Король Островов

Маццука Дебби

— Эви, ты сможешь это сделать.

Уверенная улыбка мужа успокоила ее сердце.

Эванджелина кивнула и осторожно двинулась по уступу, ощущая, как сланец осыпается из-под ее ног. Затаив дыхание, она прижала камень к центру пентаграммы. Полные муки крики раскололи воздух, а затем стихли, и трещины исчезли — разрушающийся уступ восстановил себя сам. Сжимая дрожащими пальцами камень, Эванджелина медленно убрала руку от двери, и густой зеленый плющ пополз по стене, снова скрывая дверь.

За спиной Лахлана раздались громкие

аплодисменты, и Эванджелина, почувствовав, что напряжение покинуло ее, обернулась и увидела, что Иский, три короля, Фэллин и Шейла с сияющими лицами смотрят на нее. Эванджелина покачала головой, но не смогла сдержать улыбку. Подойдя к ней, Лахлан заключил ее в объятия и держал так, словно не собирался никогда отпускать, и ощущение безграничного благополучия наполнило Эванджелину.

— Теперь все закончилось, — сказал Лахлан и поцеловал ее.

Маленькая ручка, проскользнув между их губами, разъединила Эванджелину и Лахлана. Требовательно обхватив отца рукой за шею, ребенок постарался оттолкнуть Эванджелину и, когда она отступила на шаг, занял ее место в объятиях Лахлана.

— Это только начинается, — буркнула Эванджелина и хмуро посмотрела на мужа, когда он рассмеялся.

Глава 31

Несмотря на укоризненный взгляд жены, Лахлан не мог сдержать улыбку. Эванджелина и его сын были в безопасности и в его объятиях, и никогда больше ни Ламон с Урсулой, ни кто-либо другой не будут угрожать им. Но гораздо важнее, что Эванджелина доказала, что она не зло.

Вместе с Искием, Роуэном и своими друзьями они перенеслись в Армадейл, и у двери в башню Эванджелина выскользнула из рук Лахлана.

— Вы все, ведите себя тихо. Мы не должны разбудить де… никого.

Его жена, очевидно, не замечала, что Армадейл светился огнями. Решив не разубеждать жену, Лахлан осторожно проскользнул в дом — Рори и Эйдан со всклокоченными темными волосами, одетые только в килты, мрачно смотрели на него, как и Элинна с Сиреной, в ночных рубашках стоявшие рядом с мужьями.

— Где вы… — начала Сирена и, переведя взгляд с сына Лахлана на Эванджелину, пришла в ужас. — Эванджелина, что с тобой случилось?

— Лахлан, отведи ее к ней комнату, а я…

— Нет, со мной все прекрасно, — перебила Эванджелина Элинну, отталкивая ощупывающие ее пальцы Сирены.

Лахлан повернулся, чтобы взглянуть на жену.

— Господи, Эви, почему ты ничего не сказала?

При луне, служившей им единственным источником света, Лахлан не мог видеть истинной серьезности ранений Эванджелины — синяков на ее лице и кровоточащих ран на шее.

— Это заживет.

Коснувшись горла, Эванджелина поморщилась.

— Да, после хорошего отдыха заживет. Пойдем, тебе необходимо лечь.

Он говорил резким тоном, стараясь сдержать гнев на Ламона, который причинил

такую боль его жене. Если бы чудовище озера не пообедало им — а судя по воплям Ламона, Лахлан был уверен, что именно это и произошло, — он сам голыми руками вытряс бы из него душу.

— Нет, — Эванджелина погладила мужа по щеке и ласковой улыбкой успокоила его негодование, — мне нужно знать, что случилось с Морфессой.

Но Лахлан не успел спросить Эванджелину, при чем здесь ее отец, потому что в этот момент по лестнице спустился Аласдэр, а вслед за ним тетя Элинны, Фиона.

— Что здесь происходит? — спросил пожилой мужчина, потирая лицо.

— С отцом?.. — Сирена, наклонив голову, заглянула за спину Лахлана. — Иский, Фэллин, ради Бога, что произошло?

— Похоже, мы теперь не скоро вернемся в свои постели, — сказал Рори, обменявшись понимающим взглядом с братом Лахлана. — Кто хочет эля? — спросил он и направился в большой зал.

Поняв, что Эванджелина не собирается идти в спальню, Лахлан, войдя в большой зал, создал кровать возле камина и разжег огонь.

— Ей нужно отдохнуть, — пожал он плечами, когда все обернулись к нему, и, закрыв глаза, щелкнул пальцами, чтобы одеть Эванджелину в ночную рубашку, а услышав изумленный вздох окружающих, открыл глаза.

— Лахлан, — пробурчала Эванджелина, которая с горящим лицом стояла в прозрачной сорочке.

— Прости.

Вместо ночной сорочки, в которой ему хотелось бы видеть жену, он одел ее в такую же одежду, какая была на Сирене и Элинне.

Женщины забрались на кровать к Эванджелине, которая неохотно позволила Элинне осмотреть ее. Несмотря на уговоры женщин, сын Лахлана не захотел присоединиться к ним, а крепко держался за отца.

— Если не считать голубых глаз, он точно такой же, каким ты был в детстве, — заметил Эйдан. Придвинув свое кресло к Лахлану, он погладил ребенка по руке, и мальчик сомкнул пальцы вокруг пальцев Эйдана. — Ты станешь великолепным отцом, — сказал Эйдан, глядя брату в глаза.

— Спасибо тебе. У меня был хороший учитель. Ты был для меня отцом. Не думаю, что до настоящей минуты я это понимал.

Это была правда. Брат всегда был с Лахланом и защищал его от Александра, приняв на себя роль отца, когда сам был почти мальчиком.

— Я не такой старый, — недовольно проворчал Эйдан.

— По крайней мере, этому племяннику ты, похоже, понравился, — ухмыльнулся Рори, перебирая по-детски мягкие кудряшки мальчика.

— А теперь, когда раны Эванджелины осмотрены, пришло время, чтобы кто-нибудь рассказал нам, что произошло этой ночью, — объявила Сирена.

При виде белой повязки на шее Эванджелины Лахлану пришлось дождаться, чтобы улегся его гнев, а затем он изложил то, что знал о событиях ночи. Напряженным голосом Эванджелина продолжила с того места, когда Лахлан прыгнул вниз, и рассказала, что произошло с Ламоном и Урсулой.