Король казино

Незнанский Фридрих Евсеевич

Топлю березой, — кивнул на чурбаки Ваня.

Береза вроде здесь не растет, — неуверенно ска­зал Слава.

Не растет. А я топлю.

Дороговатое удовольствие...

Даром дают. В порту любой нашей древесины навалом.

Бурят разделся первым, открыл дверь парилки.

Заходи, Грязнов! Да смотри с полки не кувыр­нись! Парок сибирский!

Любил жаркий пар Слава, заядлых парильщиков пе­ресиживал в тех же Сандунах или Дорогомиловских, а тут вошел — и захватило дыхание.

Да-а... —

протянул он. — Парок что надо...

Посидим?

Посидим. — Слава взобрался на полок, примо­стился рядом с Бурятом, огляделся. — Как в дере­венской. Кадки, валуны, котел и тот, кажись, мед­ный...

Медный, — подтвердил Ваня. — Прикрой плешь- то! Во-он шляпа лежит!

Ничего, — закряхтел Слава. — Пока терпимо.

Поддать, что ли?

Маленько можно.

Ваня спустился вниз, деревянным обшарпанным ковшиком зачерпнул кипятку из котла, плеснул на раскаленные камни.

Как?!

Хорошо-о... Хватит, Иван, хвати-ит!

Хорошо-о, — подтвердил Бурят, взгромоздившись на полок.

Ковшик-то, смотрю, расейский.

Дедовский. В прошлом году на родине побывал. В родимой деревеньке...

Каково приняли?

Приняли, — вздохнул Бурят. — Бабы попрята­лись, мужики с дробовиками засели. Изба пустая. Мать с отцом давно уж там, где и мы в свое время будем. Нашел вот один ковшик. Взял... Добавить?

Не-е, Ваня! Где веники-то?

В кадке. И мне захвати!

Какой?

Березовый!

А я, пожалуй, лавровым.

Охали, вскрикивали, кряхтели, хлеща друг друга вениками, и, распаренные, красные от нестерпимого жара, на карачках выползли в предбанник. Их ждал стол, уставленный бутылками с пивом, запотевшими от холода, в продолговатой тарелке лежали ломти осет­рины, дымился разварной картофель. Вскрыли пиво, припали к горлышкам.

Хор-роша... — отдуваясь, проговорил Гряз­нов. — Вот чего не ожидал в Гонконге, так баньки! Ува-ажил.

Они еще пару раз попарились и, накрывшись мах­ровыми простынями, поплелись к коттеджу.

Слышь, Иван, одежда-то моя где? — спохватил­ся Грязнов.

Бурят толкнул дверь в одну из комнат, молча ука­зал на диван, где лежала отутюженная рубашка, чис­тое нижнее белье и отдельно висел костюм, вычищен­ный, отглаженный, будто из магазина.

Минут через пятнадцать жду в столовой, — ска­зал Бурят, прикрывая дверь.

Содержимое карманов — документы, деньги, сига­реты, зажигалка, ключи — было сложено на низком столике. Грязнов оделся, расчесал редкие свои рыжие волосы, стараясь прикрыть проплешину, посидел не­много, покурил, поднялся и вышел из комнаты.

Позялюста, позялюста, — с улыбкой встретила его Ляньсан. — Просю, позялюста.

С приездом, господин директор! — провозгласил Ваня Бурят, встретив гостя на пороге столовой, и

тут же взлетела под потолок пробка. — «Мадам Клико»!

Выпили по большому стакану шампанского, сели за стол.

По водочке?

Наливай.

Они еще немного поговорили о баньке, нахваливая друг друга за терпение, снова налили.

И по чью душу прилетел? — спросил Бурят.

Это что, твой тост? — помолчав, вопросом на воп­рос ответил Слава. — Так и захлебнуться недолго.

Извини.

Выпили, принялись за закуску. Ваня молчал, и Гряз- нов помалкивал. Потом он отодвинул тарелку, при­стально посмотрел на парня.

По чью душу, спрашиваешь? Может, и по твою.

Узнаю сыщика Грязнова, — расплылся в улыбке Бурят.

Был сыщик, да весь вышел.

Знаю. Грустно?

Обидно. Не за себя, за дело.

Кранты подходят вам, дорогие товарищи...

Кому это — вам?

Всем вам. Ну, и ментам тоже.

Не спеши, Ваня.

Капец России!

И тут не торопись.

Вашей России. Дурацкой.

Дураков в России, точно, хватает, — согласился Грязнов. — Но и умных немало. Посмотрят дураки на умных, авось и сами поумнеют.

Сомневаюсь.

Сажал я тебя, Ваня?

Когда было-то? Ты теперь посади.

Придет время — сядешь.

Ушло времечко, ушло. Правда, вот если бы таких, как ты, не поперли из органов... Тогда, конеч­но, нелегко бы нам пришлось. А теперь? Половина ментов по всей России у меня здесь, — сжал кулак Инин Пурят. — И не пищат. Потому что деваться им некуда. Влипли. А какого ранга люди?! Скажу — со « ту им упадешь.

Скажи.

Так тебя же после этого убирать придется!

У меня, Ваня, линия жизни на ладони очень долгая.

Бурят посмотрел на Славу, разлил водку.

Вот и давай за твою долгую жизнь!

Спасибо, — усмехнулся Грязнов.

Не знаю, какой длины была линия у вождя, но вот чик — и нет его! А какие планы строил! Какие речи говорил! А жил? Птичьего молока не было, так птички и не доятся!

Не на ту лошадку поставил, Ваня.

Опять ты за свое, — помрачнел Бурят, взял пор­тативный телефон, приказал что-то по-китайски. Вошла Ляньсан и остановилась возле дверей.

Буду говорить по-русски, чтобы ты не сомневал­ся, — обратился Ваня к Грязнову. — Подойди ко мне, детка, — позвал он девушку. — Этот дядя сыщик. По­лицейский.

Полицейский, — повторила девушка.

Он говорит, что мужчину в «Виктории» убил я! Поняла? Я!

Цзэн! Убил Цзэн! — изменившись в лице, вы­крикнула девушка.

Что скажешь? — повернулся к Грязнову Бурят.

Да разве я говорил, что убил именно ты?

Хорошо. Слушай, Лян. Убил не я. Нет, не я. Другой. Русский. Так говорит он, полицейский.