Король пепла
Шрифт:
Сжав кулаки, со сверкающими глазами, он ждал своего часа.
Как только мечи немного остывали, их доверяли оружейникам новой лиги: они должны были проверить качество клинков и уложить их в великолепные резные каменные футляры, а затем с помощью нескольких групп послушников организовать проверку оружия.
Тут были мечи всяких размеров. Некоторые были сделаны для самих юных фениксийцев, так, чтобы и подростки смогли принять участие в будущих битвах, другие, более тяжелые и длинные, подошли бы опытным воинам. Эти мечи испытывал Эзра. Редко когда меч сразу просто забраковывали. Слишком велика была их ценность. Хотя юные кузнецы еще не постигли науку
Клинки, выкованные в огне Фениксов, обладали самыми разными качествами. Помимо необычайно острого и тонкого лезвия, благодаря особой закалке мечи были исключительно прочны, что, однако, не увеличивало их веса. Дело было не только в том, что использовался жар возрождающегося Хранителя: сознание Феникса также активно участвовало в создании меча, передавая ему свой ум и глубокую мудрость. Меч должен был быть прям, как честь, чист, как Волна, ярок и подвижен, как полет птицы с огненным оперением. Так гласил Завет. Кузнецы, владеющие традиционным ремеслом, а также постигшие абстрактное учением лиги, устанавливали связь между металлом и Фениксом, наблюдающим за их работой. Наконец, символы, испещрявшие клинки, наносились фениксийцем во время медитации, и поговаривали, что их ему диктует сам Феникс. Монахам было неведомо значение этих символов. Лишь мэтры Огня смогли бы их расшифровать. Но важнее всего было сохранить традицию. Древние знания жили в каждом мече с красно-черным эфесом. И вот уже много веков познания фениксийцев в руках воинов оборачивались смертельной истиной.
Коум рухнул на свою подстилку. Новые кузнецы пришли на смену его группе. Солнце уже закатилось над пустыней, и сон должен был ему вернуть силы. Однако его руки так болели, что он понимал, что ему не удастся заснуть, разве что лишь расслабить мускулы и полежать час или два.
Кузница работала на полную мощность. Все вместе, несмотря на юный возраст и нехватку опыта, они производили внушительное количество мечей. Коум был доволен. К тому же этим утром он присутствовал при поединке Адаза и Калло, и их мечи оказались на редкость удачными. Кузнецы быстро учились, подталкиваемые необходимостью, и с каждым днем мечи получались лучше.
Эзра также мог это подтвердить. Муэдзин не был привычен к подобному оружию, всю свою юность он учился довольно своеобразному искусству боя на клинках-единорогах. Часто бой велся сразу двумя клинками, один из которых был меньше и служил для отражения ударов, а другим можно было пронзить противника в самое сердце. Тем не менее Эзра мог оценить достоинства любого оружия и с изящными и уверенными жестами испытывал мечи, ничего не оставляя на волю случая.
Наблюдая в зыбких предрассветных сумерках, как Эзра тренируется, Коум подумал, что перед ним скорее набор формул, чем схватка. Ликорнийская шпага больше напоминала алфавит, чем сборник позиций, и поединок муэдзина с невидимым противником был похож на разговор. Длинные фразы-сентенции, перемежающиеся ономатопеями, за которыми, словно стихи в поэме, следовали размеренные выпады…
Коум приподнялся на своей лежанке и обхватил голову руками. Конечно, боевое искусство Эзры было великолепно. Однако оно наводило на мысль, что все военные возможности его народа, сколь бы эффективными они ни были, не могли сравниться с возможностями харонцев. Разве муэдзин сам не признал это?
Юный монах сделал глубокий вдох и принялся молиться. Единственное, что могло прекратить нескончаемую
— Мы никогда не сможем организовать перевозку оружия через пустыню, — прошептал Коум.
И даже если бы фениксийцам и удалось доставить мечи воинам, ведущим бои на ликорнийских границах, как быть с другими королевствами?
Отчаяние овладело Коумом. Можно хоть сейчас прекратить ковать никчемные мечи…
— Дневное светило благословляет нас, — сказал Фатум, переведя взгляд на Всадников Песков, выстроившихся шеренгой перед ним, преклонив колена.
В зрачках муэдзина сохранился отпечаток обжигающего солнца, на которое он только что смотрел. Согласно ликорнийскому поверью, воины должны были воспользоваться силой светила через обращенный на них взгляд Фатума.
Их было около трех сотен — коленопреклоненных воинов под белыми стенами Эль-Задина. Обратив лица к солнцу, прикрыв веки, они прижимали к груди клинки-единороги, чьи хрустальные эфесы искрились под безоблачным небом. Под их кольчугами, сплетенными из волоса Единорога, виднелись бирюзовые туники. Кольчуги из длинного темно-красного волоса, высушенного и соответственным образом обработанного, получались легче льна и прочнее стали.
Муэдзин вытянул руки — на его запястьях зазвенели золотые браслеты с колокольчиками — и провозгласил:
— Встаньте с колен, воины Аль-Жерца, Аль-Кимала, Аль-Суффа, и вы, сыновья Берегов, встаньте и прославляйте вашу веру!
Тотчас же триста ликорнийцев поднялись и разнесся смертельный клич их народа:
— Ар-лаида!
— Когти на твоем горле, — перевел Фатум, и свирепая гримаса исказила его черное лицо.
— Ну вот, а теперь будьте щедры, — заключил он, — дарите смерть смерти.
Как один человек Всадники Песков развернулись и побежали по направлению к высоким дюнам, застывшим перед столицей в ожидании.
Они ловко забрались на них и устроились на сиденьях, вырытых на вершине каждого холма. Дюны дрожали: им не терпелось вступить в бой.
Перед ними, в четырехстах локтях, расстилалась равнина, перерезанная черная раной расщелины. В ширину она превышала один лье, оттуда вылезали молчаливые орды врагов, закованных в черные доспехи. В нескольких кабельтовых от столицы Ликорнии, страны Единорогов, Харония вывела свои войска для последней битвы. Этим утром Ликорния должна была пасть.
Фатум поспешил к ближайшему минарету, расположенному в воротах города, и, перескакивая через четыре ступеньки, преодолел подъем — двести две ступени белого камня, ведущих на вершину. Там он встретил двух других муэдзинов Эль-Задина и, не мешкая, прильнул к установленной на западном окне медной зрительной трубе, наведенной на Темную Тропу.
Эти харонцы отличались от тех, с которыми им приходилось иметь дело раньше. У этих вместо лица был лишь огромный мертвенный иссиня-бледный шрам, из тех, что остаются после сильных ожогов. Их доспехи, казалось, поглощали дневной свет. Что до их оружия, то оно будто жило собственной жизнью, управляя рукой солдата, так что тот, не глядя, мог поразить противника.
Вчера всадники принесли один из таких мечей: ржавый меч со следами запеченной крови, в эфес сероватой стали были инкрустированы три высушенных глаза. С таким оружием один харонец мог запросто сражаться с двумя ликорнийцами лицом к лицу. При виде меча Фатум почувствовал тошноту.