Король-паук
Шрифт:
Герольд допил вино.
— За Францию, ваше величество. — Потом на мгновение он замолчал.
Король рассмеялся:
— Видишь, мой друг? Ты ещё жив, и я тоже. Какой у тебя красивый камзол, — он дотронулся до него пальцем, на котором блестел самый крупный изумруд, какой только видел герольд. — Но ткань! Чёрт побери, ещё грубее шерсти на ощупь! Его неудобно носить в походе, но сегодня особый день... Оливье, подойди ко мне! Я думал, твой король нарядит тебя более подходящим образом, герольд. Оливье, покажи гостю тот бархат, о котором я сегодня тебе говорил. — Он понизил голос и прошептал герольду: — Я вообще-то его припас для королевы, но
Герольду показалось, что король Франции принимает его очень милостиво. Он почувствовал, что сможет передать послание Эдуарда. А ведь нелишним было бы и бархат взять. Бархат был великолепен, Оливье ле Дэм показал его. Он был совершенно мягкий, удивительно лёгкий и красивый. Такой только самые богатые могли себе позволить.
— Тут около тридцати ярдов, ваше величество, — сказал лекарь.
Герольд начал что-то говорить. Людовик поднял руку:
— Нет; нет. Я знаю, знаю. Не здесь. Твой оруженосец обнаружит его в твоей палатке после битвы. Ты мне нравишься.
— Но, ваше величество...
— Что ещё? Ах, конечно! Тебе понадобятся деньги, чтобы портной скроил тебе камзол. Комин, давай сюда свой мешочек!
— Думаю, что в нём найдётся только около сотни экю, ваше величество, — сказал великий канцлер.
— А в моём — только две сотни, да ещё два су и два динара. Это составит двести фунтов, восемь шиллингов и два пенса. Это и деньги моего канцлера смогут покрыть счёт у портного в Англии, герольд? — Он положил свой кошелёк рядом с кошельком Филиппа де Комина. Это было большой удачей.
— Я не знаю, как мне отблагодарить ваше величество. Я ведь не богатый человек.
— Под камзол, парень, засунь их под свой камзол. Это ничто по сравнению с тем, что я собираюсь сделать ради твоего господина короля Эдуарда, чьё человеколюбие мне нравилось на протяжении многих лет. Если он будет иметь со мной дело на основе мира и нашей взаимной выгоды, то...
— Сьер, я думаю, его можно будет убедить.
— У него было слишком много расходов. Перевезти армию через пролив обошлось около пятидесяти тысяч экю. Герцог Карл предал и бросил его, но мы с ним будем друзьями. Я заплачу, сколько бы это ни стоило, чтобы ваших храбрых англичан увезли на другой берег. Их кровь не должна пролиться в битве, которой избегают даже бургундцы. И ещё ведь у твоего короля будет множество расходов в Англии. Я буду помогать своему брату королю. Скажи ему, что каждый год я буду посылать ему тридцать, нет — сорок тысяч, Англия и Франция должны быть друзьями. Кто же сможет определить цену дружбе?
— Я не уполномочен вести переговоры с вашим королевским величеством.
— Передай ему, — доверительно сказал Людовик, — что я хочу мира. Скажи, что сейчас с ним говорит моё сердце, а не французские пушки. Если он вынудит меня стрелять, я сделаю это с большой неохотой. Но ты должен сказать ему, что я готов, хорошо готов к войне, которой, надеюсь, не будет.
Эдуард согласился. Помощники заранее обговорили все условия переговоров. Павший духом герцог Карл оставил Сен-Кантен со своим небольшим отрядом, для того чтобы снова присоединиться к своей армии, которая по-прежнему продолжала бороться со швейцарцами. У тех, казалось, были неистощимые силы — они уже захватили и разграбили всю провинцию Франш-Конте.
Представители начальства британской армии были встречены так же любезно, как и герольд. Каждый день на ту лужайку выставлялись широкие столы. Чтобы насытить жителей острова, зажаривали кабанов. Бараны, олени и быки, целиком насаженные на вертела, проворачивались над угольями, поджаривались, покрывались хрустящей корочкой и наполняли английский лагерь приятными запахами. Весёлые толстые французы повара в фартуках, с корзинами, полными бутылей вина и кусков мяса, ходили безоружными между английских палаток, раздавая еду и уговаривая сомневающихся выпить за здоровье их предводителя и короля Людовика. Они прибывали в несметном количестве, и голодные пешие солдаты, которые не были приглашены на пир, поедали их лакомства очень жадно. Целый поезд из повозок свежей французской провизии и бочек пива прибыл, чтобы поздравлять завоевателей. Никакая армия не получала ещё такой встречи.
Король приказал поставить навесы над длинными столами, чтобы защитить английскую знать и офицеров от солнца. Внимательные слуги поставили перед ними блюда с мясом и подливали им в кубки благородные вина, которых многие из них и не пробовали, омывали им руки и осушали льняными салфетками. Жонглёры и менестрели развлекали их. Каждый становился королём на том пиру. А потом, чтобы разнообразить развлечения, слуг мужского пола заменили прелестными француженками, смеющимися, обращающимися по-свойски с англичанами и гулявшими с ними по тенистым аллеям после захода солнца.
Обмениваясь мыслями с Филиппом де Комином в палатке для заседаний, где проходили переговоры, кардинал Буршье удивлённо поднимал брови.
— О Боже! Мой господин великий канцлер! Никогда ещё со времён, как Иоиль вбил гвоздь в голову Сизеры, не использовали женщин в войне таким образом. Конечно же никогда так не было! Ради всех добрых жён этих людей я должен подвести наши переговоры к быстрейшему завершению. Это будет стоить... хм-м, ваш король говорил о пятидесяти тысячах фунтов. Итак, нам понадобятся ещё корабли, чтобы увезти людей в спешке — и это будет стоить, ну, скажем, восемьдесят тысяч фунтов.
— Семьдесят пять, — возразил великий канцлер. — Конечно, не каждый англичанин женат.
Кардинал согласился.
Потом встал вопрос о ежегодных выплатах английскому королю. Буршье хотел называть это данью, а Комин — даром. Они сошлись на названии, и в договор была введена оговорка о ежегодной пенсии королю Эдуарду. Размер пенсии — пятьдесят тысяч фунтов.
Договор был подписан, и печати поставлены.
В Европе назвали это перемирием торговцев.
Король Эдуард был совершенно удовлетворён. Но Людовик, который части ужинал с ним и поражённый количеством пищи, которую он поглощал, опустился на колени и принялся молиться, когда увидел, что английская армия двигается в обратном направлении.
— Чёрт возьми, когда-нибудь этот человек умрёт от обжорства!
Теперь он узнал больше об английском короле и увидел его слабости. Эдуард был жесток, эгоистичен, на редкость жаден и основательно ленив. С тех пор как он получит свою пенсию для своих собственных расходов, он никогда не выйдет из себя. Франция в безопасности. Людовик поставил его первым номером в списке иностранных вложений.
Угроза вторжения прошла, но осталась угроза для его собственного здоровья. Ему пришлось сесть на сильную диету. Он пил горькие капли, которые давал ему Оливье. Он молился. В письме, которое случайно попало в архивы, видимо чтобы история подсмеивалась над ним, он щедро жертвовал денег аббатству Сен-Клод на молитвы за «хорошее состояние моего живота». Хорошее состояние живота — могло ли теперь оно волновать его всерьёз?