Король-паук

Шуновер Лоренс

Она думала, что они одни, но даже в саду нельзя было укрыться. Сразу же в сад выбежал Оливье ле Дэм. Он грубо потянул её за плечо:

— Уходите, ваше величество, уходите... Оставьте его наедине со мной.

Она недовольно стряхнула его руку и присела на коленях перед королём.

— Нет, нет, ваше величество. Я умоляю вас. Он казнит меня! Он всегда угрожал мне этим, если я позволю вам видеть его в таком состоянии. О Боже, уходите, уходите...

— Тише, Оливье!

Она подняла голову короля и посмотрела ему в лицо. Казалось, что Людовик спал. Его тело было расслаблено и неподвижно. Она

заговорила с ним, но он не отвечал. Его дыхание было глубоким, щёки надувались при каждом выдохе, как будто он глубоко спал, как спит рабочий после долгого дня. Лицо его было чуть розовым.

— Людовик!

Оливье тоже присел, внимательно наблюдая за королём. Он проверил пульс и сказал, что пульс крепкий.

— Что с ним случилось, Оливье?

— Слава Богу, не то, чего я боялся, — проворчал Оливье.

— Чего же ты боялся?

— У короля раньше уже был апоплексический удар, ваше величество.

Шарлотта перекрестилась и, заплакав, стала молиться.

— Это не опасно. Не думаю, что это смертельно.

— О, Оливье, вылечи его!

— Хорошо, хорошо. Не волнуйтесь, мадам. Я вылечу своего господина. — Но голос его дрожал, и в нём не чувствовалось той уверенности, которую он хотел придать ему.

Он подал сигнал, который Шарлотта даже и не заметила, и тут же их окружила стража. Да, в саду было ещё больше народа, чем она думала. Теперь она была рада этому. Оливье ле Дэм растянул свой плащ, и они уложили в него тело короля.

— Осторожней! — прикрикивал Оливье. — Осторожней, ради Бога, а то я вас всех упрячу за решётку. — Они знали, что он мог сделать это.

— Пожалуйста, будьте аккуратней! — просила Шарлотта.

Оливье взял две пики у стражников и умело, как швея, пропустил их через толстый бархат. Теперь их можно было использовать как ручки импровизированных носилок. Они осторожно понесли короля к замку.

После этого глубокий покров тайны и мрака окружил Плесси-ле-Тур. Послов из Нидерландов встречал Филипп де Комин, который выслушивал их жалобы на то, что торговля во Фландрии уничтожена и что необходима помощь короля против Максимилиана, которого они винили во всех бедах. Филипп де Комин отвечал, что король, несомненно, рассмотрит этот вопрос. Также приезжали послы и от Марии, доставившие во дворец прошение королю. Она обращалась к нему как к кузену и просила помощи против своих восставших подданных. Филипп им ответил, что король изучит этот вопрос на предмет удовлетворения её прошения.

Итак, хотя Людовик лежал беспомощным, парализованным и безмолвным, его политика постоянно осуществлялась. Его враги уничтожали друг друга, друзья сражались вместо него в битвах.

Преданный круг близких людей хранил тайну. Но никто не мог положить конец слухам, которые возникли сразу же после того, как король перестал появляться на публике. Оливье ле Дэм же искал одного цирюльника, у которого он купил для короля пинту человеческой крови, общепринятого средства для восстановления сил. Кровь можно было законным путём купить у любого цирюльника, те получали её прямо от пациентов при лечении многих болезней. Узнав, что это был Оливье, тот лекарь сбежал, испугавшись расправы. Но, наверное, он распустил слухи, и имя короля было опорочено. Многие люди верили, что король, устав носить человеческое тело, превратился

в огромного паука. Другие же шептались в тавернах и за вечерней выпивкой о том, что король был летучей мышью-вампиром. Это казалось вероятнее всего. Даже профессора в университете, работавшие над Сводом законов, а они-то уж были наименее суеверны, спрашивали, почему король боится показаться на глаза, если он жив.

Уже год ответа не было. Слухи распространялись повсюду.

Наконец, Филипп де Комин сказал королю:

— Мне пришлось распустить посредством своих людей слух о том, что вы немного нездоровы.

Людовик возлежал на горе подушек, на голове его была меховая шляпа со всеми святыми на полях. Мало-помалу, с помощью Оливье он восстановил движения своих конечностей. Но правый угол рта был опущен, и правая рука была настолько слаба, что почти не двигалась.

— Зачем вообще кому-то что-то говорить?

— От духовенства вчера прибыл представитель, который узнавал, молиться за вас или нет!

— А они делают это? Чёрт возьми, прикажите им!

— Они хотели получить разрешения на специальные молитвы за ваше здоровье.

— Ты разрешил им?

— Да, ваше величество!

Король вздохнул:

— Я хотел, чтобы они молились всегда, но мне пришлось бы для этого признаться, что я болен. — Это было трудным решением. — Теперь я удовлетворён.

Он обвинял в своём приступе Марию Бургундскую. «Если бы я отправил женщину послом к этой страшной принцессе, мне бы не пришлось этого испытать».

Филипп де Комин сказал испуганно:

— Но ваше величество, женщина не может быть послом. — Удар, наверное, повредил разум короля.

— А почему собственно? Насколько я помню, насчёт этого нет никаких предписаний.

Теперь, когда всё прояснилось, он применял любые способы, которые могли бы привести к победе. Он упражнялся в письме своего имени с бесконечным терпением, поддерживая правую руку левой, стараясь, чтобы буквы получались чёткие и прямые. Он посылал запросы к соседним правителям и выписывал себе животных, как будто оставался страстным охотником: оленей из Швеции, лошадей из Испании, собак — из Англии, охотничьих птиц — из Швейцарии.

Он решил освободить кардинала. Молитвы кардинала действуют как тяжёлые пушки. Поздно вечером он послал за кардиналом Балю. В страхе смерти кардинал медленно приблизился к королю и встал на колени у трона. Лк5дЪвик внимательно глядел на него. Он сидел на троне, рукой подперев голову. Он выглядел уверенно, но всё же пытался скрыть свой искривлённый уголок рта. Несмотря на все усилия, рот не мог выпрямиться.

— Будешь ли ты молиться за меня? — спросил король.

— Я всегда молился за вас, — просто ответил кардинал.

— Почему?

— Потому что за десять лет забвения и прощается многое, ваше величество.

— Если я отпущу тебя, ты будешь молиться сильнее?

Балю мигнул. Он не сразу понял.

— Ваше высокопреосвященство, я задал вам вопрос. Если я отпущу вас, вы будете молиться за меня сильнее?

Кардинал смущённо сказал:

— Буду. Конечно, буду. Это было бы самой естественной на земле вещью...

Людовику не нужно было ничего естественного. Он хотел сверхъестественного вмешательства кардинальских молитв крупного калибра.