Король утра, королева дня
Шрифт:
Сегодня тоже никаких фейри. Но я чувствовала их, как никогда раньше в Крагдарре, – ощущала жуткое, электрическое присутствие.
Я разрабатываю теорию о фейри: она заключается в том, что наш и Потусторонний миры лежат один внутри другого, как концентрические сферы резных голландских глобусов, существуя на разных планах бытия. Во многом они похожи, но, думаю, Потусторонний мир меньше нашего, если судить с человеческой точки зрения. Возможно, с точки зрения Потустороннего мира все наоборот. Оба следуют одним и тем же маршрутом вокруг Солнца, и (в этом заключается главное различие) оба вращаются, но с разной скоростью. В нашем мире сутки длятся двадцать четыре часа; в Потустороннем день от рассвета до заката может длиться целый год. Папа был бы доволен следующим умозаключением; я сверилась с астрономическим атласом в библиотеке и все продумала весьма по-научному. Поскольку периоды вращения различны, возможны моменты, когда ось нашего мира наклонена под углом, отличным от оси Потустороннего мира, в результате чего поверхность Потустороннего мира касается поверхности нашего мира, а затем проходит сквозь нее. Эта область пересечения начинается с точки и, увеличиваясь,
14
Тир на н-Ог – остров вечной молодости в кельтской мифологии.
Чем больше я размышляю о своей теории, тем больше она открывается передо мной, точно волшебные врата в Потусторонний мир – озаренный лунным светом путь, ведущий в страну вечной молодости. Я взволнована, как будто после долгого, трудного восхождения поднялась туда, откуда с высоты открывается совершенно новый пейзаж.
Погода улучшилась, посветлело; сильный бриз с океана гонит проворные белые облака. Я отправилась в лес, предвкушая удачу, и не разочаровалась. Я видела пуку – человечка с лошадиной головой. Он застал меня врасплох, внезапно появившись из зарослей ежевики. К тому времени, как я оправилась от неожиданности и нацелила камеру, он исчез. Но, по крайней мере, я знаю, что они рядом. Завтра, быть может, мне повезет.
Сегодня я думаю о фейри – о том, что в старые времена одна и та же личность имела множество обликов; могла быть лососем, рябиной, орлом и большим золотым котлом одновременно. Это наводит на мысль, что, возможно, нынешние фейри – пуки, лепреконы и строевые фейри – представляют собой новые формы все тех же мифических персонажей. Но эти новые формы кажутся мне гораздо менее изысканными, чем ранние, стихийные личины, как будто фейри выродились, а не поднялись на новую ступень развития. Я сочла это странным и продолжила изыскания. Сестры-наставницы пришли бы в ужас, узнав, что я читала Чарльза Дарвина; так или иначе, именно к его «Происхождению видов» (как ни странно, один из маминых вкладов в библиотеку, а не папин) я воззвала о помощи. Прочитанное там лишь подтвердило мои подозрения. Живые существа не деградируют до менее сложных форм, а эволюционируют до более развитых, обретают все больше новых качеств. Что подводит меня, дорогой дневник, к самому поразительному на сегодняшний день выводу. Эти малые, узко специализированные виды фейри – ранние, примитивные, менее развитые формы; а вот древние, стихийные оборотни, у которых было много тел и одна личность, представляют собой более поздние, высокоразвитые вариации. Возможен единственный вывод: время в Потустороннем мире течет в направлении, противоположном нашему.
Сегодня мне сопутствовал успех! Утром я тихонько подобралась к группе строевых фейри, занятых туалетом – они умывались поздней росой, все еще лежащей в колокольчиках наперстянки, – и сумела сделать пару снимков. Не знаю, получились ли они – я же не фотограф, – но очень надеюсь, что да. Важно, чтобы у меня появились доказательства. Кажется, фейри знали о моем присутствии и позволили себя сфотографировать. Но, если в Потустороннем мире время течет в другую сторону, с их точки зрения, все уже случилось: я не начала снимать, а внезапно перестала.
