Король и спасительница
Шрифт:
— А чего… — начала я и осеклась: от кровати исходил такой жар, словно под ней развели громадный костер. Странно еще, что белье не горело.
— Я сделал жаровню внизу, ее не видно, — объяснил Лид с удовлетворенным видом, сам присаживаясь на свое огнедышащее ложе.
— Ну молодец, — хмыкнула я. — Ты у нас нигде не пропадешь…
…у бабушки мы провели шесть дней, которые прошли как-то незаметно и, что совсем уж удивительно, без всяких мерзких происшествий, связанных с королем. Может быть, Лид все-таки действительно обжился: по крайней мере, бормотания насчет простолюдинов и благородных я слышала все меньше, зато научилась хорошо различать королевские эмоции. В принципе, они ничем не отличались от эмоций обычного человека, разве только были чуть более сдержанными. Я теперь и сама не понимала, почему первое время считала его кем-то вроде тигра-людоеда в человеческом обличье. Вначале я на всякий случай старалась присутствовать при всех его разговорах с бабушкой, но потом махнула на это рукой, поскольку король не говорил и не делал ничего плохого, а в его рассуждения бабушка либо не вслушивалась, либо понимала их по-своему, так что между ними царили мир и взаимопонимание. С Наткой король, кажется, окончательно смирился: по крайней мере, разговаривал он с ней уже нормально, практически как со мной. Правда, возможно, это было связано с тем, что подруга старалась вежливо самоустраниться, если нам приходила охота прогуляться или посидеть в саду. Впрочем, в Лидов мир мы больше ни с Наткой, ни без нее не ходили, просто гуляли по ближайшим окрестностям. А вот на бревнах в саду сидели каждый вечер, продолжая изучение языков друг друга. Король по-прежнему не испытывал по этому поводу никакого энтузиазма, однако обучался со страшной скоростью. Уже на второй вечер он худо-бедно формулировал корявые предложения по-русски и объединял их в целые фразы. У меня с варсотским, который оказался жутко сложным языком, были отношения похуже, но и я день на четвертый, выпучивая от усилий глаза, сумела провыть и прогавкать несколько самостоятельно построенных предложений так, чтобы Лид мог понять, о чем это я. Пару раз во время наших уроков мимо по поручениям бабушки сновала Натка, скребла пальцем в ухе и вздыхала: «Опять разлаялись на сон грядущий», но ответом ей было лишь бодрое мое и королевское хихиканье.
Иногда наше с Лидом общение затягивалось далеко за полночь: мы уходили из сада и перемещались на терраску, пристраивались рядом на еще не нагретую жаровней кровать и разговаривали. Я часто садилась на своего любимого астрономического конька, но король, кажется, слушал мои рассуждения о космосе с некоторым интересом, хотя, как я уже заметила, мышление у него было сугубо практическое и теории его не слишком интересовали. Типичный наш разговор протекал обычно как-то так:
— …И когда масса становится такой, что она сама притягивает свой же свет, тогда из звезды получается так называемая черная дыра, — ораторствовала я, размахивая руками перед королевским носом и глазами.
— А где она? — помолчав, интересовался король.
— Как это где?
— Где-то от вас поблизости есть черная дыра?
— Нет, слава богу, а то нас давно бы в нее втянуло… И вообще, Лид, черные дыры — это что-то вроде теории.
— То есть существование их не доказано? Их никто не видел?
— Ну еще бы.
— Так может быть, их и нет?
— А может, есть! По крайней мере, по расчетам похоже на то…
— Может быть — это не доказательства. Зачем выстраивать теории, которые все равно никак не проверишь? Какая от этого польза?
— Лид, ну какой ты дремучий! — в очередной раз сокрушалась я от средневекового королевского мышления. — Теории можно выстроить заранее, а проверить потом, когда будут технические возможности.
— В таком случае, надо искать возможности быстрее, — решительно заявлял король.
— Как уж получается…
— Судя по вашему телевизору, Соня, вы не особенно и стараетесь.
— Ну Ли-ид! Что ты все сводишь к своей любимой политике? Вот захватишь наш мир, тогда и правь, как тебе нравится, а сейчас отстань. Я тебе не про то рассказываю.
