попросил Филька.
Раиса Павловна пожала плечами и вывела на доске жирное «2».
— Учти, скоро у тебя будет такая же в журнале, — вполголоса пообещала она.
— А сколько у вас бабушек и дедушек? — продолжал Филька, делая вид, что ничего не слышал.
— Четыре! — и учительница под двойкой написала «4».
— А прабабушек и прадедушек?
— Восемь!
— А прапрабабушек и прапрадедушек?
— Шестнадцать… Ты мне что, устроил экзамен на таблицу умножения? — усмехнулась Раиса Павловна, но все-таки записала на доске цифру.
— А прапрапра… — продолжал Филька.
— 32! Это же элементарно! Каждый раз умножаешь на два. Ведь у каждого человека — двое родителей.
— А прапрапрапра?
«64» — секунду подумав, написала на доске учительница.
— А их родителей?
— 128! А их родителей 256, а родителей тех родителей 512… Но так мы долго будем считать. Ты ведь хочешь узнать, сколько родственников у меня было в 1000 году нашей эры?
— Да, — подтвердил Филька.
— Тогда это можно подсчитать проще. Обычно люди женятся в двадцать пять лет, и тогда же у них появляются дети. Значит, в столетии четыре поколения? Так? — спросила математичка.