Весь Брайдстоунский лес сегодня кажется причудливым, словно это не место, рядом с которым я выросла, которое знаю и люблю, а часть древних диких лесов Потустороннего мира, каким-то образом проникшая в наш. Деревья выглядят неимоверно высокими, воздух полнится хриплыми птичьими криками и хлопаньем крыльев.
После обеда я мельком увидела фейри-лучницу. На этот раз никаких сомнений; она знала о моем присутствии и, прежде чем скрыться в подлеске, с улыбкой ждала целую минуту, пока я возилась с камерой. Ближе к чаепитию я наткнулась непосредственно на следы Дикой охоты и шла по ним добрых полчаса. Увы, на этот раз мой улов наверняка ограничится размытым изображением оленьих рогов на фоне неба.
Думаю о том, что написала вчера про время, которое в Потустороннем мире течет в обратную сторону. Сдается мне, это разъясняет механику магии; впрочем, чем дольше я осмысливаю эту идею, тем сильнее голова идет кругом. Например, мы чего-то желаем в своем настоящем (которое одновременно и настоящее фейри – в этой точке наши миры соприкасаются). Реакция на желание наступает в нашем будущем, которое для фейри – прошлое, ибо они в своем будущем (то есть нашем прошлом) что-то меняют и делают так, чтобы в нужный момент – в нашем будущем, их прошлом – все сбылось. Вот почему магия такая, какая есть… ну, магическая; вот почему причинно-следственная связь как будто исчезает – с точки зрения нашего времени ее и в самом деле не существует, но фейри все делают в соответствии с собственной стрелой времени [15] , собственными законами, объединяющими причину и следствие. В своем прошлом они видят результат – сбывшееся желание, – и поэтому в своем будущем обязаны все устроить так, чтобы случившееся имело какое-то обоснование. Впрочем, мне кажется, фейри не так уж сильно скованы закономерностями прошлого и настоящего, как мы; вот почему в нашем мире они могут принимать как грядущие, так и былые формы – они способны извлечь нужный облик из собственных воспоминаний о прошлом или из своих надежд на будущее.
15
В реальной истории понятие arrow of time, «стрела времени» (смысл которого в упрощенной форме сводится к тому, что время имеет направление), придумал и популяризировал в конце 1920-х британский астрофизик Артур Эддингтон.
Понятно, да? Как я и говорила, кружится голова, если слишком долго и упорно думать об этом.
Раткеннеди
Бреффни
графство Слайго
Дражайший Хэнни!
Тысяча и одно извинение. Прошло чересчур много времени с тех пор, как я в последний раз писала тебе, не говоря уже о том, когда мы в последний раз виделись. Боюсь, виновата в этом я одна, и даже не могу сослаться на то, что увязла в работе по самое известно что. Увы, я просто-напросто худший в мире друг по переписке.
Так или иначе, прими стандартные приветствия, пожелания здоровья, богатства, счастья и т. д. Без дальнейших церемоний перейду к сути послания.
Мой дорогой Ганнибал, немедленно бросай все дела и приезжай в Слайго! Здесь происходит нечто экстраординарное и захватывающее, и ты…
Я забегаю вперед. Будет гораздо меньше путаницы, если изложить события в естественном порядке, как они и случились. Фредди говорит, такова моя извечная проблема: мчусь с места в карьер и приезжаю в никуда.
