Король смеха
Шрифт:
– Да… пожалуй…
– Теперь ясно, что вы совершили колоссальную, непростительную ошибку: Корчагин должен был измены и оскорбления жены записать ей не в кредит, а в дебет! А ласки ее – наоборот – не в дебет, а в кредит! У вас это перепутано.
Я горячо пожал бухгалтеру руку:
– Я вам очень, очень признателен. Я сейчас же исправлю эту досадную погрешность.
Моя горячая благодарность смутила его. Он махнул рукой и сказал:
– Помилуйте! Я всегда рад… Конечно, нужно хорошо знать бухгалтерию… Дебет – это что нам должны, кредит – то, что должны
Я еще раз пожал ему руку и отошел.
Он озабоченно крикнул мне вслед:
– Так не забудьте же: дебет – нам должны, кредит – мы должны.
– Не забуду, не забуду,
II
Мы сидели в укромном уголку обширного кабинета и тихо разговаривали.
Ольга Васильевна положила свою руку на мою и ласково, задушевно сказала:
– Эта повесть – ваша лучшая вещь. Громадная изобразительная сила, яркие краски причудливо смешиваются на этих страницах с волшебными лирическими полутонами, мощный голос зрелого мужа сплетается с полудетским лепетом влюбленного юноши…
– А, вы здесь, – сказал бухгалтер, подходя к нам. – Ну, что… исправили?
– Исправил, – сказал я. – Спасибо.
– Что такое? – удивилась Ольга Васильевна.
Бухгалтер усмехнулся, снисходительно подергав плечом.
– Ах, уж эти писатели… Представьте, какую он штуку написал… Ну, хорошо, что я был тут, указал, исправили… А то что бы вышло? Heпpиятность! Скандал! Можете себе вообразить: он дебет написал там, гдe нужен кредит, а кредит – где дебет!
Укоризненно покачав головой, он прошел дальше, но потом круто повернулся и крикнул нам:
– А разница называется – сальдо!
– Что-о?
– Я хочу вас предупредить – если будете писать еще что-нибудь: предположим, что в дебете 100 рублей, а в кредите полтораста; разница – 50 рублей – и называется: сальдо! Сальдо в пользу кредитора.
– Ага… хорошо, хорошо, – сказал я, – запомню.
Бухгалтер снисходительно улыбнулся и добавил:
– А измены и оскорбления ваш Корчагин в кредит ее счета не мог записывать… Он записал их в дебет.
Он кивнул головой и исчез; вслед за ним ушла и Ольга Васильевна. Оставшись один, я побрел в гостиную.
В одном углу происходил оживленный разговор. До меня донеслись слова:
– Как услышал я – так будто бы меня палкой по голове треснули. Как-с, как-с, думаю? Она же его оскорбляла, она же ему изменяла, да он же ей это и в кредит пишет? Хорошая бухгалтерия… нечего сказать! Хорошо еще, что спохватились вовремя… исправили…
Один из гостей, заметив меня, подошел и сказал:
– Вы неисправимый пессимист. В вашей повести вы показываете такие бездны отчаяния и безысходности…
– Это что! – раздался сзади нас вкрадчивый голос. – Он еще лучше сделал: его Корчагин дурные стороны жены заносил в кредит ей, а хорошие в дебет. Помилуйте-с! Да я бухгалтерию как свои пять пальцев знаю. Как же… Вот если бы здесь была книга – я бы вам наглядно показал… Вот, предположим, этот альбом открыток: тут, где Кавальери, – это дебет… А тут… вот эта… Типы белорусов – это кредит. Я-то
– Да, да, – нетерпеливо сказал я. – Хорошо. Ведь я уже исправил.
– Хорошо, что исправили, – добродушно согласился он. – А то бы… Ведь таких вещей никак нельзя допустить!.. Помилуйте… Дебет и кредит – это небо и земля.
– Пожалуйте ужинать, – сказал хозяин.
III
Все усаживались, шумно двигая стульями. Бухгалтер сел против меня… Посмотрел на меня, как заговорщик, сделал правой рукой предостерегающий знак и засмеялся.
– Да-с! – сказал он. – Бухгалтерия – это штука тонкая. Ее нужно знать. Я вам когда-нибудь дам почитать книжку «Популярный курс счетоводства». Там много чего есть.
Я сделал вид, что не слышу.
Сосед с левой стороны спросил меня:
– Если я не ошибаюсь, в основу вашей повести заложена большая отвлеченная мысль, но она затемнена повествовательной формой, которая…
– Была затемнена, – согласился бухгалтер. – Но теперь все исправлено. Все, как говорится, в порядке. Вы… вот что… Если еще что-нибудь будете писать и вам встретятся на пути какие-нибудь такие бухгалтерские штуки и экивоки – вы пожалуйста ко мне… без церемоний! Обсудим – как и что. Я выложу вам, как на ладони!
– Нет, зачем же, – сухо возразил я. – В этом, вероятно, не представится надобности. Ведь беллетристика и бухгалтерия – это две совершенно разные вещи.
Огорченный бухгалтер притих. Съел какую-то рыбку, подумал немного, потом приподнялся и, ударив меня через стол по плечу жестом старого знакомого, спросил:
– А вы знаете, что такое транспорт?
– Знаю.
– Нет, не знаете! Вы думаете, это просто собрание разных подвод для перевозки кладей? Да? Но в бухгалтерии это совсем другое: транспортом называется обыкновенный перенос итога с одной страницы на другую. Внизу подписывается итог страницы и переносится на следующую.
– Почему вы думаете, – спросил я левого соседа, – что повествовательная форма произведения должна затемнить общую отвлеченную мысль?
– Потому что художественные детали разбивают это впечатление.
– Это верно, – согласился бухгалтер, делая мне ободряющий жест. – Разбивает впечатление. Ведь это, если сказать какому-нибудь бухгалтеру, – он помрет со смеxy. А? Хе-хе… Дебет поставить в кредит! А? Что такое, думаю? Это же невозможно!
Не дождавшись сладкого, я извинился и встал:
– Я пойду на минуту к письменному столу. Хочу не забыть исправить два-три места в повести.
Я сел и исправил.
Когда сзади раздался голос: «Ну что, исправили? Теперь уж не спутаете дебет с кредитом?» – я нахмурился и сказал:
– Да-с, я исправил. Вот, слушайте: «Корчагин не показывал виду, что дебет жены записан ему в сальдо. Он перенес большой кредит в транспорт, который вместе с сальдо давал перенос дебета на счет того лица, которому пришла идиотская затея заняться бухгалтерией; это заносим ему в кредит».