Король — узник Фантомаса
Шрифт:
Несколько минут Масон стоял в растерянности, затем стал спускаться по лестнице в ещё более угнетённом состоянии духа, чем раньше, рассуждая про себя о недостойном поведении некоторых людей, бегающих по ночам с места на место, так что за ними даже невозможно уследить!
Едва бригадир переступил порог отделения, как на него обрушился град упрёков и обвинений:
— Ну вот, наконец-то вы явились, Масон! Где же вы пропадали, друг мой? Оставить своё служебное место в такой ответственный момент! Я крайне недоволен вашим поведением! Вы обманули моё доверие! Честное слово, я просто вынужден подать на вас рапорт… Где вы были, в конце концов?
Распекавший
«Я сплю или бодрствую?» — спрашивал себя Фандор, с трудом приоткрывая глаза. Всё тело у него ломило, в горле саднило и ужасно хотелось пить… Но главное, он никак не мог отдать себе отчёт: где он находится и как сюда попал. В полумраке он различал вокруг совершенно незнакомые предметы — кресла, конторку, письменный стол, гардины на окнах… Борясь со сном, он хотел протереть глаза, и тут заметил, что он спит, одетый во фрак. Теперь он почувствовал, как крахмальный воротничок врезается ему в шею, а манжеты сползли на кисти рук. Кроме того, связка ключей, лежавшая в кармане, больно колола ему бок… Сомнений не было: он спал почему-то одетый, укрытый вместо одеяла своей шубой, а неподалёку на стуле зловеще отсвечивал его цилиндр. И тут сознание, наконец, вернулось к нему…
Ну да, чёрт возьми, он был в комиссариате полиции на улице Курсель, его привели сюда полицейские, арестовавшие его на улице Монсо по подозрению в убийстве Сюзи д'Орсель… По мере того как он восстанавливал в памяти события истекшей ночи, им овладевала растущая тревога. «Куда же это меня поместили? — спрашивал он себя. — Это явно не камера для заключённых. А где король? Интересно, его тоже арестовали?»
С трудом присев на диване, на котором но провёл ночь, он более внимательно оглядел комнату. На стенах в рамках из красного дерева и позолоченного багета висели английские хромолитографии, изображавшие охотничьи сцены, портреты актрис, дешёвые офорты. В одном углу стояли полки с книгами, в другом громоздились папки с делами. На массивном письменном столе стояли не менее массивные пресс-папье и чернильный прибор без чернил, зато непосредственно перед прибором красовалась скромная бутылочка чернил стоимостью в два су. Стулья, два кресла, газовая печка и диван, на котором в данный момент сидел Фандор, дополняли меблировку. Журналист внимательно осматривал все эти предметы, стремясь навести ясность в мыслях и привязать их к простым и ясным вещам.
«Это рабочий кабинет комиссара полиции, — думал он, — но почему, чёрт возьми, они поместили меня сюда?» Он припомнил, сколь обходительно обращались с ним полицейские во время ареста, и вдруг догадка осенила его: «Меня принимают за какую-то высокопоставленную персону! Поскольку арестовали меня у любовницы короля Фридриха-Христиана, меня считают одним из его приближённых… И потому не решаются обращаться со мной, как с обычным убийцей… Правда, мне от этого не легче: всё равно надо мной тяготеет обвинение в убийстве, или, самое меньшее, — в соучастии… И я не могу привести никаких доказательств в своё оправдание… Одна надежда на короля. Мне кажется, если не ошибаюсь, что в последний момент он сказал мне, чтобы я не волновался… что он вызволит меня… или что-то в этом роде… Да, сказать-то легко, а вот как он поступит на деле?»
Но таков уж был склад ума Жерома Фандора, что, в какие бы трагические переделки он ни попадал, он всегда умел видеть и комическую сторону. Улыбнувшись, он проворчал себе под нос:
— Моя невиновность станет ясна как день, едва только найдут настоящего преступника… Вот только найдут ли его? Зато какой сенсационный репортаж сможет у меня получиться! А пока — наберёмся терпения и не будем совершать необдуманных поступков… Меня должны подвергнуть допросу, и по тому, какие вопросы мне станут задавать, я смогу составить представление о собственном положении… Не вечно же мне сидеть в кабинете комиссара полиции! Может быть, хозяину этого кабинета — как это ни невероятно — вдруг захочется поработать?.. Попробую всё же напомнить о своём существовании…
И, подойдя к двери, он крикнул:
— Эй! Есть здесь кто-нибудь?
Фандор понимал, что его вопрос звучит глупо: в отделении полиции всегда кто-нибудь да есть. Дверь тотчас же отворилась, и какой-то господин в чёрном костюме и белом галстуке вошёл в комнату. Он раздвинул гардины на окнах и повернулся к Фандору:
— Вы изволили проснуться… сударь?
Журналист обратил внимание и на почтительный тон вопроса, и на многозначительную паузу, которая предшествовала слову «сударь». Охваченный изумлением, он молчал некоторое время. Кто был этот вежливый господин? Сам комиссар или его секретарь?
— Да, изволил… — ответил он в тон своему собеседнику. — Ох, всё тело ломит…
Всё так же почтительно господин в чёрном проговорил:
— Я вас понимаю… Надеюсь, вы извините нас… К сожалению, меня не было в отделении, а простые полицейские… вы понимаете?.. Я лично хотел принести вам извинения…
«Ну и нравы царят в здешнем отделении полиции! — с изумлением подумал Фандор. — Какая великосветская любезность в обращении с преступниками! Правда, меня, вероятно, принимают за приближённого короля Фридриха-Христиана…» И, приняв вид непоколебимого достоинства, он заявил:
— Хорошо, я принимаю ваши извинения, господин… господин?
— Господин Перража, комиссар окружного отделения полиции! — поторопился подсказать его собеседник.
— Да, да… Прекрасно!
Фандор едва удержался, чтобы не добавить: «Очень рад познакомиться!» В данной ситуации это было бы уже слишком!
Между тем комиссар продолжал:
— Принимая во внимание некоторые обстоятельства… прискорбные обстоятельства… я счёл за благо… я отдал распоряжение… В общем, экипаж будет готов через несколько минут… Вы можете быть уверены в скромности моих подчинённых… Они ни о чём не подозревают…
— Прекрасно! Прекрасно! — повторял Фандор, стараясь не выдавать своего недоумения. Что за экипаж будет готов через несколько минут? Куда его собираются везти? Что означают слова: «Они ни о чём не подозревают»?
«Мне кажется, — подумал журналист, — что он призывает меня не разглашать случившееся… Что ж, это и в моих интересах! Если меня собираются освободить по ходатайству короля, то лучше мне держать язык за зубами и не объявлять, кто я такой на самом деле».
— Вы можете рассчитывать на меня, — сказал он вслух.
— Я уже распорядился, чтобы предупредили консьержку, — продолжал комиссар всё тем же почтительным тоном. — Она будет молчать… Впрочем, она вам очень предана… Главное, чтобы об этом не узнал ни один журналист… Я имею в виду события этой ночи…
Словоизлияния комиссара были прерваны появлением бригадира Масона, доложившего, что экипаж подан. Фандор встал и снова удивился, когда комиссар бросился подавать ему шубу.
— Вы желаете ехать в сопровождении или один? — спросил комиссар.