Король серых
Шрифт:
В ушах Джеремии до сих пор стоял злорадный смех ворона.
— Проклятие! — буркнул Гектор. — И что ты собираешься предпринять?
— Не знаю… Они не желают отступать! Раньше они всегда отступали.
— Давай, Джеремия, вперед! Иначе тьма ее сожрет!
Тодтманн посмотрел на своего друга:
— Не знаю, что я могу…
— Дружище, у тебя больше нет времени думать! — Гектор во все глаза смотрел на башню. — Один уже подбирается к ней!
Тодтманн резко обернулся и указал пальцем на Каллистру; он думал лишь о том, что она должна быть рядом с ним, подальше от злобных полчищ
Искристый свет пробежал по стенам Сирс-тауэр. Джеремия почувствовал, что еще не все потеряно, что появилась надежда. Тени поблекли, снова сгустились и снова поблекли. Ему показалось, что Каллистра отделилась от башни и плывет к нему.
Однако сосредоточенная работа его воли была прервана странным звуком, напоминавшим хлопанье птичьих крыльев, вслед за которым раздался сдавленный саркастический смех. Джеремия моргнул, и этот звук исчез, но ворон уже сделал свое дело.
Его черное полчище пришло в движение… Ближайшая тень уже подползла совсем близко к Каллистре, все еще распятой на башне.
Джеремия закричал, но было поздно. Каллистра успела понять, какая страшная участь ей уготована, успела только раскрыть рот в ужасе.
Тень поглотила ее.
С уст Джеремии сорвалось ее имя, затем он упал на колени. Он затряс головой, словно надеясь отогнать ужасное наваждение. Он подвел ее, подвел ее дважды. Судьба давала ему отсрочку, но он не воспользовался ею. Ворон — даже прекратив свое существование — вырвал женщину, которую Джеремия любил, из самых его рук. Не важно, что она была Серой; Джеремия знал, что тени для Серого означали смерть. Каллистра прекратила существовать, как только тень поглотила ее.
Он даже был бессилен дать выход душившей его боли и отомстить призрачным убийцам, поскольку тени, закончив свою черную работу, в мгновение ока растворились. Не в состоянии совладать с чувствами, Джеремия в отчаянии колотил кулаками по холодному бездушному асфальту.
Прошло несколько минут, и кто-то шепотом позвал его по имени. Джеремия знал, что это Гектор. Он не хотел реагировать, но негр не собирался дать Джеремии утонуть в жалости к самому себе. Джордан положил руки ему на плечи и склонился над ним:
— Джеремия, мне очень жаль, право… Мне казалось, что она уже у тебя в руках! Честное слово.
— Томас О’Райан, — пробормотал Джеремия. Поначалу даже он сам не очень хорошо понимал, почему вдруг у него с языка сорвалось имя его предшественника, но чем больше он думал об этом, тем более убеждался, что это неспроста. — Черт побери, Гектор, что такого он во мне увидел? С тех самых пор, как меня втянули в эту историю, я не сделал ровным счетом ничего! Что он себе думал?
Гектор лишь покачал головой. Он не знал ответа.
«При всей своей власти я не могу спасти единственное дорогое мне существо! Лучше бы я остался у Оберона. Даже он знал бы, как поступить!»
Гектор Джордан посмотрел по сторонам:
— Здесь пока вроде бы спокойно, но нам все же лучше перебраться в другое место. Куда-нибудь,
— Гектор, я хочу одного — избавиться от этого ярма, которое надели мне на шею. Теперь, когда Каллистры не стало, мне больше ничего не нужно от этого мира. Мне плевать, что с ними со всеми будет; я просто не желаю больше служить им «королем». Королем! Лучше было бы сказать, якорем. Он сам идет ко дну и тянет за собой все, что тебе дорого. Если бы я только мог избавиться от всего этого…
В глазах Гектора появилось тревожное выражение.
— Старина, будь осторожен в своих желаниях. Они могут исполниться. Помнишь, что я тебе говорил? Неизвестно, кем окажется твой преемник. Это может быть кто-нибудь, кто ворону придется по душе.
В тот момент Джеремии было все равно. Пусть Серые — да и породившее их Человечество — катятся ко всем чертям — скатертью дорога. Скатертью дорога? Он тихо выругался, поймав себя на фразе в стиле Серых. Мир снов проник в его кровь и плоть, и его уже тошнило от всего этого.
— Хорошо, что прикажешь мне делать? — огрызнулся Джеремия. — Может, сам хочешь попробовать?
Гектор помрачнел, однако, с минуту помолчав, ответил:
— Если мне пришлось бы выбирать из двух зол — то да. Лучше получить короля, которого ты знаешь, чем неизвестного.
Джеремия фыркнул:
— Судя по манере говорить, ты вполне годишься… — Заметив, что Гектор и не думает улыбаться, он вытаращил глаза: — Ты что, серьезно?
— Серьезнее не бывает.
— Да ты понятия не имеешь, во что вляпываешься!
— Скажем, у меня предчувствие. Хуже, чем сегодня, все равно уже не будет.
Наконец-то ему предоставлялась возможность отречься… Заманчиво… Слишком заманчиво, чтобы верить… Опять же он чувствовал себя не в своей тарелке. Гектор просто до конца не представляет, что значит принять на себя роль якоря.
— Гектор, ты просто не понимаешь, что это значит! Жить среди созданий самых худших твоих кошмаров — буквально! Вечно видеть жизнь, но никогда уже в ней не участвовать! Жить среди тварей, порожденных самыми темными снами Человечества! Никогда больше не коснуться другого… человека. Никогда!
— Видно, тебе самому все это нравится, раз ты с таким жаром отговариваешь меня.
Неужели он не понимает?
— Я отговариваю тебя, потому что ты не знаешь, что это такое!
Гектор выпрямился и, не сводя с Джеремии глаз, изрек:
— Тебе не убедить меня. Либо я, либо первый безумец, на которого наткнутся чары.
Где-то в глубине души Джеремия был даже рад, что ему пришлось уступить в этом споре. Если в мире и существовал человек, которому он со спокойной душой мог передать королевскую мантию, то этим человеком был Гектор Джордан. Что было бы теперь с ним, Джеремией Тодтманном, если бы рядом не было Гектора с его самообладанием и острым умом? Томас О’Райан был близок к цели: стоило ему лишь заглянуть в другой отсек «Вечного залога»… «Впрочем, как знать, — подумал Тодтманн, — может быть, этот ирландец так все это задумал с самого начала». Отдать власть Джеремии, чтобы тот убрал ворона, а потом вручил чары своему чернокожему другу.