— Вашего мира мне еще не хватало, — смеясь, отзывался Лид и добавлял примирительно:
— Ладно, Соня, излагай дальше свои теории, я послушаю…
Обычно после таких слов желание «излагать теории» у меня резко пропадало, я некоторое время мрачно помалкивала, а потом от нечего делать начинала уговаривать короля показать «мультик». Лид эту просьбу всегда выполнял очень охотно, единственное что, как всякий художник, терпеть не мог работать на заказ, особенно если заказчиком выступала иногда присоединяющаяся к нам на просмотрах Натка. В этом случае, продемонстрировав парочку кривеньких картинок в стиле «нате и отвяжитесь», он все равно съезжал на что-то свое. Иногда это было нечто вроде географического познавательного фильма, когда «камера» летела высоко над неизвестными нам, но красивыми местами с городами, реками и морями; иногда короткие сюжетцы, чаще всего с участием земных и неземных зверей, которые гонялись друг за другом, играли или прятались. Иногда это и вовсе были абстрактные переливы, периодически приобретающие форму сложных узоров или цветов. Вот эти картинки были особенно гипнозными: я вклеивалась в них намертво, и, если бы король не прерывался сам, вполне могла бы просидеть не двигаясь до утра. Еще пару раз я под вечер разжигала в саду костер специально для того, чтобы король мог продемонстрировать мне свои огненные фигуры. А потом оказалось, что подобные же штуки он умел вытворять с водой, причем и с речной, и с текущей из поливного шланга, и даже со стоящей в ведре. Он либо делал из воды текучие прозрачные фигуры, либо показывал в ней объемные мультики. Как-то утром бабушка несколько раз прошла мимо нас, неподвижно застывших и напряженно глядящих вглубь ржавой бочки с дождевой водой, и наконец спросила, не напекло ли нам голову. Я, с трудом оторвавшись от созерцания объемных рыб из Лидового мира, ходящих в глубине, заверила бабушку, что с нами все в порядке. Бабушка нам, кажется, не слишком поверила, так что мы, чтобы не нервировать ее, налили воды в ведро и удалились досматривать рыб под сень дремучей разросшейся вишни…
С Наткой мы иногда тоже гуляли, когда, как выражалась подруга, «его величество изволило отдыхать». Разговора об отправке Лида в его мир мы больше не поднимали, и более того, теперь это казалось мне совершенно невозможным. Уж очень мы сроднились с королем. И даже не столько сроднились, сколько… В общем, я старалась о наших отношениях не задумываться, но подспудно изо всех сил надеялась, что это именно с Лидом я встречалась во сне, и что он тоже об этом помнит, и я ему нравлюсь не только из-за благодарности за спасение, а за какие-то личные качества.
…На утро седьмого дня нашего житья у бабушки меня растолкала хихикающая Натка.
— Ну чего? — недовольно пробормотала я, щурясь на ее освещенное солнцем лицо.
— Хочешь эксклюзив? — прошептала подруга, улыбаясь до ушей и оглядываясь.
— Ну?
— Пошли смотреть, как его величество дрова колет!
— Дрова?! — изумилась я. — Зачем это ему?
— Твоя бабушка попросила, а он перед ней выслуживается как перед твоей родственницей… Короче, быстрее одевайся, а то все пропустишь…
Наткины уговоры подействовали: я натянула платье и босиком вылетела следом за подругой в сад. Простучав пятками по пыльной тропинке, мы одновременно остановились и уставились на то, что происходило возле поленницы.
Бабушка возилась с умывальником, наливая в него воды и поглядывая туда, где под кустом сирени торчал король, как всегда, при полном параде, в белой рубашке, бриджах и сапогах, и действительно пытался рубить дрова. Видимо, такой работе во дворцах все-таки не учили, потому что он явно старался действовать топором, как мечом. Присмотрев одно бревно, он с силой размахивался, занося топор над плечом, и с треском опускал, а потом пытался поднять обратно. Но маленький и туповатый бабушкин топорик вонзался в толстенное бревно намертво, поэтому король некоторое время, с брезгливым лицом и прямой спиной, но при этом воровато поглядывая на бабушку, вхолостую слегка поднимал и опускал получившуюся конструкцию, а как только бабушка отворачивалась, делал быстрый жест рукой, и злосчастное бревно разваливалось пополам. Тут бабушка поворачивалась, одобрительно кивала, говорила «давай-давай», и король с меланхоличным видом принимался за другое толстенное бревно…
— При-хи-хи-вет, — не совсем вежливо поздоровалась с ним я. — Дрова рубишь?
— Доброе утро, Соня, — кивнул мне Лид, одаривая почти нормальной, а не королевской, улыбкой. Тут я поймала себя на том, что уже слишком долго смотрю в его подсвеченные солнцем глаза, и отвела взгляд.
— Проснулась, Сонечка? — заговорила со мной бабушка. — Я вот твоего попросила дрова нарубить. Не умеет, конечно, парень-то городской, но смотри, как старается.
— Угу, — сказала я, искоса подглядывая за тем, как «городской парень» пытается отцепить от топора очередное бревно.