Как ты, возможно, знаешь, другая Констанс – моя двоюродная сестра по линии Гор-Бутов – пригласила Уильяма Батлера Йейтса на несколько недель в Лиссаделл. Поскольку мы соратники по Гэльской литературной лиге и националисты, приверженцы Зеленого флага [16] , я не могла пройти мимо такого события. Я велела Беддоузу и парням из поместья надраить палубу и подкрасить старушку «Гранию» (помнишь? наш достопочтенный семейный пароходик), намереваясь устроить небольшой круиз, по совместительству пикник и литературные чтения. Среди приглашенных творческих личностей была Кэролайн Десмонд (да, из тех самых Десмондов, хотя она не имеет отношения к конструкции, болтающейся в заливе Слайго) с дочерью Эмили, которая в достаточно нежном возрасте уже ярая поклонница Вилли, его поэзии и философии. Да, вопреки тому, что ты мог прочитать в газетах, в доме Десмондов присутствуют и здравый смысл, и хороший вкус – само собой разумеется, то и другое прочно привязано к прялке. Ну так вот, день прошел изумительно. Погода стояла отличная, старушка «Грания» знай себе пыхтела, котел не грозил взорваться, никто не благословил Лох-Гилл плодами своей морской болезни, Беддоузу не пришлось выуживать из воды багром какую-нибудь из старых дев Лиги, Вилли вел себя с привычным олимпийским спокойствием, вино на этот раз остудили как следует, на пикнике на берегу острова Иннисфри никто не захворал от переедания и теплового удара и т. д. Ты сейчас думаешь, наверное, ну и что такого необычного могло случиться. Терпение, мой дорогой Хэнни. Терпение! Гром грянул, лишь когда «Грания» оказалась в пределах видимости пристани Раткеннеди. Вилли, как водится, собрал вокруг себя небольшую группу подхалимов и потчевал их какой-то ученой белибердой о кельтском мистицизме и оккультизме новой эры, и тут эта девочка из Десмондов, юная Эмили – словно чертик из коробочки, Хэнни! – продемонстрировала серию фотографий, на которых, как она утверждала, изображены существа из легенд, обитающие в лесу вокруг ее дома. Разумеется, поднялся такой шум, что я обязана была выяснить, какова причина ажитации. Беднягу Вилли чуть не хватил апоплексический удар, и… как бы выразиться без крепких словечек… Господи боже ты мой! Она не соврала. Десять снимков с заметками о том, где, когда и как был сделан каждый, вплоть до погодных условий! [17] Некоторые, должна признать, оставляют чересчур большой простор для воображения – на них лишь тени, которые с одинаковой легкостью могут быть ветвями деревьев, рогами или наконечниками копий Дикой охоты, состоящей, как она утверждает, из сидов. Но есть и куда менее сомнительные – два снимка дерзкой потаскушки в наряде из кожаных ремешков, с луком размером с нее саму и с улыбкой, которую можно поместить где-то между улыбкой Джоконды и ухмылкой какой-нибудь мадам с Монтгомери-стрит. Еще убедительнее выглядит фотография с шестью маленькими лесными нимфами – ради всего святого, Хэнни, они умываются, черпая росу из цветов наперстянки! И самые неопровержимые – последние два снимка в серии: маленький обнаженный манекен с головой лошади и сама Эмили, с улыбкой смотрящая на крошечную крылатую женщину, что сидит у нее на ладони и расчесывает длинные волосы собственными пальчиками.
16
Зеленый флаг с золотой арфой – неофициальный и широко известный символ Ирландии, придуманный в XVII веке Оуэном О’Нилом.
17
В основе этого сюжетного поворота лежит история о феях из Коттингли – мистификация, случившаяся в 1917–1921 годах, одной из жертв которой стал сам Артур Конан Дойл.
Дорогой мой Хэнни, ну что тут скажешь! Я сама видела фотокарточки и убеждена в их подлинности. Если бы это устроил опытный фотограф, сомнения могли бы возникнуть, но Эмили Десмонд всего пятнадцать лет!
Конечно, с того дня Вилли пребывает в прекрасном настроении и жаждет организовать серию интервью с Эмили, желательно под гипнозом, чтобы окончательно доказать существование мистического мира, отличного от нашего, но имеющего точки соприкосновения с ним. Еще до того, как я услышала слово «гипноз», я подумала о тебе, Хэнни, – в конце концов, ты ведущий исследователь странного и сверхъестественного в нашей стране. Вилли не имеет ни малейшего представления о месмеризме или, если на то пошло, о научных изысканиях, поэтому я предложила ему тебя, перечислив кое-какие заслуги, и теперь он настаивает, чтобы ты приехал. Знаю, тебя вряд ли придется просить дважды – но, пожалуйста, придержи лошадей, не начинай бросать вещи в чемоданы, звонить на вокзал и т. д. Сперва я кратко изложу детали.