Король и Злой Горбун
Шрифт:
– Ну, если только поразмышлять. – Огольцов в задумчивости потер переносицу. – Внутри своего пакета Боголюбов, наверное, мог бы поставить вас в прайм-тайм. Хорошие программы у него есть, но такой по-настоящему сильной, как ваша, нет. И он, мне кажется, это понимает.
– Значит, все дело только в нашей неуступчивости?
– Разве я такое говорил?
– А если поразмышлять? – опять предложил я.
В ответ Гена протестующе замахал руками.
– Только не надо во всем видеть заговор!
Я понимал, почему
– Вы должны понять, – сказал Гена, – что есть вещи объективные. Да, образовался телевизионный монстр, боголюбовская компания, и рядом с этим монстром всем, кто помельче, очень и очень неуютно.
– Этот монстр скоро всех передавит, – с мрачным видом напророчествовал Дёмин.
– Не всех, конечно, – пожал плечами Огольцов. – Какая-то мелочевка останется.
Мелочевка – это он хорошо сказал. Крупняк и середнячков слопают, а мелочевку оставят – чтобы показать, что конкуренция все же имеет место быть, и еще чтобы затыкать дыры в эфире. Например, по ночам, как в нашем случае.
– И тебя Боголюбов съест! – мстительно сказал Гене Демин.
– Подавится.
Конечно, не съест, тут я был с Геной согласен. Он человек осторожный, не нам чета, и на рожон никогда не лезет.
– Как думаешь, чем все закончится? – спросил я у него.
– В смысле?
– Получится у нас Боголюбову противостоять?
– Тебе какой нужен ответ: обнадеживающий или честный?
Понятно.
– Туг вот какая штука, – с хорошо прочитываемым сочувствием в голосе сказал Огольцов. – Боголюбов прет как танк и в конце концов подомнет всех. – Сделал выразительную паузу. – Кроме тех, кто успеет вскочить на броню.
Это не было для меня откровением. Тот, кто поддастся боголюбовскому нажиму, уцелеет. Все остальные постепенно повымрут. Как в нашем случае.
– Вот так-то, – заключил Огольцов и обвел нас печальным взглядом.
И опять Демин сердито встопорщил усы.
– А этот-то ваш где? Который с вами все время? – обнаружил отсутствие Гончарова Огольцов.
Я неопределенно махнул рукой, и этот жест можно было понимать как угодно.
– Я все хотел спросить, – сказал Гена. – Он кто?
Я даже не успел рта раскрыть, а Демин уже мрачно изрек:
– О-о, это серьезный человек. Очень серьезный. От него кому хочешь жарко станет, хоть тебе, хоть даже Боголюбову.
Огольцов недоверчиво воззрился на Илью.
– Точно, точно, – подтвердил тот. – Он все взял в свои руки, и мы уже и пикнуть не смеем.
Гена посмотрел на меня. Я с серьезным видом кивнул, давая понять, что так оно и есть на самом деле.
– Ну-ну, – пробормотал Огольцов.
Не мог понять, разыгрываем мы его или говорим серьезно.
На сцену тем временем выскочили две девчонки. Представление начиналось.
– Тебе пора, – сказал Огольцову Илья.
Гена сделал вид, что не обиделся. Поднялся, сцепил руки над головой.
– Я с вами, ребята!
– Давай, давай! – махнул рукой бесцеремонный Демин. – Спеши, последний трамвай уходит.
Гена пошел прочь, неуверенно лавируя между столиками.
– Сволочь порядочная, – сказал Илья. – Боголюбов с ним легко договорится. Если уже не договорился.
24
В собеседники Гончарову мы подобрали его бывшего соседа по дому. Они прожили на одной лестничной площадке почти два десятка лет, потом, при сносе дома, их семьи разъехались, и они уже больше не встречались – до этого самого дня, когда Гончаров пригласил своего бывшего товарища по юношеским забавам в небольшой, на несколько столиков, ресторан. Это было полуподвальное помещение в одном из переулков в центре Москвы. Чтобы выйти к нему от метро, гончаровскому приятелю пришлось поплутать, и он опоздал минут на двадцать. Увидел вывеску, попытался войти, но был остановлен неприветливым типом в распахнутой кожанке. «Типом» был Демин.
– Спецобслуживание, – сказал Демин, глядя сквозь гончаровского гостя. – Закрыто.
– У меня здесь встреча… Мы договаривались…
– Закрыто, – равнодушно повторил Демин.
Гость явно не был готов к такому обороту дела и собирался уйти, но снизу, от дверей, к нему уже поднимался Гончаров. Сергей Андреевич шел, широко распахнув для объятий руки, и приговаривал:
– Степа! Степушка! Ну наконец-то!
Он улыбался, и его улыбка была совершенно искренней. Еще бы – Степана он не видел почти тридцать лет, и воспоминания юности теперь будоражили и радовали. Они обнялись. Присмиревший Демин топтался в стороне.
– Идем, идем, – потянул по ступеням гостя Гончаров. – Я тебя уже заждался.
Спустились вниз, вошли в зал. Здесь не было никого, и ресторан казался необитаемым, только угловой столик был накрыт на двоих, и на нем, создавая непринужденную уютную атмосферу, потрескивали горящие свечи.
– А мне говорят: спецобслуживание, – начал было гончаровский гость и тотчас же осекся, вдруг догадавшись о чем-то.
– Спецобслуживание, – не стал разубеждать его Гончаров. – Садись-ка вот сюда.
А к столу уже мчались вышколенные официанты, сразу двое, и не привыкший к такому обхождению Степан Николаевич сжался и затих. Зато Гончаров чувствовал себя в родной стихии. В дополнение к тому, что стояло на столе, он заказал еще несколько блюд, да как заказал! Будто был не гостем этого почтенного заведения, а хозяином, так это смотрелось со стороны. Неспешность речи, плавность движений и никакого заискивания перед обслугой. Хозяин!
– Ты где сейчас? – спросил Степан Николаевич, когда официанты умчались выполнять заказ. – По бизнесу?